Чтение 10–й страницы книги ~Турецкий гамбит~

нормального человека можно было бы счесть признаком веселости.
- Вы с-сообразительны. Но несправедливы. Я действительно поступил так
не без задней мысли, но исключительно в ваших интересах. Лаврентий
Аркадьевич не-
пременно спровадил бы вас из д-действующей армии. А господин Казанзаки еще
и жандарма бы приставил. Теперь же вы остаетесь здесь на совершенно
з-законных основаниях.
На это Варе возразить было нечего, - но благодарить жалкого шпиона не
хотелось.
- Я вижу, вы и в самом деле ловки в своей малопочтенной профессии, -
язвительно сказала она. - Главного людоеда, и того перехитрили.
- Людоед - это Лаврентий Аркадьевич? - удивился Фандорин. - По-моему,
не похож. И п-потом, что же непочтенного в том, чтобы охранять
государственные интересы?
Ну что с таким разговаривать?
Варя демонстративно отвернулась, окинула взглядом лагерь: белостенные
домики, ровные ряды палаток, новехонькие телеграфные столбы. По улице
бежал солдат, очень знакомо размахивая длинными нескладными руками.
- Варя, Варенька! - издали закричал солдат, сдернул с головы кепи с
длинным козырьком и замахал. - Все-таки приехала!
- Петя! - ахнула она и, сразу забыв о Фандорине, кинулась навстречу
тому, ради кого преодолела путь в полторы тысячи верст.
Обнялись и поцеловались совершенно естественно, без неловкости, как
никогда раньше. Видеть некрасивое, но милое, сияющее счастьем лицо Пети
было радостно. Он похудел, загорел, сутулился больше прежнего. Черный с
красными погонами мундир сидел мешком, но улыбка была все та же - широкая,
обожающая.
- Значит, согласна? - спросил он.
- Да, - просто сказала Варя, хотя собиралась согласиться не сразу, а
лишь после долгого и серьезного разговора, выдвинув некоторые
принципиальные условия.
Петя несолидно взвизгнул и снова полез обниматься, но Варя уже
опомнилась.
- Однако нам нужно подробно все обсудить. Во-первых...
- Обсудим, обязательно обсудим. Только не сейчас, вечером. Встретимся
у журналистов в палатке, ладно? У них там вроде клуба. Ты ведь знаешь
француза? Ну, д'Эвре? Он славный. Он мне и сказал, что ты приехала. Я
сейчас ужасно занят, отлучился на минуту. Хватятся - не сносить головы.
Вечером, вечером!
И побежал обратно, пыля тяжелыми сапогами и ежесекундно оглядываясь.
Но вечером свидеться не довелось. Вестовой принес из штаба записку:
"Всю ночь служба. Завтра. Люблю. П. ".
Что ж, служба так служба. И Варя занялась обустройством. Жить ее
взяли к себе сестры милосердия - женщины славные и отзывчивые, но пожилые,
лет по тридцать пять, и скучноватые. Они же собрали все необходимое взамен
багажа, доставшегося предприимчивому Митко, - одежду, обувь, флакон
кёльнской воды (а были-то чудесные парижские духи), чулки, белье,
гребешок, заколки, душистое мыло, пудру, мазь, от солнца, кольдкрем,
смягчающее молочко от ветра, ромашковую эссенцию для мытья волос и прочие
нужные вещи. Платья, конечно, были ужасные, за исключением разве что
одного - голубого, с белым кружевным воротничком. Варя убрала вышедшие из
моды манжеты, и получилось довольно мило.
Но с утра ей стало скучно. Сестры ушли в лазарет - из-под Ловчи
привезли двоих раненых. Варя попила кофе в одиночестве, сходила отправить
родителям телеграмму: во-первых, чтоб не сходили с ума, а во-вторых, чтоб
выслали денег (исключительно взаймы - пусть не надеются, что она вернулась
в клетку). Погуляла по лагерю, поглазела на диковинный поезд без рельсов:
с того берега прибыл обоз на механической тяге. Пыхающие паром железные
локомобили с огромными колесами волокли за собой тяжелые пушки и фуры с
боеприпасами. Зрелище было впечатляющее, настоящий триумф прогресса.
Потом от нечего делать зашла проведать Фандорина, которому выделили
отдельную палатку в штабном сек-
торе. Эраст Петрович тоже бездельничал: валялся в походной койке с
турецкой книжкой, выписывал оттуда какие-то слова.
- Охраняете государственные интересы, господин полицейский? -
спросила Варя, решив, что уместнее всего будет разговаривать с агентом в
тоне насмешливо-небрежном.
Фандорин встал и накинул на плечи военный, без погон, сюртук (тоже,
видно, где-то обмундировался). Через расстегнутый ворот рубашки Варя
разглядела серебряную цепочку. Крестик? Нет, кажется, медальон. Любопытно
бы заглянуть, что там у него. Так господин филер склонен к романтике?
