Чтение 10–й страницы книги ~Угроза вторжения~

впереди. - Гаврилов выдержал паузу. - А по папе Настенька - Столетова, под этой
фамилией и живет.

- Слава богу, разродился! - проворчал Подседерцев.- Стоп! Столетов,
Столетов...- Он щелкнул пальцами.- Валерий Иванович Столетов. "Важняк" из
союзной прокуратуры?

- Верно. Ныне простой российский пенсионер.

- С папой девочке повезло. Что еще?

- Ерунда всякая. Что может быть у девчонки в двадцать лет? - Гаврилов
сделал кислое лицо.

- Все, что хочешь! Дай сюда. - Подседерцев отобрал у него листок, быстро
пробежал глазами и сунул в карман. - Себе копию сделаешь.

- Даже ни разу не обиделся,- Гаврилов выдал свою дежурную присказку.
Покрутил в руках черную коробочку пульта управления.- А теперь без шуток. Есть
свежие новости. Мы аккуратно бросили девку в разработку. Оказалось, на интервью
Журавлев вылез инициативно.

- Точно?

- Да. Он по старой памяти крутится в нескольких редакциях, там с ней и
пересекся. Подкинуть ей идею интервью для бывшего опера проблем не составляло.
Вот так.

- Кому она хотела сдать пленку?

- У них это называется "слить материал". Испанцам. Делают цикл
"Неизвестная Россия". Никто ей задания не давал, все по собственной инициативе.

- Или мне показалось, или он заранее договорился с ней о предпоследнем
вопросе.

- Или.- Гаврилов хитро улыбнулся, став похожим на остролицую лису,
высунувшую мордочку из норы. - О чем есть соответствующая запись. Он, жук
старый, для этого увел девчонку на кухню. По старому опыту знает, что
работающий холодильник фонит так, что у "слухачей" в наушниках один треск
стоит. Но не повезло, именно на этой фразе холодильник отключился, и мои ребята
сумели все зафиксировать. Слушать будешь?

- Потом. На кой черт ему это? Минуту...- Подседерцев потер бугристый лоб.-
Может, почуял, что сидит "под колпаком", и хочет раздуть скандал, заставив нас
отступить?

- Мимо! Ничего он не засек, я гарантирую. Видишь ли, Боря, это господь
всеведущ и всемогущ. А человек смертен, поэтому его и тянет на великие дела.
Журавлев смертен, как ты и я. Но у него есть одно преимущество - он точно
знает, сколько ему отпущено.

- Не понял?

- И я поначалу не понял причину его активности. Денег же на писанине
особых не сделаешь. В серьезных делах он не участвует, о фирмочке его я
промолчу, там даже на жизнь денег не заработать. Так в чем же причина, спросил
я себя? Не мотив, а причина!

- Гаврилов, не томи! - Подседерцев угрожающе сжал кулак.

- Ладно уж... Короче, болен он.- Гаврилов бросил на стол еще одну папку.-
Здесь данные обследования. Рак поджелудочной железы. Лечили мужика от диабета,
а вышло... Тут еще выписка из истории болезни, копия из медицинской книжки. Я
запросил мнение эксперта. По всем показаниям, жить Журавлеву осталось месяца
три.

- Он это знает?

- Считает, что полгода. Так ему врач сказал. Но мой специалист настаивает,
что полноценной жизни - не больше трех месяцев. Дальше медленная агония. Вот и
весь мотив. Лебединая песня опера, так это надо понимать.

- Ясненько! - Подседерцев резко встал, кресло жалобно скрипнуло. Прошел к
окну, встал, сцепив руки за спиной. Гаврилов не отрываясь смотрел на его
широкую спину, почти полностью закрывшую оконный проем. Порой спина бывает не
менее выразительна, чем лицо, опытному глазу нетрудно угадать, если не о чем,
то хотя бы как думает человек.

Сейчас спина Подседерцева была напряжена так, словно он пытался совладать
с тяжестью, неожиданно обрушившейся на плечи.

- Гаврилов, а ты не устаешь дурака валять? Это же самая трудная маска.
Тебе разве в Высшей школе КГБ не говорили? - Подседерцев не повернулся. Сунул
палец между пластинок жалюзи, сделал вид, что увидел что-то интересное в окнах
дома напротив. Стекла в рамах были особенные, с невидимой глазу неровностью
поверхности, исключавшей снятие информации лазерным лучом. Для любителей
пользоваться микрофоном направленного действия в раму были вмонтированы
миниатюрные динамики. Вместо разговора в кабинете "слухач", залегший на одной
из соседних крыш, мог наслаждаться бесконечным концертом хард-рока.

- У нас в Вышке много чего говорили. Но я и без них знал, что умных никто
не любит. Дураком легче и жить, и работать. - Интуиция подсказала, что
Подседерцев сейчас резко развернется, и, понимая, что надеть маску простака не
успеет, Гаврилов быстро наклонил голову над рассыпанными на столе бумагами.

- Только из меня дурака делать не надо! - Подседерцев круто развернулся,
под каблуками пискнул синтетический ворс ковра.- Первое, Журавлев подставляется
на интервью и рекламирует свою новую книжку. Второе, он смертельно болен, а,
значит, готов пуститься во все тяжкие. Так что же он такое накропал, если ты
меня через всю Москву к себе приволок, а? Только не вздумай сказать, что до сих
пор не удосужился выяснить. Гаврилов, я же тебя не первый год знаю, так что
можешь не надрываться. Корчишь из себя клоуна, а у самого с утра лицо, как
после клизмы!

