Чтение 10–й страницы книги ~Охотник за смертью: Восстание~

Сквозь снежную мглу проступили очертания высоких ледяных кристаллов, напоминающих то ли надкрылья каких-то гигантских жуков, то ли надводную часть айсберга. Падающий снег вихрями закручивался вокруг них, как будто привлеченный сверканием ледяных граней. Тут и там меж кристаллами виднелись ледяные статуи - огромные, непонятные, пугающие. Наверное, только далекие предки человечества могли бы сказать, кого они изображают. Кристаллы и статуи стояли полукругом, а в глубине его на огромной глыбе льда возвышался Железный Трон. И на этом старинном, отделанном нефритом железном престоле восседала сама императрица Лайонстон XIV.

Тяжелые меха придавали Лайонстон сходство с вождем какого-то древнего племени. Лицо ее было бледным и бесстрастным, как у Снежной Королевы - той, что похищала души людей, бросая им в глаза льдинки. Это удлиненное лицо с острыми скулами, тонким носом и узкими губами было бы очень красивым, если бы не ледяной холод синих глаз, прозрачных, как алмазы в короне, украшавшей высокий лоб императрицы. Такова была Лайонстон, повелительница тысячи миров Империи, та, по чьему слову сжигались дотла целые планеты. Та, которую подданные прозвали Железной Стервой.

Императрица сидела в свободной позе, с сардонической улыбкой наблюдая за дрожащими придворными. По одному они подходили к Железному Трону, почтительно кланялись императрице и оставались в неудобной позе до тех нор, пока им не позволяли выпрямиться. Когда Лайонстон пребывала в скверном расположении духа, она заставляла их стоять так часами. По лицам придворных катился холодный пот, спина отчаянно болела... Но сегодня ей хватало нескольких секунд. Либо у императрицы было хорошее настроение, либо, что более вероятно, она предвкушала какое-то другое развлечение. Взгляд Лайонстон рассеянно блуждал по лицам придворных, выражавшим хорошо разыгранное восхищение, уважение и преданность.

Все придворные старались держаться подальше от трона. И отпугивали их вовсе не двадцать вооруженных стражей почетного караула, и даже не фрейлины-стражницы, неподвижно застывшие у ног императрицы. Их было десять, и каждая могла бы справиться с десятком вооруженных мужчин. Фрейлины не испытывали холода и не носили одежды. Они чувствовали только то, что им позволяла Лайонстон. Имперские мнемотехники изрядно повозились с их мозгом, пока не стерли все, что там было, оставив лишь фанатичную преданность императрице. Девы были готовы умереть за свою госпожу. Или убить кого-нибудь, это уж как прикажут. А убивать они умели. В тела фрейлин было встроено мощное оружие. Они всегда молчали, потому что им вырезали язык, а человеческую речь воспринимали только с помощью встроенных в мозг компьютеров. Кроме того, у них были стальные когти. Сгрудившись у подножия Железного Трона, девы с нетерпением ждали, когда им позволят растерзать какого-нибудь глупца, осмелившегося разгневать их обожаемую госпожу. Но ошарашенные придворные смотрели не на них. За троном, в снежной пыли, высился огромный силуэт "чужого" с планеты Грендель. На планете под названием Грендель укрытые глубоко под землей находились Склепы "спящих". "Спящих" было несколько тысяч - огромная армия искусственных существ, дожидающаяся врага, который так и не пришел. Никто не знал, как выглядели создавшие их "чужие", но их создания пережили века. Это были машины-убийцы, запрограммированные на то, чтобы сражаться, пока в живых остается хотя бы один враг. Имперский исследовательский отряд совершил большую ошибку, когда открыл один из Склепов. "Спящие" проснулись и устроили кровавую бойню. Через несколько минут все члены экспедиции были мертвы. Сотни людей погибли, не сумев даже поцарапать ни одного из "спящих". Человеческое оружие было бессильно против них. К счастью, у гренделиан не было космических кораблей, и механические убийцы не могли вырваться за пределы своего мира. Императрица приказала открыть огонь с орбиты и уничтожить всех проснувшихся чудовищ. Но те, что спали глубоко под землей, остались целы. Лайонстон объявила Грендель закрытой планетой и оставила возле нее сильный флот, который должен был следить за соблюдением карантина.

Но когда Империи стали угрожать многочисленные внешние враги, императрица вспомнила о гренделианах. Теперь у нее созрел новый план: "спящих" следовало приручить и сформировать из них особые ударные отряды имперской армии. И вот один из них уже появился рядом с Железным Троном. На голову и плечи гренделианина была накинута специально разработанная сетка-привязь, которая - теоретически - позволяла контролировать его мысли. Но придворные не доверяли теориям. Они подозрительно косились на гренделианина и молились Богу, чтобы на этот раз ученые не наделали ошибок.

Гренделианское чудовище было девятифутовым гигантом с огромными стальными клыками и когтями. Малинового цвета силиконовый панцирь гиганта был на самом деле не доспехами, а чем-то вроде наружного скелета. Неизвестные хозяева гренделианина сделали его похожим на гуманоида, но выражение огромного лица в форме сердечка даже отдаленно не напоминало человеческое. Когда Сайленс и его люди спустились в сокровищницу за одним из таких стражей, он уничтожил почти весь отряд, прежде чем его удалось захватить. И надо признать, удалось им это почти случайно. А теперь в зале приемов императрицы стоит точно такой же монстр, и только тоненькая сеточка на плечах не дает ему в полной мере проявить свою "миролюбивую" натуру.

Сайленсу стало совсем неуютно без оружия. Если бы он по крайней мере знал, где здесь выход! Придворные восприняли появление гренделианина без малейшего энтузиазма. Конечно, они понимали, что после атак эльфов и пришельцев императрица должна была усилить меры безопасности при дворе. Но персональный гренделианин на поводочке - это уже слишком. Даже для Лайонстон. Это уже не безопасность, а скорее наоборот. Тех, кто стоял в первых рядах, вдруг обуяла вежливость. Они любезно попытались уступить свои почетные места другим и раствориться в толпе. Но задние ряды стояли насмерть и не поддавались на провокации. Если сомнительного вида привязь откажет, стражники и не подумают защищать толпу. Не для этого их тут поставили. И придворные продолжали потихоньку отходить назад. Никому не хотелось привлекать к себе внимание императрицы. Фрост наклонилась к уху Стелмаха, и тот подпрыгнул от ужаса. Разведчица даже не улыбнулась.

- Мне казалось, что вы говорили, будто наш ручной гренделианин - единственный. А его уничтожили на Хайдене. Откуда же тогда здесь взялся этот экземпляр?

- По всей видимости, пока нас не было, наука на месте не стояла, - сказал Стелмах, стараясь не шевелить губами.

Фрост нахмурилась:

- И насколько же надежна эта сеточка?

- Зависит от того, что вы понимаете под словом "надежна". Если за время нашего отсутствия не было сделано никаких потрясающих открытий - а я полагаю, что не было, - то сетка представляет собой обыкновенный выключатель. Стоит нажать на кнопку, и гренделианин набросится на первого, кто окажется у него на пути. Остается только удостовериться, что он развернут лицом в нужную сторону, и уповать на Господа. Подобная модель (если это, конечно, она) вполне работоспособна, но жизнь свою я бы ей не доверил.

- Наши с вами жизни зависят именно от работоспособности этой модели.

- Я знаю, - с несчастным видом произнес Стелмах.

Сайленс вертел головой, даже не пытаясь скрыть любопытство. Он не сомневался, что видит только малую часть стражников. Остальные, вероятно, прячутся за маскирующими голограммами. Кроме того, зал, без сомнения, напичкан блокираторами биополя и еще бог знает чем. Говорят, Лайонстон немало потратила на обеспечение своей безопасности. И это не мания преследования. Многие желают императрице смерти и с наслаждением сплясали бы на ее могиле. Среди придворных таких недоброжелателей тоже полно. Именно поэтому их пропускают сюда лишь безоружными, после тщательного обыска. Иногда аудиенции императрицы оборачивались смертным приговором для неосторожных придворных интриганов. Но они все равно приходили к ней. Ибо где, если не при дворе, могли они повлиять на политику Империи, как попали бы на экраны головизоров? И сейчас, несмотря на повисшую в воздухе напряженность, многие из придворных собирались сказать свое слово.