Титулярный советник застегнул ворот, ответил серьезно:
- Если живешь в г-государстве, надобно либо его беречь, либо уж
уезжать - иначе получается паразитизм и лакейские пересуды.
- Есть и третья возможность, - парировала Варя, уязвленная
"лакейскими пересудами". - Несправедливое государство можно разрушить и
построить взамен него другое.
- К сожалению, Варвара Андреевна, государство - это не д-дом, а
скорее дерево. Его не строят, оно растет само, подчиняясь закону природы,
и дело это долгое. Тут не каменщик, т-тут садовник нужен.
Забыв об уместном тоне, Варя горячо воскликнула:
- Мы живем в такое тяжелое, сложное время! Честные люди стонут под
бременем тупости и произвола, а вы рассуждаете как старик, про какого-то
садовника толкуете!
Эраст Петрович пожал плечами:
- Милая Варвара Андреевна, я устал слушать нытье п-про "наше тяжелое
время". Во времена царя Николая, когда время было потяжелей нынешнего,
ваши "честные люди" по с-струнке ходили да неустанно свою счастливую жизнь
нахваливали. Если стало можно сетовать на тупость и произвол, значит,
время на п-полравку пошло.
- Да вы просто... Вы просто - слуга престола). - процедила Варя
худшее из оскорблений, а когда Фандорин не содрогнулся, пояснила на
доступном ему языке. - Верноподданный рабг без ума и совести!
Брякнула - и испугалась собственной грубости, однако Эраст Петрович
ничуть не рассердился, а, вздохнув, сказал:
- Вы не знаете, как со мной д-держаться. Это раз. Благодарной быть не
хотите и оттого сердитесь. Это два. Забудьте к черту про благодарность, и
мы отлично п-поладим. Это три.
От такой снисходительности Варя разозлилась еще больше, тем более что
агент, рыбья кровь, был совершенно прав.
- Я еще давеча заметила, что вы, как учитель танцев: раз-два-три,
раз-два-три. Кто вас научил этой глупой манере?
- Были учителя, - туманно ответил Фандорин и невежливо уткнулся в
свою турецкую книжку.
Шатер, где собирались аккредитованные при главной квартире
журналисты, был виден издалека. У входа на длинном шнуре висели флажки
разных стран, вымпелы журналов и газет, а также почему-то красные подтяжки
с белыми звездочками.
- Видимо, вчера отмечали успех дела под Ловчей, - предположил Петя. -
Кто-то наотмечался до потери подтяжек.
Он отдернул полотняный полог, и Варя заглянула внутрь.
В клубе было неряшливо, но по-своему уютно: деревянные столы,
холщовые стулья, стойка с шеренгами бутылок. Пахло табачным дымом, свечным
воском и мужским одеколоном. На отдельном длинном столе лежали стопки
русских и иностранных газет. Газеты были необычные, сплошь склеенные из
телеграфных ленточек. Варя присмотрелась к лондонской "Дейли пост" и
удивилась - сегодняшний утренний выпуск. Видимо, присылают из редакции по
телеграфу. Здорово!
С особым удовлетворением Варя отметила, что женщин всего две, причем
обе в пенсне и не первой молодости. Зато мужчин было множество, меж ними
обнаружились и знакомые.
Прежде всего Фандорин, и опять с книжкой. Довольно глупо - читать
можно и у себя в палатке.
А в противоположном углу шел сеанс одновременной игры в шахматы. С
одной стороны стола прохаживался, дымя сигаркой,
снисходительно-благодушный Маклафлин, с другой сидели сосредоточенные
Соболев, д'Эвре и еще двое.
- Ба, наш маленький болгарин! - воскликнул генерал Мишель, облегченно
поднявшись из-за доски. - Да вас не узнать! Ладно, Шеймас, будем считать,
что ничья.
Д'Эвре приветливо улыбнулся вошедшим и (это было приятно) задержал
взгляд на Варе, однако продолжил игру. Зато к Соболеву подлетел смуглый
офицер в невиданно ослепительном мундире и, тронув нафабренный сверх
всякой меры ус, воскликнул по-французски:
- Генерал, умоляю, представьте меня вашей очаровательной знакомой!
Гасите свечи, господа! Они больше не понадобятся - взошло солнце!
Обе пожилые дамы взглянули на Варю с крайним неодобрением, да она и
сама несколько опешила от такого натиска.
- Это полковник Лукан, личный представитель нашего драгоценного
союзника его высочества князя румынского Карла, - усмехнулся Соболев. -
Предупреждаю, Варвара Андреевна, полковник для дамских сердец смертоносней
анчара.
По его тону стало ясно, что привечать румына не следует, и Варя
чопорно ответила, нарочно опершись на Петин локоть:
- Очень рада. Мой жених, вольноопределяющийся Петр Яблоков.
Лукан галантно взял Варю за запястье двумя пальцами (сверкнул
перстень с нешуточным бриллиантом) и хотел припасть поцелуем, но получил
должный отпор:
- В Петербурге у современных женщин рук не целуют.
А впрочем, публика была любопытная, и Варе в корреспондентском клубе