полного безумия. В действительности они абсолютные анархисты. А теперь,
если мы исследуем вэйлианский язык, мы найдем если не причину такого их
поведения, то по крайней мере явное сходство. Язык Вэйла - это сплошь
импровизация, с минимумом правил. Там любой выбирает себе язык, как ты или
я - цвет одежды.
выбираем - никто не наденет костюма, приличествующего представителю другой
социальной прослойки - иначе его просто не поймут.
внимание платье. Может быть, отчасти вследствие этого психическая
ненормальность - очень редкое явление. И практически все пятнадцать
миллиардов паонитов нормальны. То ли дело на Вэйле! Там живут совершенно
стихийно - и в языке, и в манере одеваться отсутствуют какие бы то ни было
законы. Возникает вопрос: является ли язык первопричиной или лишь
зеркальным отражением этих странностей? Что первично: язык или поведение?
между языком и поведением людей, ты, наверное, захочешь выучить язык
Брейкнесса.
мы меняемся в процессе обучения, но ты никогда не станешь настоящим
человеком Брейкнесса. Ты родился паонитом - им ты и останешься. Но говоря
на нашем языке, ты поймешь нас, и если ты будешь думать так же, как твой
собеседник, ты не сможешь его ненавидеть. Теперь, если ты готов, начнем.
рыбачили в океанах, а в некоторых районах добывали из воздуха путем
фильтрации цветочную пыльцу - для изготовления пирогов с приятным медовым
вкусом. Каждый восьмой день был базар, каждый шестьдесят четвертый день
люди собирались на певческих полях и распевали гимны, каждый пятьсот
двенадцатый день проходили общеконтинентальные ярмарки.
забыто. Налоги Бустамонте были не такими изнурительными, как во время
правления Аэлло, да и правил он с минимумом помпезности, что, впрочем,
приличествовало его двусмысленному праву на Черном Троне.
личной безопасности стала навязчивой. Дюжина обыкновенных просителей,
однажды позволившая себе просто слишком резкое движение, была испепелена
огнеметами мамаронов. Бустамонте также вдруг вообразил, что является
объектом унизительных насмешек, и другие поплатились жизнью за слишком
веселое выражение лиц в тот момент, когда Панарх глядел на них. Но самой
горькой пилюлей, отравлявшей всю жизнь Бустамонте, стала дань, которую он
обязался выплачивать Эбану Бузбеку, Гетману Брумбо. Каждый месяц
Бустамонте набирался мужества отказаться от уплаты, но всякий раз
побеждала осторожность, и Регент в бессильной ярости выплачивал положенный
миллион марок.
приземлился яркий красно-желто-черный корабль, на борту которого находился
Корморан Бенбарт, отпрыск молодой ветви Бузбеков.
лендлорда, наносившего визит на ближайшую ферму. Корморан Бенбарт
приветствовал Бустамонте с небрежной благосклонностью.
бесстрастное выражение лица. Как того требовала церемония, он
поинтересовался:
потрясающими ржаными усами, изучал Бустамонте глазами синими, как
васильки, широко распахнутыми и невинными, как небеса Пао.
Фейдене, который - может быть, вы знаете - воюет с южными провинциями
клана Гриффин. Я нуждаюсь в средствах для строительства фортификационных
сооружений и вербовки рекрутов.
миллион марок, за что я был бы вам весьма благодарен.
в невинные синие глаза, и мысль его бешено работала. Было совершенно ясно,
что это не что иное, как вымогательство, подкрепленное скрытой угрозой
насилия, которому он ничего противопоставить не мог. С чувством
безысходности Бустамонте приказал доставить требуемую сумму и принимал
благодарности Бенбарта в мрачном молчании.
а Бустамонте клокотал от гнева. Только сейчас он понял, что должен
спрятать в карман свою гордость и обратиться за помощью к тем, кого
однажды отверг: к Магистрам Института Брейкнесса.
планету Джорнел, где был принят на борт почтово-пассажирского корабля.
Вскоре он прибыл на Брейкнесс.
и был препровожден вниз, к Институту.
Пао. В сущности, на него вообще никто не обращал внимания. Бустамонте был
раздосадован. Он подошел к выходу и поглядел вниз, на город. Слева
располагались заводы и фабрики, справа виднелась темная масса Института, а
между ними - дома, резиденции и усадьбы, каждая со своим отдельным
спальным корпусом.
легонько похлопал Бустамонте по руке, и знаком попросил его посторониться.
Бустамонте отступил - вереница молодых женщин, около двадцати, с волосами
цвета сливок, прошла мимо него. Они вошли в машину, похожую на жука,
которая поехала вниз по склону.
пуст. Бустамонте, белый от ярости, с пляшущими на скулах желваками, в
конце концов удостоверился, что либо его здесь никто не ждал, либо никто и
не собирался его встречать. Это было невыносимо! Он должен привлечь
внимание к своей персоне!
жестикулировать. Двое проходивших мимо замешкались, но когда он
по-паонитски велел им позвать кого-нибудь из служащих, поглядели на него
безучастно и пошли своей дорогой.
выругался по-паонитски и снова подошел к выходу. Показался поселок,
ближайший дом находился примерно в полумиле. Бустамонте в тревоге поглядел
в небо. Маленькое белое солнце уже скрывалось за скалами, мрачный туман
клубился над Рекой Ветров, селение окутывала темнота.
своих двоих шагать в поисках крова, как какой-нибудь бродяга. Он с мрачной
решимостью распахнул двери и вышел. Ветер подхватил его, толкая в спину,
заползая под его тонкие паонитские одежды. На своих толстых коротких ногах
Бустамонте побежал вниз по улице. Продрогший до костей, с болью в легких,
он подошел к ближайшему дому. Туфовые стены возвышались над ним, но не
было видно ни одного окна. Он обошел весь фасад, но не нашел входа.
Вскрикивая от ярости и боли, снова побрел по дороге.
затылок. Панарх подбежал к другому дому и на сей раз отыскал дверь, но на
его стук никто не ответил. Он сдался, корчась и дрожа, с окоченевшими
ногами и разбитыми в кровь пальцами. Тьма сгустилась настолько, что он
почти не разбирал дороги.
отчаянный стук в дверь. В ярости Бустамонте схватил камень и запустил им в
ближайшее окно. Стекло зазвенело - о, какой приятный звук! Двери
отворились - Бустамонте, вконец окоченевший, упал на пороге, как
срубленное дерево.
неподвижно, расставив ноги, выпучив глаза, дыхание хрипло вырывалось из
его груди, словно рыдания.
не слушались. - Это плохой прием - кто-то дорого за это заплатит!
знал. Он покачал головой - казалось, все это ему надоело. Он покосился на
дверь, словно собираясь выставить непрошенного гостя.
Палафоксу, Палафоксу! Вы слышите - к Палафоксу!