Потому что именно сейчас, впервые за многие годы, у них появился шанс вырвать власть из рук Лайонстон. У них был козырь, с помощью которого они надеялись посеять семена раздора между императрицей и военными. Налет мятежников на Главное налоговое управление вкупе с выведением из строя защитных систем планеты сделал позицию военных крайне уязвимой. Внезапная атака пришельцев тоже сыграла не в их пользу. И в довершение всего ходили упорные слухи о смерти лорда Драма. А лорд Драм был не просто Первым Мечом Империи. Он был любовником императрицы и ее правой рукой. А убили его на самом краю Империи, при попытке выполнить какое-то таинственное задание.

Впрочем, подтвердить или опровергнуть этот слух могли только люди с "Неустрашимого", который находился сейчас на орбите Голгофы в строгом карантине. Спуститься на планету позволили только троим - Сайленсу, Фрост и Стелмаху. Придворные следили за ними во все глаза, но на всякий случай держались на почтительном расстоянии. У Лайонстон наверняка были какие-то свои планы относительно этих троих, и никому не хотелось попадаться ей под горячую руку. Сайленс знал о настроениях придворных, знал, как они относятся к императрице, и в глубине души не мог не признать, что у них есть для этого основания. Если Лайонстон со своими военными даже родную планету не может защитить от одного-единственного вражеского корабля и кучки жалких мятежников, она не имеет права диктовать свою волю Совету лордов и членам Парламента, которые, собственно, и оплачивают все ее прихоти. Люди, которые платят повышенные налоги на поддержание безопасности, желают знать, на что идут эти деньги. И желательно до того, как будут установлены новые налоги.

Но и военные тоже не были слепцами. Сегодня они заполнили почти всю приемную. Офицеры всех рангов собрались перед Железным Троном, дабы продемонстрировать, что армия и императрица, как и раньше, готовы поддержать друг друга. Головы и плечи офицеров покрывал иней, но они мужественно делали вид, что не замечают холода. Военные показывали, что защитят императрицу от кого угодно, в том числе и от ее лордов. Это дело чести, а честь в армии до сих пор еще значила больше, чем политика.

Церковников в зале было не меньше, чем военных. Служители церкви Христа-Воителя стояли бок о бок с офицерами, усердно делая вид, что не замечают их. У церковников были бледные, гладко выбритые лица и горящие глаза истинных фанатиков. Это были одновременно воины и священники, воинствующие адепты самой кровожадной в Империи религии, с детства впитавшие ее заповеди. Императрице они кланялись лишь в случае крайней необходимости. Одним из основных символов их веры было насильственное крещение, пусть даже на деле это означало убийство всех, кого предполагалось обратить. А еще церковь проповедовала, что сильный всегда прав, и на деле подтверждала эту заповедь. В Империи были и другие религии, но их представители вели себя тише воды ниже травы, стараясь не попасться на глаза всемогущим воителям.

Генерал Шу Беккет внимательно разглядывал ряды священников, даже и не пытаясь скрыть своего к ним интереса. Многие из них тоже разглядывали генерала, и по той же самой причине. Врага надо знать в лицо. Беккет ухмыльнулся и выпустил облако сигарного дыма прямо в лицо ближайшему священнику, благо стояли они рядом. Вера - это прекрасно, но сам он предпочитал хорошую тренировку. Фанатик не боится смерти и потому может позволить убить себя прежде, чем выполнит задание. Старый солдат относился к церкви Христа-Воителя весьма критически. В свое время генерал был легендарным бойцом, и, хотя сейчас дни его близились к закату, никто не рискнул бы выступить против него, не составив предварительно завещания.

Роста генерал был среднего, но необъятных размеров живот заставлял его казаться почти низеньким. Даже выкованные на заказ доспехи с трудом вмещали могучее тело Беккета, но ему было на это глубоко наплевать. Он много лет провел в походе и считал, что заслужил свое право на сибаритство. Огромный военный опыт и стратегический ум генерала позволяли ему удерживать свои позиции, хотя он давно уже не мог больше принимать участие в сражениях. Он был признанным стратегом и прирожденным спорщиком. Генералу почти всегда удавалось настоять на своем - даже когда императрице попадала вожжа под мантию и все остальные в панике прятались в укрытие. Лайонстон постоянно порывалась разжаловать непокорного генерала, вечно говорившего то, чего она не хотела слышать, причем в самый неподходящий момент. Но Беккет всегда умудрялся напомнить разгневанной императрице, как он нужен Империи и ей лично. Кроме того, он ее смешил. Шу Беккет постоянно курил толстые сигары, даже если это категорически запрещалось, и имел привычку пускать дым в лицо собеседнику. Многочисленные дурные привычки были предметом чрезвычайной гордости генерала. Неудивительно, что его обожали зрители голопрограмм.

Широко известен был и тот факт, что церковь негласно назначила награду за голову генерала Беккета - желательно отделенную от туловища.

Церковь Христа-Воителя вошла в такую силу после того, как Лайонстон торжественно объявила ее официальной религией Империи. Для начала Воители выловили и казнили почти всех еретиков, а потом объявили, что церковь Христа-Воителя соизволением Божьим стала столь могущественной, что не нуждается более в поддержке императрицы. Более того, это Лайонстон должна преклониться перед могуществом единственной церкви. Лайонстон это совсем не понравилось, но отступать было поздно. Она сама назначила эту религию государственной и торжественно окрестилась, так что пойти на попятный означало бы публично признаться в своей слабости. А уж церковь не преминет воспользоваться этой ошибкой. Поэтому Лайонстон предпочла промолчать. Зато она постоянно практиковала на церковниках свое остроумие и при каждой возможности стравливала их с военными. Что в последнее время стало весьма и весьма несложно.

Церковь ответила на это увеличением числа отрядов бойцов-иезуитов, а также постаралась проникнуть во все слои общества. Жертвы появились в каждой семье - кого объявили еретиком, а кто и сам вступил в ряды воинствующих братьев. В результате людям приходилось теперь угождать не одному, а сразу двум могущественным господам - императрице и церкви. Выбери не того - и при жизни окажешься в аду. Даже интересы кланов отступали перед нуждами церкви.

Это, в свою очередь, не понравилось уже Совету лордов. Сильных мира сего не интересовало, во что верят их подданные, но только пока те хранили господам верность. Сами лорды не верили ни во что, кроме собственной выгоды. Так что новое направление деятельности церкви привело аристократию в ярость. Лорды ясно давали церковникам понять, что не отступятся от своих вековых свобод. Они имеют полное право интриговать, драться на дуэлях, предаваться страстям и расправляться с врагами так, как считают нужным.

Церковники исходили из той простой предпосылки, что у каждого должна быть своя неприятная тайна. Они делали все возможное, чтобы узнать эти тайны и с их помощью покорить аристократов воле церкви. Они угрожали, шантажировали и давали взятки, чтобы заставить слуг следить за своими господами, если они хотят избежать гнева церкви. Семьи, разумеется, начали охотиться на шпионов. Те же, кто оказался меж двух огней, ходили, втянув голову в плечи, и старались сделаться как можно незаметнее. Словом, и без того нелегкая жизнь в Империи в последнее время намного усложнилась.

- А церковь-то не сидела сложа руки, - тихонько сказал Сайленс разведчице. - Эти братья-воители выглядят весьма впечатляюще. И их тут стало гораздо больше, чем до нашего отъезда.

- Сборище голубых, - фыркнула Фрост, даже не оборачиваясь, чтобы взглянуть на иезуитов. - Выглядят-то они неплохо, но не более того. Я могу съесть их всех с потрохами и даже вином запивать не стану, пожалею благородный напиток. Знаю я таких. Пока их много, они страсть какие храбрецы, а для честного боя кишка тонка. Раз они так любят своего бога, могли бы подраться со мной. Я уж помогла бы им отправиться поболтать с ним лично.

