Париже она глядела на себя в зеркала и видела правду: люди - животные, белые
животные, извивающиеся, рвущиеся к свету. У выхода номер 27 толпились
животные в костюмах, они плотно сбились, словно стадо у кручи; от них
исходил запах паники. Впервые Салли ощутила безнадежность ситуации. Десятки
людей пришли сюда раньше их. Иллюзия порядка, которую поддерживали
немногословные молодые агенты по продаже билетов в большом зале ожидания,
здесь, среди реклам, предлагающих посетить Бермудские острова и нью-йоркские
мюзиклы с длинными, ничего не говорящими названиями, полностью рассыпалась.
Ни единого сотрудника авиакомпании. Стальная дверь выхода номер 27, точно
вход в газовую камеру, плотно задвинута. Бетонный пол чуть скошен, словно
для стока крови. Джерри поставил чемодан у металлической стены и жестом
предложил Салли сесть на него, а сам отправился в голову очереди -
поговорить с теми, кто был в гуще толкучки. Вернувшись, он сказал:
нашел их и, точно фокусник - стремительным жестом извлек на свет. Внезапно
залаял невидимый громкоговоритель. Негр в больших голубых солнечных очках и
пилотской фуражке открыл с другой стороны стальную дверь. К нему жался
маленький бледный контролер с узким лицом. Громкоговоритель объявил посадку
на самолет, вылетающий в четыре пятнадцать на аэродром Ла-Гардиа, выход
номер 27, и по коридору, чинно вышагивая, продефилировала группа пассажиров
- легкие чемоданчики, хорошо одетые дети и шляпы с цветами. Все это были
обладатели забронированных мест. А прочие - ?живая очередь? - толпились за
оградой из металлических трубок. Один за другим обладатели забронированных
мест отмечались у стойки и исчезали. Крещендо недовольных воплей взмыло над
сгрудившейся очередью, угрожая захлестнуть негра в голубых солнечных очках;
он поднял глаза от билета, который как раз собирался надорвать, и весело
сверкнул белоснежными зубами, широкой улыбкой, поражавшей глубиной своей
радости, своей мстительности, своего понимания и своего ангельского
презрения.
дома.
осторожно бросил взгляд на Салли, а ей был отвратителен смех толпы: они же
все подхалимничают перед этим негром. Только бы привлечь к себе его внимание
- может, тогда он пропустит их. Дверь, ведущая к самолету, превратилась в
позорную преграду; чтобы пройти сквозь нее, требовались улещивания и подкуп.
Когда последние обладатели забронированных мест отметились, у стойки
пошептались и выкрикнули два номера, не имевших ничего общего с теми, что
стояли на посадочных талонах Джерри и Салли. Двое мужчин - таинственные
избранники, по костюму и внешнему виду ничем не отличавшиеся от остальных, -
отделились от стада и прошли в дверь. Негр приподнял свои голубые солнечные
очки и медленно оглядел оставшихся. Глаза у него были налиты кровью. На
секунду они остановились на Салли, приподнявшейся было с чемодана.
захлопнулась за ним. Фаланга пассажиров с только что прилетевшего самолета
появилась в глубине коридора и двинулась на них - им пришлось отступить в
зал ожидания, который сразу словно уменьшился в размерах. Ноги у Салли
болели, в горле снова пересохло, и мужчина, стоявший рядом, вдруг показался
ей загримированным и чужим, одновременно близким и далеким - точно в пьесе,
которую они играли в школе, когда другая девочка изображала ее мужа.
Нараставший у Джерри страх, - а Салли чувствовала его запах, - оскорблял ее.
Она сказала ему:
возмущение очереди, и когда билеты были, наконец, сданы и деньги получены,
Джерри и Салли помчались по бесконечным чертовым коридорам и лестницам,
соединявшим северное крыло аэровокзала с главным зданием. Компания
?Америкен? помещалась в самом дальнем конце. Здесь было просторнее, яркий
свет не так бил в глаза, но к полированным поверхностям все равно липла чума
суеты. От билетных стоек отошли двое-трое со знакомыми лицами - такие же,
как они, ветераны ожидания. ?Кина, ребятки, не будет?, - весело объявил им
один. Значит, их уже приметили. Должно быть, они привлекают внимание -
неужели так заметно, что они незаконно вместе? Неужели от них так несет
любовью?
