вымученная его улыбка, и опасаясь, что собеседник это тоже понимает.
звучал уже менее приветливо. - Ну, доктор, на этот раз вам выпал
действительно фантастический случай! Только закончив работу, постарайтесь
как можно скорее стереть мнемограмму. Поверьте, это отнюдь не те
воспоминания, что хотелось бы сохранить надолго. Поставьте вот здесь
отпечаток пальца и присядьте вот туда.
образовательной машины, Конвей старался выглядеть особенно невозмутимым и
не избегать жестких и умелых рук. Короткие волосы О'Мары отливали тусклым
металлическим блеском, и взгляд у него тоже был металлический, колючий.
Конвей понимал, что этот взгляд сейчас фиксирует все его реакции, а
острый, проницательный ум делает соответствующие выводы.
Да, пока вы не ушли, доктор, вот еще что: думаю, нам с вами не мешало бы
провести небольшую беседу установочного характера, если можно так
выразиться. Не сейчас, конечно, сейчас у вас серьезный случай, но и
особенно не откладывая.
приобретенная информация улеглась в голове соответствующим образом. Однако
он неотвязно думал о назначении монитора, который относился к
высокопоставленной части постоянного персонала Госпиталя, да к тому же еще
был врачом. Как можно совмещать две такие разные профессии? Конвей подумал
о нарукавной повязке, которую носил. На ней были изображены черный и
красный круги тралтан, пылающее солнце дышащих хлором илленсанов и
обвивающая чашу змея земных медиков - известные всем медицинские символы
трех главных рас Галактического союза. А тут этот доктор О'Мара, чьи
петлицы на воротнике свидетельствовали, что он - целитель, а нашивки на
рукавах говорили, что к медицине никакого отношения не имеет.
разузнает, почему главный психолог Госпиталя является еще и монитором.
наблюдал, как раздваивается его сознание - верный признак того, что
программа "прижилась". Подойдя к операционной, он уже ощущал себя сразу
двумя существами - и земным человеком по имени Конвей, и огромным
пятисотчленным тельфианским психоединством, которое должно было
регистрировать все, что касалось физиологии этой расы. В таком раздвоении
состоял единственный недостаток системы мнемограмм, если это можно было
считать недостатком. В мозгу, прошедшем "обучение", в равной мере
запечатлевались не только факты, но и личность существа, хранившего эти
факты. Не удивительно, что диагносты, порой державшие в памяти до десяти
мнемограмм сразу, вели себя несколько странно!
облачаясь в противорадиационные одежды и готовясь к предварительному
осмотру своих пациентов. Все чаще он подумывал о том, чтобы самому стать
диагностом. Основная задача диагноста состояла в том, чтобы, используя
свою наполненную мнемограммами память, вести самостоятельные исследования
в области ксенологической терапии и хирургии, прибегая к консилиуму лишь
при отсутствии мнемограммы, когда необходимо поставить диагноз и наметить
курс лечения.
удостоил пациента своим вниманием, тот должен быть уникальным больным и
лежать на смертном одре. Но уже если диагност взялся за него, считай,
больной выздоровел, - диагносты с методичным однообразием творили чудеса.
Конвей знал, что врачи более низкой квалификации всегда боролись с
искушением не стирать содержимое мнемограммы, а сохранить его в памяти в
надежде сделать какое-нибудь оригинальное открытие, которое их прославит.
Однако люди здравомыслящие, подобные ему, этим искушением и
ограничивались.
их он все равно не мог, даже прибегнув к зеркалам и защитным экранам.
Однако он знал, как они выглядят и внутри и снаружи - ведь мнемограмма, в
сущности, превратила его в одного из них. Этих сведений вместе с
результатами обследования и историей болезни было достаточно, чтобы
приступить к лечению.
управляющего межзвездным кораблем, на котором произошла авария одного из
ядерных реакторов. Эти маленькие, похожие на жучков и, если брать их
порознь, весьма тупые создания были пожирателями радиации, но происшедшая
вспышка была слишком мощной даже для них. Болезнь можно было
классифицировать как исключительно тяжелый случай переедания в сочетании с
чрезмерной стимуляцией всех органов чувств, в особенности болевых центров.