- Если вы собираетесь разговаривать в таком тоне, предупреждайте заранее, - сказал Стелмах. - Я постараюсь сделать вид, что незнаком с вами. У церкви - длинные уши, и оскорблений братья не прощают. О боже, один из них идет сюда! Постарайтесь изобразить раскаяние.

- Не имею ни малейшего понятия о том, как это делается, - уведомила его Фрост.

От группы священников действительно отделился один и не спеша направился в их сторону. Сайленс каким-то чудом умудрился сохранить бесстрастное лицо. Придворные в ужасе шарахались от священника, стараясь предоставить ему как можно больше места. Одежда воинствующего брата состояла из темно-красной рясы и такой же шапочки, а выражение лица не предвещало ничего хорошего. На самом деле этому брату было немногим больше двадцати лет, но он, как мог, старался выглядеть старше. Шею его украшало ожерелье из человеческих ушей, с пояса свисало два скальпа. Он остановился перед Сайленсом и Фрост и принялся разглядывать их с таким видом, будто видел гораздо более впечатляющие образцы человеческой породы, да и те ползали перед ним на коленях и ели пыль. На Стелмаха брат-воитель внимания не обратил. Впрочем, того это ничуть не огорчило.

- Говорят, что вы спасли нас от нечестивых нелюдей, - сказал наконец священник. - Если это и так, значит, на то была Божья воля. Оба вы - настоящие воины. Но положение вещей изменилось, и теперь все должны выбирать, на чьей они стороне. Святая церковь может простить вам ваши прегрешения, и это же может сделать Лайонстон. Вам придется выбрать и заявить о своем выборе во всеуслышание. И запомните: кто не с нами, тот против нас. А церковь знает, как поступать со своими врагами. Я понятно выразился?

Презрительная усмешка исчезла с лица священника, когда Фрост вдруг резко ударила его кулаком в живот. Удар был таким сильным, что брат-воитель отлетел на несколько метров и врезался в ряды своих товарищей, расшвыривая их, как кегли. Послышались вопли и стоны. Кто-то ругался, кто-то схватился рукой за ушибленное место... Заваривший всю эту кашу священник скорчился на земле, тщетно пытаясь вдохнуть хоть немного морозного воздуха. Фрост стояла неподвижно с бесстрастным лицом. Стелмах закрыл глаза ладонями. Сайленс зааплодировал, и некоторые храбрецы из числа придворных присоединились к нему. Фрост не обращала на них внимания - разведчица до мозга костей.

- Ох, не надо бы мне стоять с вами рядом, - простонал Стелмах. - Вы же форменные самоубийцы!

- Послушай, парень, - сказал Сайленс. - Нас здесь почти наверняка убьют. Так какая тебе разница, кто это сделает?

Стелмах посмотрел на императрицу, на Железный Трон, а затем обратил к Сайленсу почти умоляющий взгляд:

- Вы в этом уверены, сэр? Неужели у нас нет никакой надежды?

- Ну зачем же, - возразил Сайленс, - надежда есть всегда. В последний раз, когда мы с Фрост были здесь, нас заковали в цепи от макушки до пяток. Смертный приговор был уже подписан, и оставалось только проставить в нем наши имена и привести в исполнение. Но мы уцелели. На этот раз у нас еще меньше шансов выжить, но зато мы по крайней мере не в цепях. Что обнадеживает.

- Меня - нет, - сказала Фрост. - Это просто очередная уловка. Пытка ложной надеждой.

Стелмах вздохнул:

- Я надеялся, что кто-нибудь из моей семьи придет, чтобы поддержать меня, но ошибся. Никто даже не увидит, как я умру. У неудачников не бывает родственников и друзей. Как у прокаженных.

- Какая, однако, глубина мысли, - обернулся к нему Сайленс. - Вероятно, близость смерти вас вдохновляет. Обычно вы неразговорчивы, Стелмах. Расскажите нам о своей семье. Что за люди ваши родители и почему им пришло в голову назвать сына Храбрецом?

- Мои родители были крайне честолюбивы, - мрачно сказал Стелмах. - Отец был деловым человеком, но не сумел ни сделаться министром, ни найти себе жену из хорошей семьи. Поэтому всех нас очень рано отправили в армию. Мои братья, Герой и Смельчак, стали офицерами. Сестра Афина покинула дом даже раньше нас, чтобы стать разведчицей. Не знаю, где она сейчас. О таких вещах не спрашивают. Отец давно умер, так что разочароваться во мне он не успел. Офицеров безопасности в армии не жалуют.

- Что ж, по крайней мере у вас есть семья, - сказал Сайленс. - Я стал капитаном, потому что так велел клан. И я тоже хотел, чтобы они мной гордились. Вместо этого я уже второй раз покрываю семью позором. Официально они отреклись от меня, когда погиб мой первый корабль "Ветер тьмы". Я, собственно, собирался погибнуть вместе с ним, но разведчица зачем-то решила спасти меня. До сих пор не знаю, зачем она это сделала. Что скажете, разведчица?

- Все мы ошибаемся, - сказала Фрост, не глядя на капитана.

Сайленс улыбнулся:

- Расскажите нам о своей семье. Мы оба уже распахнули перед вами свои души. Откуда вы взялись, разведчица?

Фрост молчала. Сайленс уже решил было, что перегнул палку, когда она заговорила, но так тихо, что им со Стелмахом пришлось напрягать слух, чтобы разобрать слова.

- Официально считается, что у разведчиков нег семьи. Все мы - одна семья, и другой нам не надо. Но я была любопытна. Я нашла скрытые файлы и разыскала в них адрес своих родителей. Я даже пришла навестить их. Но встретиться со мной согласился только отец. Я пыталась поговорить с ним, но он не слушал. Боялся. И больше я туда не возвращалась. У меня нет семьи, капитан. Я достигла всего сама. Или с помощью Империи.

- Удивительно духоподъемная беседа, - сказал Стелмах. - До сих пор мне просто было скверно, зато сейчас я готов покончить с собой. Почему бы нам не откусить себе языки и не покончить со всем этим?

- Потому что у нас еще есть надежда, - объяснил Сайленс. - И еще потому, что я намерен сражаться за свою жизнь до последнего вдоха. Верно, разведчица?

- Верно, - согласилась Фрост. - О, поглядите-ка! Братья-воители, кажется, приходят в себя.

Священники действительно уже поднялись на ноги, хотя все еще держались друг за друга, чтобы не упасть. Военные, не скрываясь, хихикали и подталкивали друг друга локтями. Кто-то из придворных снова зааплодировал, но сразу прекратил и обернулся к Железному Трону, чтобы узнать, одобряет ли эту шутку императрица. К счастью для всех, Лайонстон была так увлечена беседой с генералом Беккетом, что ничего не заметила. И тогда все обернулись посмотреть, как воспринял это еще один человек. Ибо у подножия Железного Трона стоял Джеймс Кассар, кардинал церкви Христа-Воителя.

Многие считали кардинала самым опасным человеком в Империи. Он был высоким и мускулистым, а черные доспехи сидели на нем так, словно он в них родился. На груди у кардинала был барельеф с изображением распятия. Когда-то он был весьма красивым мужчиной, но красота его осталась в прошлом. Случилось так, что Кассар приказал казнить за ересь одного человека, и вдова казненного плеснула в лицо кардиналу кислотой. В следующее мгновение он зарубил женщину мечом, но дело было уже сделано. Глаз кардинала вытек из глазницы, а вся правая половина лица сгорела до кости. Из-под остатков щеки виднелись зубы и белые кости черепа. Похоже было, что кардинал все время ухмыляется. Смотреть на это лицо было действительно страшно. Именно поэтому Кассар никогда и не лечил его. Любой регенератор в считанные минуты нарастил бы обратно сгоревшую плоть, но кардинал этого не захотел. Может, хотел показать, что ничто его не остановит, а может, напоминал верующим о тщете всего сущего. Поговаривали также, что Кассару просто доставляет удовольствие, что люди бледнеют при виде его лица.

