фигурок: они оседлали тот самый холм, откуда всего несколько часов назад
он катился кубарем вниз, к воротам, в поисках убежища. Фигурки были
слишком далеко, чтобы рассмотреть их толком. Пожалуй, они слегка
напоминали рептилий и казались угольно-черными, но был ли это естественный
цвет их кожи или обман зрения, порожденный тем, что приходилось смотреть
против солнца, художник решить не смог.
обычное для них занятие - сидят и наблюдают за нами. Надо думать, мы
интригуем их ничуть не меньше, чем они нас.
несомненно панический крик, вопль ужаса. Потом крик подхватили многие, на
разные голоса.
воздух, как крылья мельницы, ноги мелькали так, что сливались в смутное
пятно. На расстоянии бегун выглядел совсем игрушечным, но направлялся он
несомненно в северо-восточный угол территории, прямо к четерехфутовому
заборчику внутри основной, более высокой ограды. За ним неслась целая
толпа преследователей с явным, но тщетным намерением догнать бегущего и
повалить наземь.
вперед, но запнулся, открыл рот, чтобы присоединиться к крику, но задохся.
Бегун перемахнул внутренний заборчик одним прыжком. Ближайший из
преследователей отставал на много футов.
током. Его словно стерло ослепительной вспышкой, вдоль проволоки пробежали
язычки пламени, яркого и искристого, как фейерверк.
пятно, отдаленно напоминающее человека. Толпа будто издала тяжкий вздох и
стихла. Преследователи остановились, на какой-то миг утратив способность
шевелиться. Потом одни побежали снова, другие нет, и опять зазвучали
голоса, хотя криков стало поменьше. Лэтимер глянул на вершину холма - там
было пусто. Динозавры куда-то пропали. И Саттон тоже сгинул без следа.
самый Брин, глава группы оценки, единственный, если верить Гейлу, кто мог
бы объяснить, отчего его, художника, решили заманить в дом на берегу. Тот
самый Брин, погрязший в психологических тонкостях, вникавший в характер
каждого клиента, сопоставлявший каждый характер с экономическими
выкладками, с индексами социальной диагностики и Бог весть с чем еще, и
все ради решения: позволить ли клиенту оставаться в первичном мире, как и
раньше, или изъять его оттуда раз и навсегда. А ныне изъяли самого Брина -
и изъяли куда решительнее, чем любого из остальных".
Саттоном как раз собирались выпить. Лэтимер четко ощутил, что нужда не
отпала, рюмка не повредит, и решительно зашагал к подъезду.
столиком в углу, не притрагиваясь к стоящим перед ними стаканам.
разговор, и еще кто-то, оккупировав бар самообслуживания, сосредоточенно
подливал себе из бутылки. Лэтимер направился к бару, взял чистый бокал.
Человек у стойки произнес:
вас здесь прежде.
назад...
нашлось. Пришлось согласиться на другой, чуть похуже, зато плеснул он себе
поверх льда, щедро, от души. Рядом стояли подносы с сандвичами. Он положил
себе на тарелку два.
Брином?
Гейл называл мне его имя.
Что-то тут не так.
неаппетитное зрелище! Другой повесился...
оторвавшись от стойки, направился к вновь прибывшему. Лэтимер остался
наедине со своим бокалом и сандвичами. Народу больше не прибавлялось, и
ему сделалось одиноко. Внезапно на него обрушилось чувство, что он здесь
иностранец, незваный и всем чужой. Наверное, это неприятное чувство сидело
в нем все время, но здесь, в пустоте вестибюля, поразило его с особенной
силой. Можно было присесть за какой-нибудь столик или в кресло, или на
краешек дивана, благо свободных столиков, кресел и диванов было хоть
отбавляй. Можно было подождать, чтобы кто-то составил ему компанию, но он
содрогнулся при самой мысли об этом. Не хотелось ни знакомиться с этими
людьми, ни тем более разговаривать с ними. По крайней мере, сейчас
хотелось держаться от них подальше.