магнитофонная лента, подтвердил дурные вести: ни одного места на север до
завтрашнего утра. Джерри отвернулся от стойки, губы его брезгливо вытянулись
под облезшим от загара носом. Салли спросила:
посадочные талоны?
возлюбленные.
и Джерри снова стал в очередь, и девушка с химически-седыми волосами,
состроив гримасу, восстановила их в списке. Он вернулся к Салли и сообщил:
пятнадцать, но они надеются, что будет дополнительный около шести. Ричард
уже вернется домой?
безвыходное. Давай примиримся с тем, что еще несколько часов проведем
вместе.
Роббинса, и, толкнув захватанную двойную дверь, выбрались на воздух. Она
сняла туфли, и он нес их - по одной в каждой руке. Она взяла его под локоть,
и он, сунув туфлю в карман пиджака, сжал ее пальцы свободной рукой. Они
вышли на узкий тротуар, тянувшийся вдоль каких-то безликих, низких кирпичных
зданий, - здесь, видимо, никто никогда не гулял, - и двинулись по нему.
Асфальт под ее ногами без туфель был теплый. Джерри вздохнул и опустился на
низкий бетонный парапет, который разделял два клочка пожухлой травы,
нуждавшейся в стрижке. Салли села с ним рядом. Перед ними лежал голый
пустырь, где стоял, уткнувшись в землю, одинокий бульдозер, словно его
бросили посреди последнего рывка в конце рабочего дня. Мирная тишина повисла
над этими акрами ободранной земли. За ними брусочек моста через шоссе
поблескивал бесшумно проносившимися машинами. Вдали виднелись деревья,
стояли ряды красноватых государственных жилых домов, а еще дальше, на низком
синем холме, - аккуратно посаженная роща и надо всем - бескрайнее
нежно-голубое небо, зеленоватое ближе к затянутому дымкой горизонту. Пейзаж
был какой-то удивительно благостный. Без туфель ноги у Салли перестали
гореть, и ее спутник здесь, на фоне неба и травы, вновь обрел реальность.
куда-то в пространство, - с нами твои дети, и у нас есть лошадь, и холодное
маленькое озеро, где можно плавать, и сад, который мы разобьем у дома.
вернуться на запад, но не на побережье, и с тех пор он в своих планах на
будущее неизменно исходил из этого. ?Вайоминг? - само слово, когда она
мысленно писала его, дышало простором, привольем.
чувствую, хочу, чтобы так было. Извини. Боюсь, слишком я с тобой нюни
распускаю; наверно, следовало бы делать вид, будто я вовсе не считаю, что
жизнь у нас сложится чудесно. А ведь жизнь у нас сложится чудесно, если я
сумею преодолеть чувство вины. Первый месяц мы станем только заниматься
любовью и смотреть на все вокруг. Мы ведь будем такие усталые, когда там
обоснуемся, и нам придется смотреть на мир заново и строить его, начиная с
фундамента: засыпать гравий, потом класть камень за камнем.
тобой всегда тянет к земле. Сегодня утром, когда мы под руку вышли на улицу,
я увидел в витрине магазина маленькое растение, и оно показалось мне
удивительно живым. Каждый листочек, каждая жилка. Именно такими я видел
предметы, когда учился в художественной школе. В Вайоминге я снова начну
писать маслом - и рисовать тостеры для рекламного агентства в Каспере.
неплохо для женщины рисовала; отец у нее был священником, и я женился на
ней! И не жалею об этом. Мы прожили вместе несколько хороших лет.
хватать Ричарда.
что все это - дело моих рук. Ты и Руфь были так счастливы...
будто хочет завести любовника, тогда как на самом деле хотела заполучить
тебя в мужья.
И понял я, что люблю тебя, не в ту минуту, когда мы легли в постель, - я это
Володихин Дмитрий
Махров Алексей
Конан-Дойль Артур
Шилова Юлия
Сапковский Анджей
Шилова Юлия