Говорили также, что он велел арестовать стражников, пропустивших к нему ту женщину, и приказал медленно, дюйм за дюймом, погружать их в бочку с кислотой. Ногами вперед. Мало кто отказывался верить этой истории. Злобная мстительность кардинала Кассара была известна всем, хоть он и старался выдать ее за стремление к справедливости. История его возвышения была историей крестовых походов против еретиков. А еретиками Кассар называл всех, кто мешал ему или церкви. Он без колебаний обвинял в ереси друзей своей семьи, родственников и прежних союзников, если они возражали против стремительного возвышения церкви Христа-Воителя или его, Кассара, лично. А карьеру он делал с головокружительной быстротой. Вскоре уже все, кто жаждал власти, старались ему подражать.

Например, если вы хотите разделаться с врагом, полезно бывает обвинить его в ереси. Доказательств никаких не требуется, одного обвинения достаточно, чтобы человека осудили. Были, конечно, трибуналы, которым обвиняемый мог представить защитника, но это стоило денег. Справедливость - вещь недешевая. Люди начали страховаться от обвинения в ереси, чтобы покрыть расходы на защитника, но страховые взносы обходились еще дороже, чем гонорары защитнику. Именно в этот момент придворные впервые поняли, что тоже уязвимы. Лайонстон не преминула воспользоваться сложившейся ситуацией. Теперь, если кто-то раздражал ее или просто пытался прыгнуть выше головы, он вполне мог проснуться с утра пораньше от того, что святые отцы пинают его дверь своими тяжеленными сапогами. Всем, кто хоть чем-нибудь не нравился императрице, пришлось срочно подружиться с церковью или держать наготове много денег на адвокатов. Если, конечно, им удавалось найти адвокатов.

Придворные играли в те же игры, то и дело обвиняя друг друга в ереси по политическим либо иным причинам. Но их обвинений никто не принимал всерьез. В скором времени правда окончательно исчезла под ворохом обвинений и контробвинений, так что даже церкви надоело во всем этом разбираться. Поэтому священники стали просто записывать все доносы и использовать их только в случае надобности.

Валентина Вольфа, например, обвиняли уже столько раз, что и он, и церковники уже сбились со счета. Среди приписываемых ему ересей были такие, существование которых возможно лишь теоретически. Но ни один из ударов цели не достиг. Все знали, что Валентин - полный дегенерат, что он наркоман и на своем веку проглотил столько наркотиков, что хватило бы, чтобы убить десяток нормальных людей. Но вместе с тем он был Вольфом, главой самого могущественного в Империи клана. Сама императрица благоволила Валентину - а значит, он был недосягаем. Кассар, правда, не сдавался, но в настоящий момент они с Валентином просто делали вид, что не замечают друг друга. Все понимали, что это противостояние не может длиться вечно. Вопрос только в том, кто из противников ошибется первым. Люди давно уже заключали пари на этот счет, но пока никаких изменений не происходило.

Даже в толпе Валентин Вольф, как всегда, стоял в одиночестве. Он был главой самого могущественного клана Голгофы, его слову подчинялись тысячи, но друзей, как близких, так и не очень, у Валентина не было. Да и не нужны ему были друзья. Валентин никогда не был особенно общительным и предпочитал проводить время в компании с самим собой. А если учесть, что он давно уже успел перепробовать все наркотики, какие только есть на белом свете (и еще несколько таких, которые света не переносят), становится понятно, что внутренний мир был ему дороже сотни собеседников.

Валентин был высоким и стройным. Во всем его облике чувствовалась мрачная изысканность князя Тьмы из волшебных сказок. На бледном лице застыла неизменная улыбка. Валентин красил лицо в ярко-белый цвет, глаза жирно подводил тушью, а губы - малиновой помадой. Черные как смоль кудри ниспадали ему на плечи. Он не только не красил волосы, но даже и не расчесывал их. Одевался Валентин всегда в черное, иногда добавляя к своему костюму какую-нибудь яркую деталь, обычно красного цвета. За модой он не следил. В свое время, испытав на себе все существующие наркотики, Валентин завел свои собственные лаборатории, где целый штат ученых-химиков разрабатывал для него все новые и новые препараты. Говорили, и не без оснований, что не было еще зелья, которое не пришлось бы Валентину по вкусу. Любой другой на его месте давно бы уже умер от передозировки или превратился в полного идиота, но Валентина, похоже, хранили одному ему ведомые темные алхимические божества. Да, он видел мир несколько иначе, нежели большинство людей. Да, временами он подолгу разговаривал с несуществующими собеседниками. Но, несмотря на все это, он оставался хитрым, честолюбивым и очень опасным противником.

Даже Валентин понимал, что вечно так продолжаться не может и когда-нибудь ему придется расплачиваться за свой образ жизни. Он нанимал лучших врачей, каких только можно было найти за деньги, и время от времени отдыхал в своем личном регенераторе. Но многолетнее интенсивное употребление наркотиков в сочетании с постоянными интригами уже начали разрушать его разум. Душу и тело Валентина сжигало пламя, а он лишь подбрасывал в топку все новые порции наркотиков. Результатом этого стала небывалая проницательность Валентина. Одних только непроизвольных жестов ему хватало, чтобы понять, что человек замышляет. Чужие планы, интриги и мимолетные капризы вихрем проносились у него в голове. Тело Валентина находилось в приемной императрицы, но разум его в это время блуждал одному ему ведомыми тропами. И Валентин несся на крыльях этого разума, как спортсмен-серфер, балансирующий на гребне волны. Стоит чуть-чуть нарушить баланс, и ты рухнешь с этого гребня вниз, в воду. Но Валентин никогда не оступался. А если и оступался, никто этого не замечал.

Валентин был искренне уверен, что стоит ему найти нужную комбинацию наркотиков, и все его проблемы как рукой снимет. Пропадут все побочные эффекты, и останется лишь обостренный зельем разум, свободный от всяких преград, как парящая на немыслимой высоте птица. Но в то же время необходимые ему дозы продолжали неуклонно расти. Кроме того, приходилось принимать новые зелья, чтобы справиться с вредным воздействием старых, ибо в его жилах вместо крови давно уже циркулировал какой-то жутковатый коктейль. Валентин сильно похудел, а его восприятие обострилось сверх всякой меры. Наркотики стали его лучшими друзьями. Они были необходимы ему как воздух. Помимо основного набора, Валентин то и дело принимал небольшие дозы разных специфических препаратов, выбирая их в зависимости от ситуации. Вот и сейчас он решил, что самое время немного подстегнуть мозг, чтобы увеличить ясность сознания. При дворе у Валентина было много врагов и ни одного друга, а союзникам он не доверял. Значит, он должен быть в состоянии предугадать все их мысли.

Валентин извлек на свет божий маленькую серебряную коробочку, тщательно обтер с крышки иней, заглянул внутрь и выбрал крошечную ампулу. Привычным движением прижал ее к шее, нащупал вену и замер, блаженно улыбаясь, когда новая порция отравы разлилась по всем его жилам. Мысли приобрели новую, кристальную ясность. Скорость реакции возросла до такой степени, что все вокруг показались Валентину вялыми, как мухи зимой. Одновременно с этим ему стало тепло и даже жарко, будто он сидел в уютном кресле у горящего камина, а не торчал на морозе в зале приемов Лайонстон. На лбу Валентина выступили капли пота, дыхание участилось, сердце, как молот, громко стучало в груди. Движения окружающих обрели свой тайный смысл. Замыслы их переплетались, складываясь в странный узор. Валентин мысленно упростил этот узор, отбрасывая ненужные линии, чтобы сосредоточиться на том, что его интересовало. Хорошее зелье. Одна беда - вызывает просто параноидальную подозрительность. Впрочем, это при дворе Лайонстон как раз не является недостатком.