Гаврилов хмыкнул, вытащил из стола толстую папку, покачал в руке, потом
звонко шлепнул ею по полированной столешнице.

- Это ксерокс рукописи Журавлева. Вчера вечером получил, закончил читать к
утру. Мура ужасная, слов нет, но фактура! В нашей операции ты использовал
докладную записку Журавлева десятилетней давности. Он с ней носился по всем
высоким кабинетам, пока ему открытым текстом не сказали, что он ни фига не
смыслит ни в мафии, ни в контрразведке. Пока мы с тобой гадали, как его
закадрить, он, паразит, взял и написал об операции, которую с таким трудом
пробивал. Все написал! Слово в слово по докладной. Основные фигуранты, как бы
он их ни назвал, легко угадываются. Все ходы операции прописаны так, что бери и
делай. Вот такие у меня новости.

Подседерцев вернулся к столу, садиться не стал, уперся кулаками в край,
нависнув над притихшим Гавриловым.

- Идиот, - тихо произнес он, уставившись на титульный лист рукописи.

Гаврилов не понял, кому это было адресовано - ему лично или автору
рукописи, но уточнять не стал. Продолжая незаметно, снизу, следить за
выражением лица Подседерцева, продолжил:

- Сюжет банален до безобразия. Оперу зарубили операцию, а он раскрутил ее
на свой страх и риск без визы руководства. Внедрил своего человека в высший
эшелон мафии и стал играть на противоречиях кремлевских группировок.
Естественно, испортив жизнь многим достойный людям.

- Надеюсь, в финале этого гения шлепнули?

- Естественно. В назидание потомкам. А название опуса, кстати, характерное
- "Лебединая песня".

- Да уж! - тяжело выдохнул Подседерцев. - Не дай бог, он эту лебединую
песню кому-нибудь пропоет. Писатель из него никакой, а опер был гениальный.
Попадет книга в нужные руки, оценят ситуацию и предложат реализовать схему
операции. За хорошие деньги, естественно. Наверно, на это, гад, и рассчитывает.
Гонорара за книжку даже на похороны не хватит, так я понимаю, а конкуренты
какой-нибудь финансовой группировки за такую работу полгрузовика денег отвалят!
- Подседерцев полистал страницы, отложил папку.

- Дело пахнет керосином,- подыграл ему Гаврилов, отметив, как натянулась
кожа на широких скулах Подседерцева.- Я же говорил, Журавлев инициативно ищет
контакта. Самое время подкатывать к нему с предложением.

- Вся опасность в том, что работать можно только с человеком, не
осознающим смерть, как неизбежную данность. Кто до этой простой мысли дошел,
тот для нашего .брата умер. Такой человек становится или монахом, или поэтом,
но не агентом, это факт. Он ищет вечного, а не выхода на спецорганы.-
Подседерцев сел в кресло, вытянув под столом тяжелые ноги.

- Философия! - скривил губы Гаврилов.- Мало ли мы попов и поэтов
агентурили? У меня самого на контакте два рифмоплета были, и не из мелких. А у
соседнего отдела полпатриархии в агентах ходило!

- Дерьмовые поэты и расстриги, вот кем они были! - отрубил Подседерцев,
зло дернув крупной головой.- Без веры в себя, как в часть Высшего. А с этого и
начинается настоящий поэт или монах. С верой можно и на костер... Ты говорил,
Журавлев в богоискательство ударился?

- Еще как!

- Плохо дело. С его раком в самый раз на костер, все равно терять нечего.
Осторожнее с ним надо будет... Кстати, "слухачей" из квартиры над ним убери от
греха подальше. Сегодня же!

- Понял.- Гаврилов выжидательно посмотрел на Подседерцева.

- Да не пяль ты глаза! Считай, договорились, буду на встрече. Ты его
разомнешь, а делать буду я. Не клюнет он сейчас на ерунду, а работа на твое
агентство для него ерунда и есть. Упускать, вернее, выпускать из твоего
кабинета Журавлева незаагентуренным нельзя, тут ты прав.- Подседерцев быстро
сделал пометку в блокноте.- А этой Насте я лично кислород перекрою. Еще не
хватало, чтобы она нам испанскую разведку на хвосте притащила. Вот уж не было
печали...

- А я что тебе весь день толкую! Ситуация начала саморазвиваться. Сам же
знаешь, планы составляют для начальства и на случай провала, чтобы было потом
чем отбрехаться. А действовать приходится, применяясь к обстановке. Сумеем
приспособиться и попасть в темп - грудь в крестах. Нет - сам понимаешь.

Подседерцев тяжело посмотрел на Гаврилова и инстинктивно сжал кулак.
Гаврилов юрко глянул на тяжелый кулак, лежащий поверх папки, и отвел глаза.
Доли секунды ему хватило, чтобы увидеть главное - кулак был сложен неправильно:
не было в нем желанной хозяйской воли и готовности к хрусткому удару. Кулак был
слабым, с суеверно зажатым- внутрь большим пальцем. Гаврилов остро почувствовал
сосущую пустоту под ложечкой. Первый, глубинный, а потому- истинный приступ
страха подсказывал: пора менять хозяина.

* * *

"Гаврилов не прав, еще не наступило то благодатное время, когда ситуация