что очень занят, на самом же деле только что вернулся с курорта Белокуриха и
боялся, как бы радон, который он принимал, не пропал бесполезно, не
подшалили бы нервы от переживаний, да и с "черной" деревенской родней
знаться не хотелось. Родня, воистинy темная, взяла и вернула ему пятьдесят
рублей, да еще и с деревенской, грубой прямотой приписала; "Подавися,
паскуда и страмец, своими деньгами".
диване и пожалел, что не выучился пить, -- самое бы время.
что мало двигается.
на объяснительных-то! В этой непонятной еще, но увлекательной работе
забылся. Он и раньше, еще в школе, писчебумажным делом занимался --
обыкновенный в общем-то, даже типичный путь современного молодого
литератора: школьная стенгазета, многотиражка в спецшколе, заметки, иногда и
в "художественной" форме -- в областных газетах, милицейский, затем и другие
"тонкие" журналы, на "толстые" пока не тянул и сам это, слава богу,
сознавал.
заранее зная, что ему никуда не уехать. Шевелиться, за почтой вниз сходить
-- и на то нет сил, но главное -- желания...
мир. Это про нее Пушкин сочинил: "Кабы я была царица, -- говорит одна
девица, -- то на весь крещеный мир приготовила б я пир..."
от смятения, что ли, от пустопорожности ли времяпрепровождения решил
пополнить образование и затесался на заочное отделение филфака местного
пединститута, с уклоном в немецкую литературу, и маялся вместе с десятком
местных еврейчат, сравнивая переводы Лермонтова с гениальными
первоисточниками, то и дело натыкаясь на искомое, то есть на разночтения, --
Михаил Юрьевич, по мнению вейских мыслителей, шибко портил немецкую
культуру. В пединституте Сошнин впервые услышал слово "целевик", смысл
которого граждане нашей страны, исключая разумные головы из Академии
педагогических наук, до конца так и не постигли. Между тем "целевик" --
слово, совершенно точно обозначающее смысл предмета -- это абитуриент,
присланный в высшее учебное заведение и принятый на льготных основаниях с
целью и обязательством вернуться в родную сельскую местность на работу. О
том, сколько и как возвращается в родную местность "целевиков", особо
"целевичек", знает всезнающая статистика, да молчит в смущении.
зелеными прутьями кленовых поконов, Сошнин играл в городки. На месте
стадиона был когда-то патриарший пруд, с карасями, кувшинками, лилиями и
могучими деревами вокруг. Борясь с мракобесием сановных, исторически себя
изживших церковников, деревья свалили, воду вместе с карасями засыпали
шлаком и землей, вынутой из-под фундамента новостроек, но оно же, проклятое
прошлое, прилипчиво, живуче, оно из-под земли, из-под притоптанных и
прикатанных недр стадиона, из пней, плотно закопанных, давало о себе знать,
нет-нет, пусть и украдчиво, втихомолку, посылало в ясноглазую современность
вестников весны, напоминало о себе живучей ветвью тополя или клена, меж
которых, по шлаком присыпанной дорожке, остро выставив локти, бегали будущие
гармонично развитые педагоги, тренируя гибкость тела и крепость мышц.
играх, и он азартно швырял струганые палки, вышибая то "бабушку в окошке",
то "змею", то "домик", и однажды увидел в уголке стадиона мужицкого
телосложения деваху с непритязательно рубленым, но румяным и здоровым лицом,
на которое спадали коротко стриженные волосы толщины и цвета ржаной соломы.
Девка собирала волосы на затылок старомодной костяной гребенкой и
одновременно стягивала с себя лыжные штаны, рвала пуговицы на кофте,
нетерпеливо постанывая и сопя расширенными ноздрями. На ходу подтянув трусы
футбольного покроя, со свистом вобрав в себя побольше воздуху, девка вышла
на беговую дорожку и замерла в ожидании старта. Сквозь мужскую майку,
распертую телом до прозрачной тонкости, четко обозначался бюстгальтер,
завязанный на спине морским узлом, потому как пластиковая застежка не
выдержала напора скрытых сил, лопнула и болталась без нужды. Ясное дело,
только крепким узлом и можно было сдержать силы в чугунных цилиндрах грудей
с ввинченными в середку трехдюймовыми гайками. Те гайки, поди-ка, не раз и
не два отвинчивали передовые сельские механизаторы, но даже резьбу сорвать
не осилились, не укротили мощь могучего, все горячее распаляющегося перед
бегом механизма.
