Еще я заметил, что у него разноцветные глаза: левый - серый, правый - очень
светлый, с зеленовато-голубой верхней и темно-синей нижней половиной. Не
знаю почему, но они напомнили мне глаза собаки. Кстати, о собаке: что
случилось с собакой, которую я видел здесь в первый день?
хорошо. Что она сделала с собакой?" Подобными вопросами я занимал свои мысли
- лишь бы не думать о той единственно реальной проблеме, которая стояла
передо мной: как сказать Терезе, что я уезжаю навсегда? Я говорил, - было ли
это прошлой ночью, или позапрошлой, или во время полета к звездам? - что
люблю ее, что всегда буду любить ее и не буду любить ни одну другую женщину.
Я прижал ее к себе и сказал, что отныне мы едины, телом и душой. А что, если
это так, Серджио? Не называй меня, как Марк. Что, если ты был околдован?
Если хочешь избавиться от любовного недуга, перережь глотку жабе в
новолуние, вымочи ее селезенку в отваре из васильков и барвинок, добавь
немного крови крещеного петуха, хорошенько перемешай и принимай в горячем
виде.
сочувствуя моим путаным мыслям. Подъехав к большому серому дому, я не увидел
ни машин, ни клиентов. Очевидно, по средам прием не провалился. Я прислонил
велосипед к крыльцу, поставил рядом свой чемодан и обошел дом, как в первый
день.
каких-то листьев и трав и перемешивали их. Некоторые котлы стояли на слабом
огне. Бонафу, в рубашке с засученными рукавами, встретил меня весьма
приветливо.
заполненному папками с сушеными травами, и спросила:
добавил:
был Папа. Не нынешний - предыдущий. Папа. Но на кой черт мне знать, какой
это Папа?
соучастника.
мне. Сумрачная кухня вдруг озарилась светом этой солнечной улыбки. Тереза
неуклюже забралась на подоконник, ударившись коленкой, спрыгнула на землю и
прильнула ко мне.
горевать - или защищаться от удара. - Все будет хорошо. Я провожу тебя до
станции. Я...
могли бы провести вместе всю зиму. В моем доме очень хорошо зимой. Тебе так
трудно изменить свою жизнь? Серж, я скажу тебе одну вещь: все люди хотят
перемен, а когда появляется возможность, они передумывают.
она прочитала мои мысли.
мне возможности вставить слово. - Ты бы не скучал здесь. Здесь никто не
скучает. Ты говорил, что хочешь написать книгу. Вот и хорошо: тут у тебя
будут сколько хочешь времени. Тебе даже не понадобятся деньги - у меня есть
все, что нам нужно. Да ведь ты и сам говорил, - она снова остановилась. - Ты
сотни раз говорил, что твоя жизнь в Париже - это кошмар. Почему ты не можешь
быть проще милый? Иисус говорил: "Да" значит "да", "нет" значит "нет", а все
остальное - от дьявола.
марионеткой?
пораженный торжествующим Святым Георгием.
травинку, которую заметила по пути, положила ее в карман и вернулась.
освободиться от заклятья, но только ты сам можешь это сделать. Я бы помогла
тебе, если бы ты согласился.
которых никто не имеет права касаться, даже она.
после оргии. - Это достаточно серьезная причина.
Разве можно любить двоих сразу? Когда же ты обманываешь?
ничего не говорил. Даже не думал. Все, что мне оставалось, - это
действовать. Действовать очень полезно, когда уже ничего не понимаешь. Пойти
на станцию, сесть в поезд, повернуть ключ в замке. Совершать заученные
действия гораздо проще, чем непривычные. Тереза взглянула на меня.
поезд.
на станцию, но в то же время я не хотел упускать возможность побыть с ней до
последней минуты. (А завтра ты проснешься свободным, исцеленным от любовного
недуга и будешь улыбаться своими тридцатью двумя зубами. Да и можешь ли ты в
самом деле вообразить, что тебе придется стареть в обществе дядюшки Бонафу и
садовника с собачьими глазами?) - Что ты сделала со своей собакой? - спросил
я, нажимая на педали, - обратный путь был легче, дорога шла под уклон.
рывков - и я в безопасности, на твердой земле.
перебегала дорогу на Серизоль, и ее задавила машина. На этой дороге никогда
не было движения.
сводам собора. И ей удалось представить все таким образом, будто я - главный
виновник. С ее точки зрения, собака умерла, потому что я уехал.
полезна, когда собираешься кого-то бросить) Я раздул эту искру.
они появились. Остановив велосипед посреди дороги, я обнял Терезу, чувствуя,
как ее хрупкая фигурка погружается в мое тело. "О черт! - думал я. - Если бы
всего этого не было! Моя любимая, моя милая маленькая Тереза".
подхватил одной рукой велосипед, а другой обмякшее, содрогающееся от рыданий
тело девушки и потащил обоих к краю дороги. Проезжая мимо, водитель дал пару
коротких отрывистых гудков, как бы говоря:
просто умираем.
появился. А теперь что мне делать? Я не смогу без тебя видеть, дышать. Я не
смогу без тебя засыпать и просыпаться. Я ничего не смогу делать. Извини, -
добавила она, всхлипывая, - все прошло. Извини. Я больше не буду, обещаю.
ни слова. Остальное было весьма печально. Я вновь водрузил свою амазонку на
раму. Ее спина, прижавшаяся к моей груди, казалась мне тяжелейшим грузом, а
мои ноги, нажимавшие на педали, - не более чем дрожащим отражением в реке.
Когда мы добрались до станции, пришлось ждать у билетной кассы. Других
пассажиров не было, но не было и кассира. Потом он наконец появился. Щелчок
компостера - как печать судьбы. Платформа. Часы. Аушвитц. Снова ожидание. Мы
приехали на 20 минут раньше, и нам нечего было сказать друг другу.
было страдать. Слова медленно текли, сливаясь в неоконченные фразы. Тереза
говорила об облаке, которое проплывало над станцией, она интересовалась,
откуда оно прилетело и куда улетит. "Оно умрет раньше, чем достигнет гор", -
сказала она, судьба облаков занимала меня не больше, чем перемещение пауков
по стене, слонов по шахматной доске или вурдалаков по болоту.
с торжественным видом.
Сертаков Виталий
Корнев Павел
Орловский Гай Юлий
Семенова Мария
Роллинс Джеймс
Херберт Фрэнк