Чтение 10–й страницы книги ~Водопад грез~

И я приступил, вонзив в блюдо ложку с зубцами. Все наблюдали за тем, как я понес ее ко рту, как будто я обезвреживал бомбу. Я подумал, пользуются ли гидраны ложками? Я ел с набитым ртом. Острая, ароматная, пряная, кисло-сладкая смесь заставила вырваться наружу мои давно уснувшие воспоминания.

Я помнил это. Помнил... Комната, но не эта... Глаза, зеленые, как у старухи, зеленые, как мои, но на другом лице... Теплая комната, укрывающая меня, теплота материнских объятий, ее мысли, шепчущие с любовью мое имя... Мое единственное настоящее имя, которое может быть произнесено только мысленно...

Я проглотил пищу, давясь, очистил мозги обжигающим глотком безымянного ликера и сидел моргая - свет лампады бил мне прямо в глаза.

Мое зрение восстановилось, и я взглянул на Бабушку. Она не двигалась и не говорила ничего, она просто сидела, глядя на меня сквозь вуаль, немного наклонив набок голову.

- И как тебе? - спросил Воуно.

- Острое, - прошептал я. И снова набил рот кушаньем из чаши, не отводя глаз от стола, не прислушиваясь к потерянным голосам, бродящим по извилинам моего мозга, и продолжал есть. Ко мне присоединился Воуно. Краем глаза я заметил, что Киссиндра, как лекарство, прикончила вторую чашку напитка и потянулась за ложкой. Она взглянула на Эзру, сидящего рядом с ней, словно у него была палка в заднице. Он не любит гидранов. Насколько на самом деле сильна его реакция на все эти видимые проявления пси-энергии? Он и не попытался притронуться к еде. Я уверен, что он не сделал и более одного глотка ликера.

- Что туда намешано? - внезапно спросил он. - Я знаю, что он ест все. - Он кивнул в мою сторону. - Но в основном люди несколько более разборчивы. - Он посмотрел на Киссиндру, словно надеясь, что она согласится с ним.

Вместо этого она поднесла ложку с едой ко рту. Я наблюдал, как изменилось ее лицо: она медленно улыбнулась.

- Это замечательно, - сказала она, выдерживая пристальный взгляд Эзры.

- Я не буду так спешить, чтобы есть что-то, о чем я ничего не знаю, - пробормотал тот.

- Тут только овощи и специи, - сказал Воуно. -

Что-то в способе их приготовления традиционное, что-то они взяли от нас. Ничего в этой еде никогда меня не беспокоило. Гидраны - вегетарианцы, - повторил он.

На лице Эзры появилась гримаса.

- Клубни маниоки тоже растительная пища, но если их неправильно приготовить, они ядовиты. Кроме того, это чистейшая антисанитария, когда все едят из одной миски. - Он указал на чашу рукой. - И все здесь... чуждое.

Интересно, что его больше беспокоило: сама еда, то, как она располагалась на столе, или то, как она появилась там?

На столе прямо перед ним появилась вторая, меньших размеров, чаша, полная еды. Он отшатнулся, увидев ее, словно она ожила. Бабушка сказала что-то, указывая пальцем на Эзру, пока тот пялился на чашу. Его взгляд становился все темнее.

- Бабушка говорит, что ты не должен есть с нами, - бесстрастно сказал Воуно. - Она говорит, что ты болен. - Эзра поднял на них глаза, его губы сжались. - Она говорит, что ты должен попить чай-масло. Ты почувствуешь себя намного лучше, - улыбнулся Воуно. На лице Бабушки тоже появилась улыбка.

- Это должно быть слабительное, - пробормотал я.

- Вот что, - сказал Эзра, вскакивая. - Я не хочу этого больше выносить. Мы пришли сюда не для того, чтобы стать объектами насмешек со стороны Воуно или этой... - Он запнулся, взглянув на Бабушку, которая не отводила от меня взгляда.

- Этой - кого? - Я положил свою ложку.

- Прекратите, ради Бога, - Киссиндра остановила меня взглядом. Эзра поймал ее руку. Она высвободилась. - Эзра, сядь! Извините... - Она переводила взгляд с Воуно на Бабушку.

- Воуно, твоя ли это идея или этого ублюдка, она отвратительна, - сказал Эзра. - Я хочу, чтобы ты немедленно отвез нас обратно в Ривертон.