От толпы отделился низенький толстый человечек и уверенно зашагал в его сторону. Валентин выпрямился и принял элегантную позу. Его обострившийся нюх подсказывал, что у лорда Грегора Шрека есть к нему деловое предложение. Ладно, дела так дела. В эту игру Валентин тоже неплохо умел играть. Он вежливо улыбнулся Шреку, но кланяться не стал. Обнадеживать этого человека он не собирался. Грегор подошел поближе и остановился перед Валентином, громко сопя. Поколебавшись, кивнул в знак приветствия и начал:

- Не уделите ли вы мне минуточку внимания, Вольф? То, что я хочу вам предложить, выгодно нам обоим.

- Разумеется, - любезно сказал Валентин. - Я еще никогда не отказывался выслушать выгодное предложение. Рад видеть вас, Шрек. А вы хорошо выглядите. Никак избавились от лишнего веса?

- У меня нет ничего лишнего, - попытался улыбнуться Шрек. Улыбка вышла слегка кривоватой. Практики Грегору явно не хватало. - Но зато у нас с вами много общих интересов, Вольф, не говоря уже о врагах. Влияние клана Чоджиро в последнее время слишком уж возросло. Кэмпбеллы уничтожены, и Чоджиро обратили их отсутствие себе на пользу. Что наносит урон нашим с вами деловым интересам. Но Чоджиро этим не удовлетворились. Они пытаются свалить нас политически. И я опасаюсь, что поодиночке нам с ними не справиться. Чоджиро слишком сильны, чтобы кто-нибудь из нас мог противостоять их натиску. Но если...

- Но если мы заключим союз, то сможем вместе поставить их на место, - закончил за него Валентин.

Эта фраза так отчетливо прозвучала у него в голове, будто Шрек действительно произнес ее. В своем теперешнем состоянии Валентин опережал Грегора по крайней мере на два хода. Он прикинул, какой из двух кланов будет полезнее для него и какой опаснее. Дела Чоджиро идут в гору, а Шрек явно тонет. Кроме того, у Чоджиро есть какие-то понятия о чести и совести, а у Грегора их отродясь не было. С точки зрения Валентина, это был плюс в пользу первых. Гораздо легче манипулировать людьми, руки которых связаны понятиями чести и долга. Еще лучше, когда они считают его, Валентина, таким же. А Шреку он никогда не доверял.

- Спасибо, Грегор, - продолжил Валентин буквально через секунду. - Боюсь, что в настоящий момент я не намерен ни с кем воевать. Хватит с меня Кэмпбеллов. После того как мы их уничтожили, у меня дел по горло. А Чоджиро - это несерьезная угроза. Спасибо за заботу, лорд Шрек. Не смею вас больше задерживать. Я уверен, что вашего общества жаждут многие.

Грегор Шрек покраснел от возмущения и зашагал прочь, яростно пиная рыхлый снег. Хорошо было бы припугнуть этого Вольфа, намекнуть ему, что оставаться в стороне небезопасно... Но на деле Грегору нечем было припугнуть Валентина, и оба они это знали. Валентин слегка улыбнулся вслед пыхтящему раздраженному человечку, оставлявшему за собой в снегу глубокую борозду. Здесь, при дворе, Шрек не найдет себе союзников. А друзей у него нет и не было. Остается, правда, церковь, которую Грегор недавно начал обхаживать. Но церковь и так относится к числу его, Валентина, злейших врагов.

Он оглянулся, чтобы посмотреть, наблюдал ли кто-нибудь за их с Грегором беседой. Все немедленно отвели глаза. Ну конечно, они смотрели! Всем им от него чего-то надо. Всем.

Валентин пожал плечами. Стоит ли думать о таких пустяках! У него есть проблемы и посерьезнее. В последнее время внедренные им в подполье агенты стали присылать отчеты о странных нечеловеческих способностях новых мятежников и о подвигах, которые не смогли бы совершить даже самые сильные экстрасенсы. Все это, конечно, слухи. Но кто знает, вдруг эти способности можно развить? Кто-кто, а Валентин бы от них не отказался. Он все еще искал секрет телепатического зелья, пока безуспешно. С тех пор как он порвал связи с подпольщиками, искать стало гораздо труднее. На всякий случай Валентин постарался наводнить подполье своими людьми. Жаль, конечно, что пришлось уйти из подполья. У них всегда был доступ ко всяким запрещенным штучкам. Но рисковать своим нынешним положением Валентин не мог.

Лорд Драм, в бытность свою Гудом, сумел втереться в доверие к руководству подполья и, значит, знал о Валентине абсолютно все. На самом деле Валентин никогда не интересовался политикой и идеологией мятежников. Он жаждал власти и искал секрет эпси-зелья, которое, по слухам, могло превращать нормальных людей в экстрасенсов. Но убедить в этом Лайонстон представлялось ему делом нелегким и опасным для здоровья. Поэтому, когда Гуд оказался Драмом, Валентин поспешил порвать все связи с подпольем и избавиться от всех, кто знал об этих связях. Агенты, заброшенные им в подполье, опасности не представляли. Они не знают, кто их наниматель, и, пока им хорошо платят, не будут задавать лишних вопросов. Поэтому Валентин затаился и ждал, пока Драм сделает первый ход. Пусть еще попробует доказать свое обвинение! Императрица и Первому Мечу Империи не поверит, если речь пойдет о главе Первого Клана. Знатность - штука полезная. Иногда.

Но Драм молчал. Валентин был готов отразить любой удар, но удара не последовало. Похоже, что пока что он в безопасности. Может быть, дело в том, что императрица не желает трогать человека, который готовит для Империи новый космический двигатель. А может, информацию о его предательстве просто держат про запас. Лайонстон всегда считает на несколько ходов вперед.

Правда, есть и еще одна возможность. Ходят слухи, что лорд Драм мертв. На приемах он не появлялся уже лет сто. Изредка лорд Драм выступал по головидению, но на экране появлялась только его голова, а значит, за изображением мог скрываться кто угодно. Компьютерная личина - вещь простая. Говорили, что Первый Меч Империи лично отправился выполнять какое-то сверхсекретное задание, но выполнить его не сумел и вернулся домой в гробу. Доказательств, разумеется, ни у кого не было. Но Валентин уже много раз слышал это от самых разных людей, включая лордов совета, и пришел к выводу, что на пустом месте такие слухи не возникают.

Если Драм действительно погиб, можно надеяться, что информация о связях Валентина с подпольем умерла вместе с ним. А значит, он может туда вернуться, если, конечно, захочет. Валентин поджал пунцовые губы. Власти он уже достиг, так что в этом плане подполье ему больше не нужно. А что касается вожделенного зелья, агенты найдут его с гораздо большей вероятностью, чем он сам. Нет, мятежники ему больше не нужны. Ему вообще больше никто не нужен. Да и потом, у него есть еще одна, гораздо более важная проблема.

Отец Валентина, Якоб Вольф, погиб во время решающей битвы с Кэмпбеллами. Все были уверены, что его убили враги, но на самом деле это сделал Валентин. Никто этого не видел. Никто не знал о предательском ударе. Но тело Якоба после битвы найти не удалось. Валентин искал его везде. Он объявил множество наград тому, кто найдет тело его погибшего отца. Но труп словно сквозь землю провалился.

А значит, Якоб сейчас находится где-то в другом месте. Мертвый, разумеется. Живым ему уже не бывать. Даже если неизвестные друзья Якоба и поместили его в регенератор, они все равно опоздали. Он слишком долго пролежал мертвым. Мозг не мог уцелеть. В этом Валентин был абсолютно уверен. Он прекрасно помнил, как и когда убил своего отца. Наркотик, которым он в тот момент воспользовался, обострял память, и теперь Валентин имел возможность в любой момент мысленно прокрутить точную запись событий. Это даже доставляло ему удовольствие. В пылу битвы он подкрался к Якобу сзади, всадил кинжал ему под ребра и быстро вытащил обратно, чтобы никто ничего не заподозрил. Якоб мертв. В этом Валентин не сомневался ни минуты. Но куда, черт возьми, делось его тело?

Из Кэмпбеллов уцелели только Финлей и Адриана, удравшие из башни на украденной гравилодке, но труп Якоба увезли не они. Валентин сам несколько раз просматривал запись, сделанную внешними камерами системы безопасности башни. На лодке было только два человека. К сожалению, внутренние камеры во время сражения не работали - об этом Валентин сам позаботился. Не мог же он позволить, чтобы кто-нибудь видел, как он убивает отца. Так что внутри башни труп мог спрятать кто угодно. Но только зачем?