бутылке и долил бокал до краев, вышел из вестибюля и поднялся лифтом на
свой этаж. В комнате выбрал самое удобное кресло и расположился в нем,
водрузив тарелку с сандвичами на столик. А затем позволил себе вволю
хлебнуть из бокала, поставить его рядом на пол и объявить вслух:
потихоньку опять собирается воедино, как осколок за осколком вновь ищут и
находят свои законные места, возвращая ему, Лэтимеру, ощущение цельности,
ощущение собственной личности. Без всякого усилия он стер из памяти Брина,
Саттона и вообще события последних часов - он хотел быть всего-навсего
человеком, расположившимся в удобном кресле в своей комнате, и это ему
удалось.
властителях мира. Нет, им мало завладеть одним миром, они желают
заполучить в рабство все остальные миры. Но какова методичность,
предусмотрительность - и какова наглость. Им, видите ли, нужна
уверенность, что освоение других миров обойдется без противников,
тявкающих им вслед, без энтузиастов, требующих охраны окружающей среды в
этих мирах, и без фанатиков, самозабвенно протестующих против засилья
монополий. Им нужна только и единственно примитивная деловая этика вроде
той, какую насаждали надменные бароны-лесопромышленники, возводившие для
себя имения наподобие дома на берегу.
выяснилось, осталось уже меньше половины. Надо было прихватить с собой всю
бутылку, никто бы не возразил. Потянувшись за сандвичем, он быстро сжевал
его, взялся за второй. Сколько же времени прошло с тех пор как ему
случилось поесть в последний раз? Он бросил взгляд на часы и мгновенно
понял, что время, которое они показывают, в этом мире мелового периода
недействительно. Факт был бесспорным и все же озадачил его: откуда взялась
разница во времени между мирами? Может, ее и нет - по логике вещей, не
должно бы быть, но тогда влияют какие-то иные факторы... Он поднес
циферблат к самому лицу, но цифры плясали, а стрелки не хотели
согласовываться друг с другом. Тогда он хлебнул еще.
одеревенела, ноги сводило судорогой. Однако затмение вскоре кончилось,
память вернулась, подробности последних двух дней обрушились на него
лавиной - сперва они были разрозненны, но быстро выстраивались в цепь,
смыкались в узор беспощадной реальности.
отражался в пустом бокале. На столике неподалеку стояла тарелка с
половинкой сандвича. Вокруг царила полная тишина, ниоткуда не доносилось
ни звука. Должно быть, мелькнула мысль, уже за полночь, и все угомонились.
А что если в здании и вовсе никого нет? Может, по стечению обстоятельств,
по каким-то неведомым причинам вся штаб-квартира эвакуирована и в ней уже
ни души, кроме проспавшего художника? Хотя такое, он понимал и сам, крайне
маловероятно.
стелился чистым серебром, гравированным там и сям глубокими тенями. Где-то
сразу за оградой улавливался намек на движение, но что именно движется,
различить было нельзя. Наверное, какой-нибудь зверек рыщет в поисках пищи.
Ведь там заведомо есть не только рептилии, но и млекопитающие, быстроногие
и пугливые, приученные держаться настороже и убираться с дороги. Судьба не
дала им здесь шанса развиться так же, как в первичном мире, где миллионы
лет назад некий катаклизм очистил планету от былых владык и создал вакуум,
который можно и нужно было заполнить.
волшебство ли видеть новый с иголочки мир, не тронутый руками и
инструментами человека, мир чистенький, не ведающий мусора? И если он
рискнет выйти наружу и побродить под луной, не повлияет ли незваное
присутствие человека, которому здесь не место, на это впечатление, не
исчезнет ли колдовство?
его отделял лишь небольшой коридорчик, а за ним дверь. По коридору он
прокрался на цыпочках, хотя и не мог бы объяснить, почему, вроде бы в
Володихин Дмитрий
Каргалов Вадим
Орлов Алекс
Гуревич Георгий
Майер Стефани
Суворов Виктор