- Минутку, - произнесла Киссиндра, пытаясь подняться на ноги.

- Как ты назвал меня? - вскочил я из-за стола.

- Ты слышал.

- Эй! - Воуно встал одним плавным движением, подняв руки. - Я отвезу обратно всех желающих. Ты не должна ехать с ним, - он посмотрел на Киссиндру. - если не хочешь этого.

Она перевела взгляд с меня на Эзру. Ее лицо окаменело.

- Я поеду, - сказала Киссиндра. Ее слова падали, как булыжники. Она оглянулась на Бабушку и пробормотала: - Я надеюсь... Намастэ, - слегка поклонилась она, даже сейчас не забывая об этикете, и двинулась вслед за Эзрой, который уже покинул комнату.

Я наклонил голову, не отводя взгляд от Бабушки, и последовал за ними. Я пытался задавить свою ярость, не дать ей взять верх надо мной, пытался не оставить ее висеть пеленой в комнате за моей спиной, где каждый почувствует, как она душит его...

Когда я вышел, Эзра и Киссиндра кричали друг на друга. Его лицо было красным в отраженном свете, ее лицо скрывала темнота.

Я взял Эзру за плечо, разворачивая его.

- Перестань, - сказал я. - Здесь любой может почувствовать тебя...

Он отодвинулся от меня.

- Убери от меня свои руки, ты, полукровка, ты...

- Урод? - спросил я.

- Урод! - выкрикнул он, сжав руки в кулаки. - Ты проклятый Богом урод!

- Ну хотя бы не проклятая Богом задница, - сказал я.

Он ринулся на меня. Я видел все это, как в замедленной съемке. Возможно, я читал его мысли: это движение было таким очевидным. Я выбросил руку. Он налетел на костяшки моих пальцев и упал, словно наткнулся на скалу.

Я смотрел, как он катался по земле, из него лились кровь и ругань. Смотрел, как Киссиндра опустилась рядом с ним на колени, пытаясь помочь ему, окутывая его заботой.

- О Господи, - говорила она, а он стонал, держась за лицо: - Мой нос, он сломал мне нос.

Воуно стоял рядом со мной, не говоря ни слова, со сложенными за спиной руками и кривой улыбкой.

Киссиндра бросила на нас взгляд, которым никогда еще, как я знаю, не награждала чувствующие формы жизни.

- Проклятье, помогите мне! - крикнула она.

Воуно двинулся вперед и помог ей поднять Эзру на ноги. Потом направился к флайеру и, оглянувшись через плечо, сказал:

- Я вернусь за тобой.

- Что? - спросил я. - Подожди...

- Бабушка хочет, чтобы ты остался, - ответил он. - Она хочет поговорить с тобой. Я вернусь.

Черт! Я двинулся им вслед. Киссиндра посмотрела на меня, и я остановился, глядя, как они вошли в транспорт, как поднялись в ночное небо, оставив меня одного.

- Сейчас время снова может идти вперед, - сказал кто-то позади меня.

Я оглянулся. Бабушка. На какое-то мгновенье мне показалось, что она разговаривает со мной мысленно. Но это было не так.

- Ты знаешь стандарт? - задал я вопрос, о котором вроде совсем забыл. Я вспомнил, что Воуно переводил для нас ее слова, но не наоборот. Я думал, что она читает наши мысли, но в этом не было необходимости.

- Конечно, - улыбнулась она той же открытой улыбкой, которая показалась мне вдруг не совсем простой. - Сейчас мы можем мирно поесть. - Она кивнула головой, приглашая в дом.

Я последовал за ней по веренице холлов, составляющих коридор, в комнату, где нас ожидала еда. Когда я переступил порог, запах вызвал у меня воспоминания: на миг мне показалось, что я вхожу в совсем другую комнату, затерянную где-то в пространстве и времени...

Я остановился сразу за дверью, а Бабушка прошла к столу и села на свое место. Она ожидающе подняла на меня глаза, струйка дыма вилась у ее лица, полного тайны в мерцающем свете. Я сконцентрировался, пошел к столу, сел на то место, где сидел раньше. Бабушка ничего не сказала и не сделала, словно не почувствовала ничего, что чувствовал или о чем думал я.

Я понял: если я не начну есть, она не притронется к пище. Так что я снова приступил к ужину, заполняя пустое место в своих мыслях физическими ощущениями, существуя в настоящем, как я научился делать это на улицах, удерживая за пределами сознания прошлое и будущее так долго, как только мог.