Зачем похитителям тело Якоба? Можно, конечно, попытаться его клонировать. Но когда клон появится среди людей, его разоблачат с помощью простейшего генетического теста. И выкупа за клон Вольфы платить не станут. Даже Констанция, безутешная вдова, и та не станет. А вот за тело Якоба выкуп заплатят, и немалый. Клан позаботится о достойном погребении своего прежнего главы.

Но выкупа так никто и не потребовал. И Валентин невольно начал подумывать: а что, если... Что, если тело никто и не крал? Что, если покойник ушел сам? В той суматохе и не такое прошло бы незамеченным. Валентин содрогнулся, представив себе, как мертвый Якоб встает, пошатываясь, и выскальзывает из комнаты, задержавшись только, чтобы бросить последний взгляд на отцеубийцу. А кровь все продолжает вытекать из глубокой раны в боку... Покойник выбирается на улицу и прячется в каком-нибудь темном переулке. Сердце его не бьется, мозг умер. Все, что у него осталось, - это ненависть к убийце, и ненависть эта так сильна, что до сих пор не дает ему успокоиться. До сих пор Якоб прячется неведомо где, но при первой возможности он жестоко отомстит своему сыну-убийце...

Валентин всегда был суеверен. Он не считал это недостатком. Наоборот, дополнительное возбуждение лишь усиливало действие наркотиков. Но теперь мысли о мертвом отце не давали ему заснуть. А иногда по ночам ему казалось, что отец пришел и что-то говорит ему из темноты. Валентин содрогался от ужаса, слыша его обвинительную речь, но уже утром не мог вспомнить ни единого слова.

Конечно, все это могло быть наркотическим бредом.

Валентин постарался привести мысли в порядок. В конце концов, сейчас ему ничто не грозит.. Он - Вольф, глава Первого Клана Империи, и никто не в силах этого изменить, что бы там ни случилось с телом Якоба. Недавно он уничтожил своих конкурентов Кэмпбеллов и заключил самую выгодную во всей Империи сделку - контракт на поставку новейшего космического двигателя. Теперь все ему кланяются и уступают дорогу.

К словам Валентина прислушивается сама императрица, а этим немногие могут похвастаться. Конечно, он служит ей чем-то вроде шута, в чьих словах мудрость граничит с безумием, но тем не менее факт остается фактом. Лайонстон всегда слушает, если говорит Валентин. Ему позволяется делать и говорить такое, за что другим не сносить головы - лишь потому, что императрицу это забавляет. А еще ей нравится смотреть, как злятся семьи, когда она дает Валентину все большую и большую власть.

Императрица всегда любила развлечения подобного рода. И церковь, и армия ясно дали ей понять, что не одобряют Валентина. Пожалуй, это был единственный вопрос, в котором эти две организации сумели достичь единодушия. Но с Валентином и те и другие вели себя предельно вежливо. И армии, и церкви позарез нужен был новый двигатель. И конкурентам они его уступать не собирались.

Семьям тоже пришлось не по вкусу возвышение Валентина. Оно нарушило хрупкое равновесие, не дававшее кланам вцепиться друг другу в глотки. Но никто из придворных интриганов не смог свалить Валентина. То же происходило и с членами Парламента. Купить Валентина они не могли - им нечем было его заинтересовать. А некупленный он был для них опасен. Валентин Вольф был противником хитрым и непредсказуемым.

Но по отдельности каждый из этих людей хотел видеть могущественного Вольфа своим другом.

Дэниэл и Стефания, брат и сестра Валентина, предпочитали держаться от него подальше. Они стояли поодаль вместе со своими супругами. Ничего не поделаешь, посещать зал приемов - первейший долг каждого аристократа. Но с Валентином они почти никогда не разговаривали. Старшего брата они ненавидели и презирали. Во-первых, он был наркоманом и позором семьи. Во-вторых, Валентину было наплевать на других, и он даже не пытался это скрыть. И Дэниэл, и Стефания вынуждены были вступить в брак по приказу отпа. Это было одно из последних распоряжений Якоба. И браки их нельзя было назвать счастливыми. Правда, Дэниэл и Стефания и не гнались за семейным счастьем. У них и без того забот хватало. Семья Вольфов процветала, но брат с сестрой хотели большего; их не устраивало серое существование в тени славы Валентина. Дэниэл и Стефания потеряли почти все свое влияние, когда их старший брат стал главой семьи. Они пытались интриговать против Валентина, но без особого успеха. Союзников у них не было, и доверять приходилось исключительно друг другу. Такая жизнь очень сблизила брата и сестру. Некоторые даже считали, что в их близости есть что-то противоестественное.

Дэниэл был самым младшим из детей Якоба. Ему только-только исполнилось двадцать. Внешне Дэниэл был очень похож на отца - та же громоздкая фигура, те же черты лица... Но ума Якоба он явно не унаследовал. В детстве Дэниэл был очень неуклюжим, за что ему нередко попадало. Даже теперь младший из Вольфов двигался с преувеличенной осторожностью. На плечи Дэниэла ниспадали модные золотистые локоны, но лицо он не красил. Во-первых, не умел, а во-вторых, лицо его совсем не подходило для светящегося макияжа. Кроме того, Дэниэл не выносил даже мысли о том, что он может показаться кому-то смешным. Сам он был лишен чувства юмора и не доверял тем, у кого оно было. Стефания, средняя дочь Якоба, была скорее долговязой, чем высокой, вкрадчивой, как кошка, и опасной, как свернувшаяся в кольца змея. Если бы мозгов у нее было столько же, сколько яда, окружающие подвергались бы большой опасности. Стефания люто ненавидела Валентина, но ничем не могла ему навредить. При каждой встрече она изобличала его во всех смертных грехах. Но Валентин только пожимал плечами и говорил: "Ох уж эта сестра!" Все смеялись, а Стефания кипела от злости. Она, как и младший брат, не выносила насмешек. Дэниэл во всем слушался сестры. Впрочем, убедить этого дурня в чем угодно было не слишком-то сложной задачей. Стефания была умнее и хладнокровнее брата. Дэниэл до сих пор оплакивал убитого отца, а сестра его пережила эту потерю совершенно спокойно. На эмоции у нее просто не хватало времени.

Недавно Валентин все же вынужден был передать им важную часть семейного бизнеса. У него самого не было ни времени, ни способностей заниматься производством нового двигателя, а доверить столь важное дело представителю какой-нибудь из младших ветвей Вольфов не представлялось возможным. Значит, оставались только Стефания с Дэниэлом. В конце концов, одна голова на двоих у них все-таки была. И Валентин был уверен, что брат с сестрой не станут назло ему разваливать производство. Они его, конечно, ненавидят, но не настолько, чтобы забывать об интересах клана.

Узнав о новом назначении, Стефания с Дэниэлом для начала оскорбились. Как это так: их, аристократов, заставляют пачкать руки какой-то там торговлей! Но Стефания довольно быстро поняла, что стоит ей прибрать к рукам производство, и свалить Валентина станет легче легкого. Она принялась старательно изучать дела семьи и заставила Дэниэла заняться тем же. Вскоре они уже неплохо разбирались в производстве новейших двигателей и полностью контролировали эту отрасль. Валентин пока что ничего не заметил. Но Стефания намерена была в скором времени показать ему, кто истинный хозяин положения.

Дэниэл и Стефания стояли рядышком, дрожа на холодном ветру, и с ненавистью смотрели на задумавшегося Валентина. Вытащив из кармана фляжку бренди, Дэниэл передал ее сестре. Она благодарно улыбнулась и сделала хороший глоток. Обжигающая жидкость прокатилась по пищеводу, и по всему телу разлилось приятное тепло. На мгновение Стефания даже забыла о снеге и ледяном ветре. Она вернула Дэниэлу фляжку, к которой тот немедленно присосался.

