Чтение 10–й страницы книги ~Его батальон~

спросить Гутмана, как ординарец, будто угадав вопрос, обернулся и
заговорил сам:

- Все кумекают там. В штабе. Насчет высоты этой.

- Да? Ну и что?

- А! Послушал, так смешно стало. Батальон, батарея, взаимодействие! И
никому невдомек, что батальон этот - одна рота.

- Да? - сдержанно переспросил Волошин. - Что же ты не доложил им?

Гутман едва заметно передернул плечом:

- А что я? Мое дело маленькое.

Он помолчал недолго, потом на ходу поддернул плечом ремень автомата.

- Знаете, не с того конца они начинают. Сперва надо бы совхоз взять.
Тогда немчура с высоты сама деру даст.

- Ты думаешь?

- А что ж, скажете, нет?

Нет, комбат не мог сказать "нет". На этот счет ординарец безусловно был
прав.

- Собрать все три батальона да ударить по совхозу. А то растянули полк
на четыре километра и тыркаются.

- Тебе только начальником штаба быть. Полка или даже дивизии, - с
припрятанной иронией заметил комбат. Гутмана, однако, это ничуть не
смутило.

- А что ж! Ну и справлюсь. Конечно, академий я не кончал, но голову
имею. Скажите, этого мало?

Волошин ответил не сразу, всерьез возражать на такой аргумент не имело
смысла.

- Вообще, ты прав. Этого не мало. К сожалению, не всегда голова решает.

Ординарец с запалом намерился что-то сказать, но, видно, одернул себя и
неопределенно махнул рукой:

- А, что говорить!

И уже другим, успокоенным тоном сообщил:

- Привязал Джима ремнем к столу. Сидит. За пять шагов никого не
подпускает. Пусть! Еще наплачутся с ним.

- С ним что плакать? Как бы мы без него не заплакали.

В траншее на КП было полно людей, все молча стояли группами, подняв
воротники и отвернувшись от холодного ветра. Стояли и сидели также у входа
в землянку, кое-где слышались приглушенные реплики на непонятном азиатском
языке. Гутман легко соскочил с бруствера, за ним соскочил комбат, они
протиснулись между безразличных к ним, незнакомых бойцов и пролезли в
землянку.

Тут тоже было тесно, несколько фигур в шинелях загораживали скупой свет
фонаря, у которого склонился Маркин - переписывал пополнение. Заслышав
шаги комбата, начштаба поднял голову и выразительно, со смыслом вздохнул.

- Что из полка? - спросил Волошин.

- В шесть тридцать атака.

- Патроны у пополнения есть?

- Патроны-то есть, - как-то загадочно проговорил Маркин. - Да что
толку.

- А что такое?

- Что? - Лейтенант многозначительно кивнул в сторону бойцов. Человек
пять их в мешковатых шинелях и касках, насунутых на зимние шапки, молча
стояли перед ним с терпеливой покорностью на широких остуженных лицах. -
По-русски ни бельмеса. Вот что.

Это было похуже. Это было совсем даже плохо, если иметь в виду, что
планировалось поутру и сколько времени оставалось до этого утра.

Комбат с озабоченным интересом посмотрел на бойцов, и ему стало не по
себе от одного только их внешнего вида. Не обмятые в носке шинели,
обвислые, с брезентовыми подсумками ремни, озябшие руки в трехпалых
больших рукавицах, которые как-то неумело и бессильно держали обшарпанные
ложи винтовок, сгорбленные от тощих вещмешков фигуры. По-русски они в
самом деле понимали не много - Маркин задавал вопрос, а низенький, с
припухшим лицом красноармеец переводил, и очередной боец уныло отвечал
глухим голосом.

- Замучился совсем, - сказал Маркин и почти закричал со злостью: -
Место рождения? Область?

Волошин наблюдал за всем этим и думал, что выпестованный его заботами,
сколоченный за долгие недели формировки его батальон, наверное, на том и
кончится. Как он ни старался сберечь личный состав, роты все-таки таяли,
росло число новичков, неизвестных ему бойцов, и все меньше оставалось
закаленных ветеранов, и сними по крупицам убывала его боевая сила и его
командирская уверенность. Это почти пугало. Он уловил в себе это
непривычное для него ощущение еще там, в траншее, когда пробирался сюда
среди них - истомленных ожиданием и неизвестностью, подавленных опасной
близостью передовой, безразличных ко всему. Комбата охватило недоброе
чувство раздраженности, какая-то злая сила подбивала на резкое слово,
окрик, какой-то решительный поступок, в котором бы нашло выход это
чувство. Но такой поступок сейчас - знал он - был бесполезен, надо было,
сжав зубы, неторопливо и ровно делать свое обычное дело: готовить батальон
к бою.