Бабушка ела вместе со мной без всяких разговоров. Она не пользовалась ложкой. Но она жевала и глотала совершенно так же, как и я, смакуя кушанье. Не знаю, предпочитала ли она сохранять тишину или же просто ждала первых слов от меня.

Я оглядел стены. Тут не было ни окон, ни даже картин, чтобы оживить монотонность закрытого пространства. То ли она была настолько бедна, что даже не могла купить несколько дешевых голограмм, то ли эта простота была намеренной. Возможно, гидраны никогда не страдали клаустрофобией, которая мучает людей, ведь у них всегда есть путь в любом направлении.

Я думал о женщине с похищенным ребенком, о Фриктауне и о том, что видел там, о Старом городе. А ароматы еды и воспоминания работали на меня. Я думал о ловушках, о том, что они находятся везде и поджидают всех - различные ловушки, которые в конечном счете оказываются одной. Жизнь была ловушкой, и, человек ты или гидран, выбраться из нее можно лишь единственным путем...

Я продолжал есть, стараясь удерживать свое беспокойное тело таким же неподвижным, как Бабушка, наблюдающая за мной, пытался сделать свои мысли такими же пустыми, как стены. Но чем дольше я пялился на стену напротив меня, тем явственнее я замечал неуловимое движение трещин на ее поверхности. Трещины формировали узоры, образы, которые мозг мог понять, лишь затерявшись в них, которые уводили в тихое спокойствие...

Наконец я сел и вытер рот, насытившись.

Бабушка тоже перестала есть. Не знаю, остановилась ли она потому, что остановился я, или же она продолжала есть только потому, что я был еще голоден. А может быть, мы на самом деле насытились одновременно. Я взглянул на нее. Ее глаза, как кошачьи, наблюдали за мной.

Двое детей, девочка и мальчик, вошли в комнату. Они двигались так тихо, что я не заметил, как они пришли, но почему-то их появление не застало меня врасплох. Они поклонились нам, собрали посуду и унесли ее, не сказав ни слова, но я заметил, что они, выходя, смотрят на меня. Я слышал, как они шептались в холле.

Почему Бабушка не отправила еду обратно сама, таким же путем, как поставила ее на стол? Я думал об этом и о том, как весь обеденный ритуал был связан с использованием пси-энергии. Если Бабушка хотела ткнуть нас лицом в тот факт, что у нее есть дар, а у нас нет, что мы сейчас на земле гидранов чужие, никто, то она не могла сделать это с большим успехом. Я подумал, действительно ли она хотела сделать это?

- У тебя много вопросов, - сказала она как раз тогда, когда я решил задать один из них.

Я почувствовал улыбку на своем лице. Она могла узнать это, прочитав мои мысли... или просто выражение моего лица.

- Ты таким образом организовала ужин только для того, чтобы остальные ушли?

- Почему ты думаешь так? - Она подалась вперед, слегка наклонив голову набок, словно ей было трудно расслышать меня. Так она делала не в первый раз. Внезапно я понял, что те слова, которые она неправильно поняла, не были моими.

- Так, интересуюсь, - пробормотал я.

Ее лицо дернулось, будто что-то невидимое для меня задело ее щеку. Наконец она произнесла:

- Я следую Пути. Если следуешь Пути, то находишь то, что было тебе предназначено.

Я сел удобнее, обхватив руками колени. Это было похоже на псевдомистицизм, который так любят различные человеческие религии вкупе с их сентиментальными поклонниками. Насколько я знал, все это было преувеличением и в большинстве случаев - лицемерием. Но вера, подобная этой, должна быть искренней у гидранов. У них был дар предвидения, временами они действительно могли заглянуть в будущее.

Я вспомнил, при каких обстоятельствах в последний раз видел Эзру и Киссиндру, и представил, какая сцена ожидает меня, когда я вновь увижу их.

- Воуно знает, что ты говоришь на нашем языке?

- Он говорит на нашем, - сказала она, словно это все объясняло. - Почему ты не задашь мне настоящий вопрос?

Я рассмеялся и сделал гримасу.

- Почему ты меня не ненавидишь?

Тихая вода ее эмоций пошла рябью. Она поднесла руки к глазам и снова взглянула на меня.