- Не пей так много, Дэниэл, - машинально сказала Стефания. - Не то здесь место, чтобы позволять себе расслабляться.

- Да ладно тебе, - ответил Дэниэл. - Ничего не будет. - Но фляжку все-таки убрал. - Зря ты так волнуешься, сестренка.

- Зато ты, я погляжу, совсем не волнуешься.

- Неправда. Стоило мне взглянуть на задумчивую рожу Валентина, и я сразу задергался. Наверняка он замышляет какую-нибудь гадость. И, как пить дать, против нас. А может, он уже выяснил, какова наша истинная роль в производстве этих чертовых двигателей. Нам же предлагалось управлять фабрикой, а не захватывать ее.

Стефания холодно улыбнулась:

- К тому времени, как он поймет, что произошло, будет уже поздно. Ситуацию с производством новых двигателей будем контролировать мы, а значит, Валентин окажется у нас на крючке. Его положение при дворе целиком и полностью зависит от этих двигателей. Мы можем, например, снизить объем выпускаемой продукции в момент, когда императрица потребует его увеличить, и в дураках окажется Валентин. А производству это нисколько не повредит. Можно придумать еще тысячу разных способов унизить его в глазах императрицы. А свалить на него вину за происходящее будет совсем нетрудно - ведь учетные книги компании в наших руках. После нескольких таких происшествий подряд мы легко убедим Лайонстон, что в ее интересах сместить Валентина и отдать компанию нам. Империя, мол, больше не может себе позволить доверять этому наркоману. И тогда Валентину крышка! Мы свергнем его, братишка, и дадим ему хорошего пинка, чтобы катился как можно дальше!

Но Дэниэл продолжал хмуриться.

- А я все равно боюсь. О чем он сейчас думает? Чем занимается, вместо того чтобы вести дела компании, которые он спихнул на нас с тобой? Наверняка это что-то очень важное!

- Кто знает, о чем может думать Валентин? - пожала плечами Стефания. - Непонятно даже, в каком мире он живет.

- Мы до него доберемся, - заявил Дэниэл, пытаясь придать своему голосу уверенность. - Мы стащим его вниз. Отец никогда не допустил бы, чтобы такой дегенерат, как Валентин, возглавлял клан. А тогда мы им всем покажем! Мы с тобой будем заправлять всем. Ты и я.

- Да, - сказала Стефания. - Конечно, братишка. Ты и я.

Дэниэл озабоченно посмотрел на нее:

- Что с тобой, Стеф? Замерзла? Иди сюда. Иди к своему маленькому братику, он тебя согреет.

Он привлек сестру к себе и завернул ее полой своего плаща. Стефания, дрожа, прижалась к его груди. Теплый плащ надежно укрывал их от холода посторонних взглядов. И если они и обнимались чуть крепче, чем должны были бы это делать брат с сестрой, кто мог это заметить? Имя Вольфов защищало их надежнее всякого плаща.

Неподалеку от Дэниэла и Стефании стояли их супруги, Лили и Мишель Вольфы. Мишель сменил фамилию, когда женился на Стефании. Беспристрастный наблюдатель мог бы заметить, что они тоже держались чересчур близко. Тот же наблюдатель без труда догадался бы, что Лили и Мишель серьезно увлечены друг другом. Их жесты и взгляды были весьма красноречивы. И этот гипотетический наблюдатель был бы абсолютно прав. Лили и Мишель были любовниками, причем довольно давно. Об этом знали все, кроме Стефании и Дэниэла, вечно занятых своими делами. Даже Валентин знал. Брату с сестрой он не рассказывал об этом лишь потому, что еще не решил, как будет забавнее - рассказать или наблюдать молча.

Лили была стройной, но отнюдь не тощей. Росту в ней было примерно шесть футов. Бледное веснушчатое лицо обрамляли серебристые локоны парика. Свои волосы Лили коротко стригла. Она уверяла, что носить парики гораздо удобнее, потому что за ними легче ухаживать. Одевалась она всегда по последней моде и выглядела при этом так хорошо, что все окружавшие ее дамы лопались от зависти. Даже в свои лучшие годы они так не выглядели. У Лили было хорошенькое личико с выступающими скулами и блестящими черными глазами. Ее улыбка ошеломила бы и альфонса, а смех разил наповал шагов, наверное, с пятидесяти. Дэниэл не оценил красоту Лили. Она сочла это личным оскорблением.

Мишель был почти того же роста, что и Лили, но на его широкой груди играли лучшие мускулы, какие только можно было купить за деньги. Правда, иногда они приходили в негодность, поскольку Мишель был ленив и тренироваться не желал. Но визит к шейперам позволял ему в одимиг вернуть прежнюю форму. Муж Стефании был смуглым красавцем с пышной гривой угольно-черных волос. Волосами своими он чрезвычайно гордился. Мишель предпочитал одежду свободного покроя, со множеством прорезей, в которые проглядывало обнаженное тело. Теперь в эти прорези набивался мокрый снег. Мишель стискивал зубы, чтобы не стучали, но дрожь унять не мог. Его смуглая кожа стала бледно-синей, оттенив и без того черные волосы. На макушке у него намело приличных размеров сугроб. Хорошо еще, что Мишель любил высокие сапоги. По крайней мере хоть ноги в тепле. Правда, мысль об этом его почему-то не согревала. Мишель обеими руками обхватил себя за плечи и не отрываясь смотрел на закутанную в меха императрицу.

- Дорогой, если ты стиснешь себя чуть сильнее, у тебя внутренности через уши вылезут, - спокойно заметила Лили.

- Мне все это надоело, - проворчал Мишель сквозь стиснутые зубы. - Мне скучно и очень холодно. Я скоро сосульками обрасту. Поищи какого-нибудь знакомого рангом пониже. Может, я отниму у него плащ.

- Веди себя прилично, счастье мое. Постарайся не привлекать к себе внимания. Во всяком случае сегодня. Утром я принесла в жертву овцу, и ее внутренности ясно говорят, что сегодня не тот день, когда стоит стараться, чтобы тебя заметили.

- Что ж эти внутренности не предупредили тебя, что вместо зала мы попадем в эту чертову морозилку? Предсказать что-нибудь загадочное они могут, а как дело доходит до практики, так им грош цена! Я бы на твоем месте потребовал у предсказателей деньги обратно. Или овцу, на худой конец.

- Не ерничай, дорогой. Ты же ничего не смыслишь в подобных вещах. И следи за своей речью. Ты у нас теперь аристократ.

- Лучше бы я оставался бухгалтером! Императрица бы о моем существовании не догадывалась, и пальцы бы были на месте. А сейчас я их уже не чувствую.

- Если бы ты не женился на Стефании, мы никогда бы с тобой не встретились.

Мишель обдумал эту идею и попытался выдавить из себя улыбку:

- Это верно. В одном мне повезло в этой проклятой жизни. Я встретил тебя.

Лили осторожно потрепала его по щеке:

- Везение тут ни при чем, дорогой. Нашей жизнью управляют высшие силы и таинства...

- Единственное таинство, которое управляет нашей жизнью, сидит сейчас на Железном Троне, все в мехах, и хихикает, глядя, как мы мучаемся. Зачем мы здесь, Лили? Не такие мы важные птицы, чтобы наше отсутствие заметили! Могли бы весь день провести вместе. С тобой мне гораздо интереснее, чем здесь. Уж мы бы придумали, чем заняться! Не так часто нам удается ускользнуть от своих супругов. Ты же знаешь, как я по тебе соскучился.

