смертельными болезнями, что распространяются как пламя в луже нефти, и
убили бы их всех в течение дня. Его сознание металось из одной крайности в
другую, зацикленное между этими желаниями, и ему очень хотелось знать: не
сходит ли он с ума. Раньше у него никогда не проявлялись признаки
шизофрении и его отношение к людям не характеризовалось такими
экстремумами. Он всегда был покладистым индивидуумом, который никогда не
нарывается на неприятности и не видит их. Он никогда ни любил, ни
ненавидел своих собратьев, принимая их такими, какими они были и крутился
среди них, как только мог. И в результате терялся в догадках, откуда
взялись те сумасшедшие желания, что овладевали его разумом. Он ждал, чтобы
прошла последняя волна ненависти, и когда наступило временное затишье
перед следующим взлетом дружелюбия, быстро поднялся и проложил дорогу к
двери. Ко времени, когда Хейдель ее достиг, у него наступила следующая
фаза, и он извинялся перед каждым, кого толкал: "Мир брат. Молю о
прощении. - От всего сердца извиняюсь. - Пожалуйста, прости мне этот
недостойный пассаж." Когда же прошествовал в дверь, взобрался по
ступенькам и вышел на улицу, то бросился бежать. За те несколько минут все
необычные ощущения пропали. Он полагал проконсультироваться у психиатра,
но впоследствии раздумал, так как объяснил это как реакцию на жару,
последовавшую из-за внезапного охлаждения, в комбинации с теми незаметными
сторонними эффектами, что бывают при посещении новых планет.
он никогда ногой не ступал в церкви всех видов; не мог, без определенного
чувства тревоги, что сохранилось с тех дней на Муртании.
спиной возглас:
левой руке он держал черный поводок, другой конец которого был прикреплен
к ошейнику зеленой метровой длины ящерицы с короткими кривыми лапами. Ее
когти постукивали по мостовой, когда та переваливаясь, следовала за
мальчиком, как в усмешке открывая свою пасть, чтобы выбросить красный
язычок. Это была очень жирная ящерица, потершаяся о ногу своего владельца,
когда они приблизились.
внутри и мне удалось увидеть вас только мельком. Я слышал, как вы вылечили
Люси Дорн. И вот удача, я встретил вас, когда прогуливался.
слишком быстро и смотрел на него вверх глазами, в которых танцевали
звездочки.
подхватил простуду.
старики поднимут вас на ноги.
как надо, - объяснил мальчик. - Хотя, когда захочет, у него здорово
получается. Он поддерживает себя на хвосте. Давай, Чан! Сядь для мистера
Х.!
должен идти. Может встретимся перед тем как я покину город. О'кей?
человек наклонился вперед, схватил его левую руку, крепко пожал и скрылся
в машине.
останавливающий, касающийся его.
снизился, но когда лучи света упали на него, Хейдель отвернулся, и тот
проскочил мимо.
сторону, поднялся на ноги. Он проговорил что-то, но Хейдель снова побежал
и не слышал слов.
жильем. Вскоре огни светошаров пропали и звезды овладели всем необъятным
простором неба. Когда дорога кончилась, он продолжил путь по тропинке,
теперь уже холмы закрывали половину перспективы.
восьминожки - коориба, ее скакуна, черные волосы вьются по ветру, Джакара
мчалась среди холмов над Кэйпвиллом. Далеко внизу, под ее левой ногой,
город прижимался к земле, закрывшись зонтиком утреннего тумана. Над ее
правым плечом поднимающееся солнце метало копья света в туман, заставляя
его вспыхивать и переливаться.
белым огнем, как бриллианты, море за ними - это что-то между голубизной и
пурпуром, облака (как одна гигантская пенящееся волна прилива) скучившиеся
у незащищенной дальней стороны города, тронутые розовым и оранжевым по их
гребню, там, на полпути в небо, готовая опрокинуться в голубой воздух и
срезать целый полуостров с континента, утопив его саженей на пять, чтобы
тот лег навечно, мертвый, на океанское дно, с годами становясь потерянной
Атлантидой Дейбы, там эта волна задремала.
перевязанной красным, с красной головной под стать, чтобы развевающиеся
волосы не закрывали ее светло-голубые глаза, Джакара поливала
наиотвратительнейшими проклятиями все гонки, которые она знала.
вскинулся и зашипел перед тем, как пыхтя встать, она взглянула на город.
одеждой и нажала на спуск, резанув по стволу небольшого деревца. Дерево
мгновение стояло, покачиваясь, а затем рухнуло с треском, выбив камни, и
покатилось вниз по холму. Коориб отпрянул, но она успокоила его движением
колен и ласковыми словами.
невысказанные проклятия читались в ее глазах.
работала. Нет. Они предназначались всем ОЛ, которых она ненавидела,
ненавидела с пылом, который превосходило, возможно, только одно.
Позволение другим девицам посещать церкви, по их выбору, на праздники.
Позволение им есть сладости и бездельничать. Позволение принимать их
настоящих любимых. Джакара носилась по холмам и практиковалась с оружием.
там забушует огонь и кровь, и смерть, что понесут в себе сердечники бомб и
ракет. Она сдерживала себя, пока, как невеста готовилась к тому дню. А до
тех пор Джакаре был необходим подходящий случай, чтобы покончить со своей
репутацией, кого-нибудь для этого прикончив.
родители эмигрировали на Дейбу. Когда началась война, их заключили в
Центре по Переселению, из-за планеты, которая являлась их родиной. Если бы
она имела деньги, ей бы все равно пришлось убраться. Но она знала, что их
у нее никогда не будет. Ее родители не пережили время конфликта между
Объединенными Лигами и ДиНОО. Впоследствии она стала подопечной
государства. Ее научили, что старое клеймо остается, даже когда она стала
взрослее и начала искать работу. Только планетный дом удовольствий в
Кэйпвилле был для нее открыт. Джакара никогда не имела поклонников, даже
друга; никогда не делала другую работу.
штамп на записи, обведенной красным, и в ней, четко отпечатанная, через
два интервала, история ее жизни, заполняющая полстраницы специального
отчета.
несколькими годами ранее. Очень хорошо. Вы втянули меня, вы смотрели на
меня, вы вышвырнули меня. Вы дали мне призвание, нежелаемое. Я приняла
это, отложив все только на "возможное". Когда время придет, я
действительно буду проказой этого сердца цветов.
себя стесненно. В тех немногих случаях, когда это происходило, они нервно