- Много еще писать?

- Заканчиваю, - сказал Маркин.

Комбат резко обернулся к ординарцу:

- Товарищ Гутман! Стройте пополнение!

- Есть! Пополнение - строиться! - свирепым старшинским голосом
скомандовал Гутман.

Приглушенный топот наверху еще не утих, когда комбат решительно шагнул
из землянки и, опершись на бруствер, выскочил из траншеи. Гутман поспешно
скомандовал "смирно!", комбат сошел с подмерзших комьев бруствера. В этот
момент сзади над высотой взмыла ракета, ее трепетный отсвет прошелся по
лицам бойцов, которые с пугливой опаской съежились, однако не оставили
места в строю. Все посмотрели на высоту, потом - на него, их командира,
наверно ожидая команды "ложись!" или разрешения рассредоточиться. Но он не
подал даже "вольно", а сдержанно дошел до середины строя и остановился.

Ракета догорела, мерцающий над высотой полумрак сменился плотной ночной
темнотой.

- Кто понимает по-русски?

- Я понимай.

- Я тоже.

- Один человек - ко мне!

Кто-то вышел из строя и встал в трех шагах от командира батальона.

- Становитесь рядом, будете переводить. Больные есть?

Боец негромко сказал несколько слов на своем языке.

- Есть.

- Больным - пять шагов вперед, шагом марш!

Переводчик повернулся лицом к строю и не очень уверенно перевел. Комбат
заметил, что слов у него почему-то получилось больше, чем было в его
команде. В это время сзади снова засветила ракета. Волошин, не
шевельнувшись, вслушался: не раздадутся ли выстрелы? Если начнется
стрельба, значит, разведчики напоролись на немцев и ничего у них сегодня
не выйдет. Но, кажется, пока обошлось - ракета догорела, и выстрелов не
было. Когда снова над ветреным ночным пространством сомкнулась тьма, он
заметил, что строй перед ним шевельнулся и несколько человек вышло вперед.
Выходили по одному, не сразу, с заметной нерешительностью останавливаясь
перед строем, настороженно поглядывая на командира батальона.

- Кто не обучен - три шага вперед, марш!

Помедлив, еще вышло шесть человек. Остановились, однако, почти в ряд с
теми, что вышли на пять шагов. Комбат заметил эту неточность, но
поправлять не стал - теперь это не имело значения.

- Кто очень боится - тоже!

Переводчик не скомандовал, а скорее объяснил команду, и комбат
внутренне сжался, ожидая ее исполнения и боясь, что на месте мало кто
останется. Но в этот раз строй стоял неподвижно, наверное, все боязливцы
уже использовали свою возможность.

- Так! Вот этим, что вышли, - напра-во! - скомандовал комбат. - Товарищ
Гутман, отвести группу назад в штаб.

- Назад? - удивился все понимающий Гутман, но тут же осекся и поспешно
скомандовал: - За мной шагом марш!

Когда они, по одному перепрыгнув траншею, скрылись в ночи, Волошин
подошел к строю ближе. Две поредевшие шеренги с напряженным вниманием
уставились на него.

- А с вами будем воевать. Переведите. Завтра мы пойдем в бой. Все
вместе. Кто-то погибнет. Если будете действовать дружно и напористо,
погибнет меньше. Замешкаетесь под огнем, погибнет больше. Запомните закон
пехотинца: как можно быстрее добежать до немца и убить его. Не удастся
убить его - он убьет вас. Все очень просто. На войне все просто.

Пока переводчик, путаясь, пересказывал его слова, комбат выжидательно
прошелся перед строем, поглядывая на высоту. Ракет больше не было,
выстрелов тоже. Только где-то в стороне от леска далеким отсветом
вспыхивал край неба, и глухое дрожание шло по земле, наверное, подтягивала
боевые порядки отставшая соседняя армия. Хотелось верить, что все
как-нибудь обойдется и посланные вернутся. Теперь он ни за что на свете не
хотел потерять даже двух старых бойцов - цена им с этой ночи удвоилась.

Несколько человек, обойдя траншею КП, подошли к строю и остановились
невдалеке от комбата. В переднем из них он узнал старшину седьмой роты
Грана - это прибыли за пополнением.

- Так. Все. Есть вопросы?

Вопросов не было. Он сомкнул строй, оказавшийся теперь заметно короче,
чем вначале, и начал рукой отделять четверки.

- Восемь, девять, десять... Направо! Старшина Грак, получайте!

Старшина отвел своих в сторону, а он сосчитал остальных. Их было
мало... Восьмой, как самой ослабленной, надо было выделить больше, но