Поместив тельфиан в антирадиационный контейнер и посадив на голодную
радиационную диету (что исключено в условиях их радиоактивного корабля),
Конвей уже через несколько часов, похоже, для семидесяти процентов из них
успешно провел бы лечение. Даже сейчас он мог сказать, кто из его
пациентов попадет в число счастливчиков. Судьба остальных была трагичной:
даже избежав физической смерти, они испытают более страшную участь -
утратят способность к взаимослиянию разумов, а для тельфиан это
равносильно превращению в беспомощного калеку. Только приобщившись к
образу мышления, характеру и инстинктам тельфианина, можно было осознать
истинную глубину подобного несчастья. И, судя по истории болезни, на это
обречены были именно те существа, которым удалось приспособиться к
ситуации и сохранить способность действовать, что позволило за несколько
секунд спасти корабль от полного уничтожения.
единственный способ. В процессе подготовки сервомеханизмов к предстоящей
процедуре Конвея не оставляла мысль, что способ этот в высшей степени
нежелателен. Это был сознательный риск - ставка здесь делалась на
объективную клиническую статистику, которую не в состоянии были изменить
все его усилия. Он ощущал себя чем-то вроде обыкновенного механизма.
шестнадцать из его пациентов страдают тельфианским эквивалентом острого
несварения желудка. Этих особей он отделил и заключил в закрытые,
поглощающие радиацию сосуды, чтобы вторичное излучение их все еще
"горячих" тел не тормозило процесса лечения. Сосуды он поместил в
небольшую реакторную установку с нормальным для тельфиан уровнем радиации
и к каждому сосуду подсоединил детектор, рассчитанный на снятие
экранировки, как только спадет избыточная радиоактивность.
в другой реактор, и когда настраивал приборы, чтобы воспроизвести условия,
возникшие внутри корабля в результате аварии, раздался сигнал
коммуникатора. Конвей прежде закончил наладку, все проверил и только потом
отозвался:
запрос относительно пострадавших. Можете ли вы сообщить им какие-нибудь
новости?
но ему очень хотелось, чтобы они были лучше. Разрушение или перестройка
однажды сформированного тельфианского психоединства была аналогична лишь
смертельной травме, и Конвей, впитав мнемограмму, ощущал это всем своим
существом. Он говорил, взвешивая каждое слово:
семи оставшихся, боюсь, половина умрет, но кто именно, станет ясно только
через несколько дней. Я дал им двойную норму радиации и будут постепенно
снижать этот уровень до нормального. Понятно?
своим первым самостоятельным случаем, а Конвей испытывал разочарование.
Теперь, когда самое страшное было уже позади, в сознании его все как-то
перемешалось. Неотвязно крутилась мысль, что семь пополам - это три с
половиной. Так как же быть с этой чертовой половинкой тельфианина? Он
все-таки надеялся, что в живых останутся четверо, а не трое, и что у всех
четверых сохранятся все их способности. Он думали о том, как хорошо,
наверно, быть тельфианином, непрерывно впитывать в себя радиацию и все
богатые разнообразные ощущения составного тела. От этих мыслей собственное
тело стало казаться ему каким-то одиноким. Не без усилия над собой он
заставил себя покинуть уютное тепло радиационной.
люку. Самым правильным было бы теперь явиться в Образовательную секцию,
чтобы стереть тельфианскую мнемограмму, собственно, ему даже приказали так
поступить. Но туда не хотелось идти; перспектива встречи с О'Марой не
радовала, больше того - страшила. Конвей знал, что все мониторы ему
неприятны, но тут примешивалось нечто другое. Скорее всего то, как отнесся
к нему О'Мара при разговоре. Конвей ощущал себя приниженным, словно О'Мара
в чем-то его превосходил, а он не мог мириться с мыслью о собственной
приниженности рядом с каким-то жалким монитором!
уравновешенному, вообще должны быть чужды подобные чувства, да еще если
Шилова Юлия
Конюшевский Владислав
Свержин Владимир
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Роллинс Джеймс