- Почему я должна тебя ненавидеть?

Я тряхнул головой.

- Я не могу использовать свои пси-способности. Хэньен... Он вышвырнул меня, когда они поняли...

- Ты не используешь свои пси-способности, потому что ты так захотел, - сказала она.

- Ты не понимаешь...

- Посредник потерял Путь, - продолжала она, словно мои слова были так же закрыты, как и мои мысли. - Это случилось давно, еще до того, как ты родился. Он уже не может все ясно видеть... Ты получил страшную рану. Ты должен держать ее закрытой, - сказала она мягко. - Пока она не излечится. Ты хороший человек.

Я почувствовал, что мое лицо снова краснеет.

- Ты не поняла! Я убил...

- Так... - сказала она, словно поняла наконец.

- Я пойду, - начал я подниматься.

- Ты чудо, - сказала она, наклонив ко мне голову. - Я робею в твоем присутствии.

- Я не дерьмовое чудо, - сказал я, задыхаясь от гнева. - Я попросту дерьмовый полукровка. - Я направился к двери, но остановился: кто-то вошел в нее. Хэньен.

Он тоже остановился, взирая на меня так же, как, должно быть, я взирал на него.

- Что ты делаешь здесь? - спросил он.

- Ухожу, - ответил я. Я попытался миновать его, но он закрыл путь. Он посмотрел на Бабушку и сказал что-то раздраженно и резко на языке гидранов. В комнате воцарилась мертвая тишина. Только по их лицам я мог понять, что они все еще переговариваются.

Наконец Хэньен повернулся ко мне и отвесил глубокий поклон, какого я в общении с гидранами еще не видел.

- Намастэ, - пробормотал он. Эта перемена была настолько полной, что я даже не понял, как она возникла. - Извини меня, - проговорил он. - Я вел себя так, что сейчас мне стыдно.

Я нахмурился, не понимая, что он имеет в виду, и пожал плечами, потому что это выглядело как извинение. А затем я вновь попытался проскользнуть за его спину.

Он поймал мою руку и отпустил ее, когда я уставился на него.

- Останься, пожалуйста, - сказал он. - Мы должны завершить то дело, за которым пришли сюда.

- Что за дело? - спросил я. Мой голос был мрачен и угрюм.

- Попытку понять друг друга. - Его лицо было совершенно бесстрастным.

- Сядь, - произнесла Бабушка. - Сядь, Биан. Я оглянулся, недоумевая, кого она могла звать.

Она глядела на меня. Бабушка сделала жест, словно я был упрямым ребенком.

- Мое имя Кот, - сказал я.

Она покачала головой и снова терпеливо указала на циновку.

Я остался на месте.

- Тебя зовут Кот среди землян, - объяснил Хэньен. - А Биан - твое имя среди народа твоей матери.

Я безмолвно посмотрел на него. Потом перевел взгляд на Бабушку, размышляя, почему она мне сама не сказала этого...

Но разговоры с людьми не были ее делом - для этого существовал Совет. И она не могла впустить меня в свой мозг, устав от разговоров.

- Что значит "Биан"? - спросил я.

- Это значит "Спрятанный", - улыбнулся Хэньен.

- Это шутка? - спросил я, поскольку не знал, отчего улыбается он, никогда не бывший моим другом.

Озадаченность промелькнула у него в глазах.

- Нет, - ответил он.

Я шагнул к столу, словно меня притягивало магнитное поле Бабушки. Хэньен последовал за мной, остановился, глядя на пустую столешницу.

- Я опоздал на ужин, - произнес он.

Бабушка улыбнулась и покачала головой. Дети, которые унесли еду, будто материализовавшись из воздуха, появились в дверях за нами по ее молчаливому зову. Они вынесли блюдо и поставили его на стол так осторожно, что пламя едва качнулось.

Хэньен улыбнулся в ответ и поклонился детям и Бабушке, перед тем как сесть, скрестив ноги. Он принялся за еду, не притронувшись к ложке. Взглянул на меня, остановился, внезапно поняв, что не может одновременно есть и говорить вслух.

- Прости, - сказал он. - Я проделал длинный путь и очень голоден.

- Ты пришел пешком из Фрик... из города? - спросил я. - Почему?

Он снова набил рот едой.

- Так надо, - ответил он, констатируя очевидное.

- Зачем? - Я никак не мог понять.

