знак бармену повторить.
увидел, что напротив меня в темной кабинке кто-то сидит. Целую секунду я
моргал, пытаясь рассмотреть таинственное лицо. На миг мое сердце бешено
забилось - Фанни! - но моргнув еще раз, я произнес вслух:
завтраком. Однако вырез платья опустился ниже, а лицо и плечи словно
светились в полумраке.
Наморщив лоб, я уставился на Дайану Филомель. - Что за обещание?
за ужином?
опустился на почерневшую от времени деревянную скамью.
посмотрел на даму и слегка сощурился, чтобы в глазах не двоилось. - Знаете
это слово, миледи?
дома найдется что выпить. Вы сможете опрокинуть рюмочку, пока будете
рисовать.
перебрал, но виски не повлияло на мою осмотрительность.
заговорщицким шепотом. - В такой момент он не может быть вдали от
средоточия власти. Пойдемте, моя машина у входа.
может, за меня расплатилась леди Филомель. Помогала ли она мне выйти из
бара, тоже не помню; впрочем, кто-нибудь да помог. Вероятно, шофер. Мне
припоминается какой-то мужчина в серой униформе. Я вроде бы опирался на
его плечо.
нашей, и мы, сидя на подушках, любовались пейзажем. Я насчитал один, два
портала, а затем мы вырвались из Конкурса на простор и начали набирать
высоту. Внизу - голубые поля, вверху - желтое небо. Красивые особняки,
построенные из чего-то вроде черного дерева, на вершинах холмов, меж
маковых полей и бронзовых озер. Возрождение-Вектор? Для данного времени и
места это был слишком трудный вопрос, и поэтому я привалился головой к
прозрачной стенке, решив отдохнуть минутку-две. Надо отдохнуть. Меня ждет
работа над портретом леди Филомель, ха-ха.
Гробнице. Он преследует Ламию Брон и отца Хойта. Он солгал Ламии: его
визор и датчики работают нормально, вопреки змеящимся вокруг электрическим
разрядам. Эти двое наверняка выведут его к Шрайку. Так на Хевроне охотятся
на горных львов - привязываешь к дереву козу и ждешь.
тактическом дисплее и стрекочут в импланте. Оставить спящих - Вайнтрауба и
его дочь, Мартина Силена и Консула - под защитой одной лишь автоматики -
заведомый риск. Но Кассад серьезно сомневается в своей способности
остановить Шрайка. Все они козы, связанные, ожидающие. Он хочет одного -
найти, пока жив, женщину-призрак по имени Монета.
Кассада, барабаня кулаками песчинок по его скафандру. Не будь у Кассада
визора, он давно бы ослеп. Дюны пылают электрическим огнем, мини-молнии с
треском вьются вокруг его ног. Он идет широкими шагами, стараясь не
потерять тепловой след Ламии. Из ее открытого комлога потоком льется
информация. Отключенные каналы Хойта сообщают лишь, что он жив и
двигается.
невидимой массы, нависшей над ним, как каблук гигантского сапога. Затем
поворачивает в глубь долины и видит в инфракрасных лучах Нефритовую
Гробницу ~ дыру в тепловом фоне, холодный силуэт. Хойт как раз входит в
полукруглым проем; Ламия отстает от священника метров на двадцать. Это
единственные движущиеся объекты в долине. Приборы из лагеря, скрытого
ночью и бурей, сообщают, что Сол и ребенок спят, Консул просто лежит и
бодрствует. Чужих на территории лагеря нет.
загребая песок своими длинными ногами. В эту секунду он отдал бы все на
свете, чтобы подключить свои тактические каналы к следящему спутнику, а не
перебирать разрозненные кусочки картины. Он ежится внутри своих доспехов и
шагает дальше.
метров, когда ветер превращается в ураган. Под его напором она дважды
теряет равновесие, бухаясь лицом в песок. Молнии становятся настоящими -
яркие вспышки раскалывают небо, на миг освещая призрачную Гробницу
впереди. Дважды она пытается связаться с Хойтом, Кассадом или другими -
кто может спать в такую грозу? - но комлог и импланты не улавливают
ничего, кроме треска разрядов. Какофония на всех волнах. После второго
падения Ламия, с трудом встав на четвереньки, осматривается. Пусто. С того
момента, как чей-то силуэт мелькнул около входа в Гробницу, она не видела
ничего, напоминающего человеческую фигуру.
пронести себя последние несколько метров и замирает перед входной аркой.
какой-то иной причине Нефритовая Гробница ярко светится, бросая мертвящие
зеленые отблески на песок и руки Ламии. Она последний раз пытается вызвать
кого-нибудь по комлогу, а затем переступает порог Гробницы.
Ватикана на Пасеме и верный слуга его святейшества Папы Урбана XVI,
изрыгает непристойности.
Просторные залы уступили место узким комнатам, а коридоры столько раз
пересекали сами себя, что Хойт окончательно запутался в этих бесконечных
катакомбах. Он устал брести между светящимися зелеными стенами. Ему
кажется, что днем, когда паломники обследовали гробницу, этого лабиринта
не было, не видел он его и на карте - впрочем, карта осталась в палатке.
Боль, сопровождавшая его много лет, ставшая его вечной спутницей с тех
пор, как проклятые бикура наделили его двумя крестоформами, его
собственным и Поля Дюре, вдруг стала невыносимой и грозит свести его с
ума.
понимая, какие слова срываются с его уст. Этих слов он не произносил с
дней своего детства. Он жаждет освобождения. От боли. От бремени ДНК Поля
Дюре, личности... души Дюре... сокрытой в крестообразном паразите,
присосавшемся к его спине. От бремени ужасного проклятия - гарантии
собственного беззаконного воскресения, пустившей корни в его груди.
не бикура, которых больше нет. Затерянное племя колонистов, столько раз
воскрешавшихся их собственными крестоформами, что они превратились в
идиотов, в простые вместилища собственной ДНК и ДНК своих паразитов, было
вместе с тем и племенем священников - священников Шрайка.
освященной Его Святейшеством, святые дары, пресуществленные на
Понтификальной мессе, и описание древнего церковного ритуала изгнания
дьявола. Все это, напрочь забытое, лежит в запечатанном пакете в кармане
плаща.
мыслимые границы. Полная ампула ультраморфина, которую он ввел себе лишь
пятнадцать минут назад, не помогает. Отец Хойт с воплями разрывает на себе
одежду, сдирает тяжелый плащ, черную блузу и римский воротник, штаны,
рубашку, нижнее белье. Голый человек, дрожащий от боли и холода в
светящихся коридорах Нефритовой Гробницы, выкрикивает непристойности в
пустоту.
помещение, которое гораздо просторнее всех запомнившихся ему по дневной
экскурсии. Голые, просвечивающие стены - тридцать метров в высоту - по
обеим сторонам пустого пространства. Хойт спотыкается, падает на колени и,
глянув вниз, обнаруживает, что пол под ним почти прозрачный. Под его
тонкой перепонкой - вертикальная шахта глубиной не меньше километра. На
дне ее бушует пламя. Красно-оранжевые блики пляшут по стенам зала.