А новые условия требуют и новой технологии, нового опыта. Не так ли?
слова произнес уже без раздражения. Потом подошел к столику, на котором
рядом с папкой Онисимова стояла початая бутылка боржоми, налил четверть
стакана, отхлебнул.
энергоемкость. Почему бы, например, нагревательные печи и колодцы не
перевести на электричество?
Онисимов лишь кратко ответил:
ваше мнение, товарищ Челышев, можем ли мы в какой-то мере заменить кокс
электричеством?
- это хороший кокс.
нельзя использовать для доменной плавки электричество?
все и вся склоняется пред ним, сейчас сердился, что технология не хочет
ему повиноваться. Челышев, однако, под этой нависшей грозой сохранил
спокойствие. И даже ироничность.
будем сидеть без чугуна.
Челышева, перебежали на Сталина.
Онисимову, велел показать энергетический баланс.
свидетельствовали, что применение электричества в металлургии вскоре
станет или, пожалуй, уже стало новым увлечением, новым коньком Хозяина.
Александр Леонтьевич засек это в уме. Однако в те минуты по-прежнему
мучился оплошкой, которую совершил, очерчивая изгиб Ангары. И пока шел
разговор о проектных основах будущей далекой металлургической базы, он все
не выпускал из рук тонкой длинной указки. Но уже было неуместно
возвращаться к географической карте.
себя казнил.
ему и впрямь ерундой. Но Александр Леонтьевич не мог себе ее простить, был
совсем убит. Как он допустил такую кляксу? Он, не переносящий ни малейшей
небрежности ни в чем! И где же, перед кем!
Никто же не знает, что вы ткнули не туда.
кабинета, на улицы Москвы, уже присыпанные первым ноябрьским снегом, следя
за медленным полетом снежинок, Он Онисимов спрашивает себя: скоро ли,
наконец, настанет время, когда его мысли будут сосредоточены только на
деле, ему ныне порученном? Он заставляет себя придвинуться к непривычно
малому письменному столу, заваленному трудами о некой, ничуть его не
влекущей северной стране. Да, надо побороть эту несобранность, ему
несвойственную.
приходит фраза, оброненная когда-то Теосяном, или устремленный на карту
Восточной Сибири непроницаемый взгляд Сталина.
ежеминутно готовы нахлынуть. И заниматься делом! И если уж пора стричься,
то с этим больше не тянуть!
и вызвать на дом мастера, уже ему привычного. Так и поступали иные
сотоварищи Александра Леонтьевича, принадлежавшие наравне с ним к высшему
служилому кругу. Однако Онисимов никогда к подобным вызовам не прибегал,
ему претила эта барственность.
Именно в ту! Где же, черт возьми, его достоинство ничем не запятнанного
члена партии?
котором не залеживался снежок - его тотчас убирали, - машина Онисимов
подкатила к каменной серой громаде в Охотном ряду. Онисимов в темной
мягкой шляпе, в зимнем пальто с неброским, недорогим черным барашковым
воротником быстро взошел по знакомым ступеням. Его сухощавое, бледное лицо
казалось невозмутимым. Кто-то, спускаясь навстречу, поклонился Александру
Леонтьевичу. Тот улыбнулся, приветливо кивнул. Его вид как бы гласил: да,
был работником промышленности, отвечал перед партией и правительством за
металл, за топливо, а ныне получил новое важнейшее государственное
поручение. И точка! И ничего более!
коридором в парикмахерскую. Разделся, сел в кресло к своему мастеру,
достал сигарету, чиркнул спичкой, огонек заходил, заплясал в его худощавых
пальцах - непросто дался Онисимов этот марш сюда. Неожиданно в памяти
возникло: "избегайте ошибок". Э, их разве избежишь?
на слова, - эту его особенность ценил Александр Леонтьевич, - накинул
простыню на плечи Онисимов тронул рукой его каштановые, или точней,
желудевого, тона волосы, пригляделся, затем ножницами стал подравнивать
затылок. В какую-то минуту, когда парикмахер легчайшими касаниями бритвы
срезал отдельные волосинки вдоль отчетливой, строго прямой линии пробора
на левой стороне головы, Онисимов проговорил:
тот.
Онисимова, помедлил и спросил:
11
официальное согласие принять Онисимова в качестве представителя Советской
державы - так называемый агреман.
Агреман, насколько автору удалось установить, был получен в пятницу, уже в
субботних утренних газетах под рубрикой "Хроника" появилось сообщение о
том, что Онисимов назначен послом, в субботу же ему были вручены все
документы, вылетать предстояло во вторник рано утром.
следовало заняться в оставшиеся до вылета дни. Список недоработок,
заключительных дел заложил несколько страниц, испещренных каллиграфически
четким почерком Александра Леонтьевича. Опираясь на свой маленький штат,
тоже отправлявшийся вместе с ним в чинное северное государство, Онисимов с
неутомимой методичностью приводил дела к совершенной ясности, к ажуру -
это бухгалтерское словцо, равно как и металлургическое "попадание в
анализ", принадлежало к излюбленным его выражениям, - вымарывал пункт за
пунктом.
расчистке было предназначено и воскресенье. Он сам аккуратнейше упакует
свои чемоданы, не в его обыкновении сваливать на кого-нибудь такую работу.
Однако один час Александра Леонтьевича, воскресный завтрак, по издавна
заведенному порядку (разумеется, если Онисимов не находился в отъезде)
принадлежал семье, Или, верней, сыну Андрюше. Онисимов включил и это в
список дел, его рукой было записано:
обширную столовую Онисимовых. Сквозь оба больших окна, вдоль которых
свисают раздвинутые красноватые плотные занавеси, проникает тускловатый
свет предзимнего городского утра. Из двенадцати стульев, обступивших
покрытый камчатой скатертью стол, сейчас заняты лишь два. Сдвинут и
третий, дожидающийся хозяйки дома.
Свежевыбриты его неполные, скорей впалые щеки, он бреется сам каждое утро,
из этого правила не бывает исключений. Дома все уже привыкли к нездоровой
желтизне его лица. Он одет по-деловому в свой обычный служебный костюм.
Ортодокс скромности - такое прозвище было дано ему, товарищу Саше, еще в
армии, - он годами носит вот эти залоснившиеся сзади до блеска темные в
полоску брюки и столь же вытертый пиджак. Зато сорочка свежохонькая. Войдя
первым в столовую, он захватил с собой несколько сегодняшних газет, но
Пехов Алексей
Конан-Дойль Артур
Афанасьев Роман
Шилова Юлия
Корнев Павел
Перумов Ник