- Для себя, - пробурчал он, не отрываясь от пищи, - для моего тела, для моего дара, для моих убеждений. В этом заключается Путь. - Нетерпение проскальзывало в его голосе, я заметил, как он бросил взгляд на Бабушку, словно она что-то произнесла, и проглотил свой протест, как пищу. - Тело и дух заслуживают равного внимания, иначе личность никогда не обретет цельности. Все это объясняла мне ойазин.

- Ойазин? - спросил я. Воуно так называл ее раньше.

- Это значит "проводник". Ведь она проводник по Пути и хранитель наших традиций и веры.

Я посмотрел на Бабушку. Это соответствовало тому, что говорил Воуно, но в голосе Хэньена я не услышал ни нотки почтения.

- Ты имеешь в виду, что она является религиозным лидером?

- Не "лидером" в том смысле, какой вкладывают в это слово люди Федерации. Ближе по значению слово "проводник". Ки везде - это движущая сила Всеобщей Души, то, что вы могли бы назвать "богом внутри нас". Но есть только один Путь, который находит каждый... - Он бросил взгляд на Бабушку, словно ему требовалась ее помощь прямо здесь, прямо сейчас. - Это сложно объяснить словами.

- Путь, о котором можно рассказать, не является вечным Путем, - сказала Бабушка. Я подумал о том, как различны имена в общине: имена, которые произносятся, и истинные имена.

Хэньен кашлянул.

- Большинство наших людей уже не верит, что ки все еще существует. Это одна из причин, почему я решил найти свой Путь с помощью ойазин.

Я уселся между ними, скрестив ноги, наблюдая за тем, как он ест.

- Я уже ел когда-то эту пищу. Очень давно, - сказал я.

Он поднял взгляд сначала на Бабушку, затем на меня.

- Разве? - спросил он. - Где?

- Думаю, что ее готовила моя мать.

Он оторвался от еды:

- Ты жил здесь ребенком?

- На Ардатее. В Старом городе... в том месте, куда Федерация сбрасывает отбросы своего общества. - Он продолжал пялиться на меня, словно не уловив слов, свалившись с поезда моих мыслей, потому что ему не за что было ухватиться. - Это настоящая свалка. Некоторые гидраны закончили там свою жизнь, когда были выкинуты из своих миров. Но там больше землян... таких, которые не признают кейретсу, подобные Тау.

- А где сейчас твоя мать?

- Мертва. Уже давно. - Я покачал головой. - Это все, что я знаю о ней.

- А твой отец? Он был... землянином? - Хэньен выглядел так, будто его вели по незнакомой комнате с завязанными глазами. До него наконец начало доходить, как я чувствую себя.

- Я ничего не знаю о нем. - Как бы я ни думал об этом, у меня постоянно появлялась мысль, подобная высказанной легионерами две ночи назад: моя мать была шлюхой, а отец - насильником. Только таким путем я мог появиться на свет. Я по мере своих сил старался не думать об этом. - Это ведь не совпадение, что ты появился здесь именно этим вечером?

Он казался растерянным, словно для него было довольно тяжело следовать за моей мыслью и без перемены предмета разговора. В конце концов он произнес:

- Когда я в последний раз говорил с ойазин, я показал ей нашу... встречу. И она показала мне, что я смотрел невнимательно. Ей показалось, что если мы встретимся с тобой вновь и не в Зале совета, мы сможем лучше понять друг друга.

- Это будет не так уж сложно, - ответил я. Он потупился:

- Когда-то Совет думал прежде всего о нашем народе. Но сейчас мы во многом... ограниченны. Временами члены Совета на первое место ставят личные интересы. У нас небогатая перспектива. Мы все хотим, чтобы наше общество было более открытым для расы землян. Мы верим, что под влиянием обстоятельств наш единственный способ воспрянуть...

- Это лизать Тау задницу.

Его зрачки сузились и медленно расширились вновь.

- Ты ведь так представляешь себе это? - продолжил я.

- Я думаю, что мы должны учиться жить рядом с теми, кто пришел делить с нами наш мир, - принимать их взгляд на жизнь, - поскольку сейчас сложилась именно такая ситуация. Отрицание очевидности идет вразрез с Путем, и мы только потеряем силы. Мы должны направить энергию нашего гнева в нужное русло. В ином случае нас это убьет. Это уже убило многих из нас. - Он опустил глаза.