поравнялись с ней трусцой трюхающие, подзапыхавши- еся молодые спортсмены,
бледно-серые от табака, ночных свиданий и жидкой студенческой пищи. Грудь у
девки закултыхалась, зад завращался тракторным маховиком, ноги, обутые в
кеды сорок второго размера, делали саженные хватки, лицо ее было
вдохновенно, воинственно, вся мелкота, перебирающая ногами по земле, по
захороненному патриар- шему пруду, разлетелась на стороны мошкой и осталась
позади.
бы убежала, если б на пути ее не оказался забор стадиона. Вот что такое была
Паша! Бог и фамилию ей определил в соответствии с материей -- Силакова.
Какой-то тренированный спортсмен, не иначе мастер спорта, поверженный в
прах, оправдывался, протирая очки: "Да я бы обошел эту стихийную бабу, но
очки запотели". Паша Силакова, снисходительно похлопав по плечу знатного
спортсмена, предложила: "Может, еще попробуем?"
б цветы подарил, я б любил тебя смертно и верно". Припев: "Да очки
запотели". "Я бы сдал сопромат, поступил на физмат. Я бы взял все высоты
науки. Да очки запотели..."
стадионе. Она и в своей-то починковской школе никого по наукам не обгоняла,
все больше догоняла. Работать бы ей на колхозной ферме, быть ударницей
труда, почитаемым человеком, многодетной матерью, да ее родная мать,
молодость, жизнь, красоту и силу изработавшая на колхозной ферме, узнав про
дополнительный набор в пединститут, сказала: "Поезжай, учись на ученую,
много денег получать станешь, в люди выйдешь, не будешь, как я, веки вечные
в назьме плюхаться".
тупела от наук и городской культуры, смекнула своим деревенским,
многоопытным мужицким умом, как достичь цели: возила в общежитие картошку,
молоко, мясо из деревни, убиралась в комнате, стирала аристократкам с
филфака бельишко, гладила, и те, курящие сигареты с долгими мундштуками,
понимающие толк в коньяках, коктейлях и сексе, наизусть знающие названия
иностранных наклеек на заду импортных джинсов, из которых самая ценная была
"монтана", насмехались над Пашей, помыкали ею. Мадам Пестерева, читающая в
институте классическую русскую литературу, приспособила Пашу в домработницы.
по правилам и запросам высокоинтел- лектуальных личностей: баловались
теннисом, купались в прорубях, ездили на коллективные охоты, оба лихо водили
личную "Волгу", небрежно вертя руль одной рукой и выставив локоть в окошко.
В "Волге" чехлы из какого-то мохнатого существа -- из меха ламы, объясняли
Пестеревы, за задним сиденьем, как у богатого кавказца, катался пестрый мяч;
перед передним стеклом, опять же, как положено состоятельным, понимающим
культуру особам, подвешена экзотическая широкоротая обезьянка в красных
трусах; по стеклу ярко написано: "Эспанио-уэрто-командорос".
льнокомбината, Антон Пестерев имел на троих четырехкомнатную квартиру,
содержал местный "салон" и собирал в нем по вечерам "высший свет" города
Вейска. Одна из комнат супругами Нестеровыми была превращена в некую
разновидность гостиной, игорную залу и дешевенький музей, на стенах которого
висели абстрактные полотна, гравюрки, несколько дорогих полуфривольных
чеканок с русалками, пара прялок, пара лаптей, репродукций с пикантных
полотен Сальвадора Дали. Вечерами в зале чуть приглушенно, интимно звучали
по японской радиозаписывающей системе модные записи "из оттудова", ну и
наши, необходимые в модном салоне модные поэты: Высоцкий, Окуджава, Новелла
Матвеева; на инкрустированных полочках -- Евтушенко, Вознесенский,
Ахмадулина, Аполлинер, Дос Пассос, Хименес, Ли Бо, далее Пикуль, Сименон и
Апдайк, меж них Библия дореволюцион- ного издания, молитвенник с золотой
застежкой, "Слово о полку Игореве" в подарочном издании и нарядный словарь
Даля в четырех томах.
устраивала потеху в студенческих аудиториях:
словно к существу мужского пола, поставив ее перед публикой по команде
"Смирно!". -- Что вы можете рассказать о роковых заблуждениях Николая
Васильевича Гоголя?
ответ Паши Силаковой.
мрачной и отсталой философией, привели и не могли не привести к духовному
краху великого русского писателя. В результате этого краха он сжигает второй
том "Мертвых душ", который, впрочем, был слабее первого тома оттого, что
оказался пропитан растленным духом церковников, скрывавшихся в катакомбах и
мрачных закоулках Оптиной пустыни и прочих притонах воинствующих
мракобесов...
отрицаете?
Генриховна Шутенберг, и девочки мне помогли. Заучить.