- И я тоже, милый, но мы должны быть осторожными. Мы теперь Вольфы. Дэниэл и Стефания очень расстроятся, если обнаружат, что нас нет. Своим отсутствием мы опозорим репутацию клана. А если бы наши дорогие супруги начали выяснять, где мы были, они могли бы обнаружить много неприятных для себя вещей. Боюсь, они бы очень огорчились, бедняжечки наши. И в лучшем случае нас с тобой просто убили бы. А вероятнее всего, нас выкинули бы вон. Дэниэл и Стефания развелись бы с нами и вышвырнули на улицу без единого кредита в кармане. Мы стали бы париями, милый. И никто бы и пальцем не шевельнул, чтобы нам помочь. Даже наши бывшие кланы. А я уже привыкла к хорошей жизни и не намерена делать ничего такого, что ставит под угрозу мое положение в обществе. Например, барахтаться с тобой в постели когда попало. Каждую встречу надо организовывать со всеми предосторожностями. Потерпи, милый. Рано или поздно все изменится. А что касается нашего здесь присутствия, могу сказать, что предсказание было весьма конкретным. Сегодня здесь, при дворе, должно произойти что-то очень важное. Это наверняка породит массу случайностей. Нам с тобой надо постараться воспользоваться этим. Может, мы скоро станем великими людьми, Мишель.

Мишель с обожанием посмотрел на свою возлюбленную. Как ей идут это "простое" крестьянское платье и шаль! Но спорить с Лили он не стал. Она считала себя великим мистиком, эдакой языческой жрицей, наделенной редким даром предвидения. На самом деле Лили лишь прочла несколько книжек на эту тему и немного увлеклась ролью пророчицы. Скорее всего, у нее было просто хорошее воображение, приправленное чуточкой пси-таланта. Но Мишель был не настолько глуп, чтобы рассказывать ей об этом. Во-первых, Лили ему безумно нравилась, а во-вторых, она всегда ужасно скандалила, когда сердилась. Кроме того, Мишель доверял интуиции своей подруги. Она гораздо лучше него разбиралась в политике двора. Мишель твердо вознамерился смотреть в оба. Если, конечно, его глаза не замерзнут, как замерзли уже некоторые другие органы.

Поначалу Мишель стал ухаживать за Лили просто от скуки. Скучали оба. Якоб гарантировал им место в клане Вольфов, но никто не считал нужным радоваться их появлению. Попросту говоря, их "место в клане" оказалось чисто номинальным. Мишель и Лили не вели никаких дел и не занимались политикой. Их просто терпели. Якоб Вольф заставил детей жениться таким образом только для того, чтобы захватить контроль над парой заводов, нужных ему для производства нового двигателя. А теперь, когда Вольфы уже подмяли под себя эти заводы, Мишель и Лили стали им не нужны. К семейному бизнесу их не допускали, потому что они не были урожденными Вольфами, а значит, не были достойны доверия. С бывшими своими семьями им общаться не разрешалось - на этот раз потому, что они были Вольфами. Дэниэл и Стефания не желали иметь с ними никакого дела, потому что вступили в брак не по собственной воле. Когда по этикету требовалось появиться с супругами, Дэниэл и Стефания улыбались приклеенными улыбками, чтобы показать церкви и конкурентам, что в клане Вольфов все хорошо и слабинку искать бесполезно. А в остальное время брат и сестра Вольфы занимались своими делами, а также друг другом. Так что Лили и Мишелю пришлось самим искать себе развлечений. То, что за этим последовало, было неизбежно. Теперь им оставалось только начать шпионить в пользу какого-нибудь другого клана. Но для этого они слишком боялись Валентина.

Пока боялись.

А тем временем за каждым шагом Вольфов внимательно следили представители клана Чоджиро. Семья Чоджиро ухитрялась сохранять древние восточные традиции на протяжении многих веков. Давно были забыты родная планета и древние основатели династии, а традиции продолжали жить. Своего нынешнего положения Чоджиро добились упорным трудом и коварными уловками. Не гнушались они и убийствами - те, кто стоял у них на пути, обычно жили недолго. Союзов с другими кланами Чоджиро почти никогда не заключали, поскольку не доверяли никому. После гибели клана Кэмпбеллов Чоджиро быстро и легко заняли их место. Соперники их отступили, испугавшись угроз. Если кто-то пугался не сразу, угрозу приводили в исполнение. Всего несколько убийств - и Чоджиро заняли в Империи второе место после Вольфов. Но вторыми они оставаться не желали - любой истинный Чоджиро всегда хочет быть лучшим из лучших. И между двумя могущественными семьями началась необъявленная смертельная война.

Но было одно обстоятельство, которое мешало Чоджиро и Вольфам вцепиться друг другу в глотки. Дело в том, что Чоджиро испокон веку занимались компьютерами и программным обеспечением. Их продукцию можно было найти повсеместно - в том числе и на космических кораблях. А Вольфы, как известно, занимались разработкой и выпуском нового двигателя для имперского флота. В результате они с Чоджиро оказались партнерами. Теперь они уже не могли вредить друг другу из страха навлечь на себя гнев императрицы. Ситуация оказалась настолько запутанной, что стороны даже объявили что-то вроде вооруженного перемирия.

Сегодня, когда мятежники сумели испортить компьютеры Налогового управления, репутация Чоджиро пошатнулась. Поэтому в приемной собралось намного больше представителей этой семьи, чем обычно. Пусть все своими глазами увидят, какой у них большой и могущественный клан. В настоящий момент Чоджиро на собственные средства меняли компьютеры Налогового управления и ставили на них дополнительную защиту, чтобы случившееся никогда больше не могло повториться. Те, кто отвечал за компьютерную защиту прежде, покончили с собой во искупление своей вины. Некоторым, правда, пришлось помочь. Но такова уж была жизнь в Империи Лайонстон. Клан Чоджиро не мог себе позволить держать неудачников. Они сражались с конкурентами не на жизнь, а на смерть - иногда в буквальном смысле этого слова - и превратили захват чужой собственности в целое искусство. Не зря говорили: "Если видишь улыбающегося Чоджиро - беги".

Би-Би Чоджиро явилась специально, чтобы говорить от имени своего клана. Она долго обучалась искусству дипломатии и вежливым улыбкам, и грозная семья назначила ее своим дипломатическим представителем. Би-Би была искусным дипломатом - она лучезарно улыбалась, хитрила, изворачивалась и заключала сделки, выгодные исключительно клану. Единственным пятном на ее репутации был недавний побег Джулиана Ская. Но Чоджиро решили, что в этом повинна не Би-Би, а тюремная охрана, а девушке можно полностью доверять, как и прежде. В конце концов, она же из Блю Блока. Рядом с Би-Би в похожем по цвету кимоно стоял разведчик - второе, более жесткое лицо клана. На лице и руках разведчика виднелись свежие ожоги, но спросить его, откуда они взялись, никто не рискнул. Разведчики никогда ни с кем не обсуждали перенесенные страдания. Если, конечно, они вообще их испытывали. Про разведчиков никто ничего не знал наверняка. На всякий случай люди старались держаться подальше от Би-Би и Резака - мало ли что. Поэтому ничто не мешало спокойной беседе этих двоих. Резак смотрел прямо перед собой, готовый отразить любую опасность. Би-Би лучезарно улыбалась всем и каждому, губы ее едва шевелились, так что слов никто, кроме собеседника, разобрать не мог.

- Как я понимаю, следов Джулиана пока отыскать не удалось.

- Я бы сказал вам, если бы мы что-нибудь нашли. Мы делаем все возможное, но при нынешних беспорядках трудно что бы то ни было обнаружить. Если он все еще в городе, мы его найдем и вернем на место. Его или его тело.

- Джулиан нужен мне живым, разведчик. У меня к нему очень много вопросов. Например, меня интересует, как ему удалось бежать.

- Если Скай в городе, мы его найдем, но за его физическое состояние я отвечать не берусь. Сегодня погибло очень много народу.

Би-Би вздохнула. Если Резак ничего не желал понимать, то он и не понимал.

- Давайте поговорим о чем-нибудь более приятном, - предложила она. - Мы уже внедрили своих людей в фирму Вольфов?

- Пока все идет на удивление хорошо. Дэниэл и Стефания думают только о своих собственных интригах и ничего не замечают у себя под носом. У Валентина - свои заботы, так что брат и сестра должны барахтаться самостоятельно. Они весьма неплохо разобрались в производстве, но с промышленным шпионажем ни тот, ни другая никогда дела не имели. Наши люди есть уже на всех уровнях компании, начиная с простых рабочих и кончая Советом директоров. У Вольфов предусмотрена хорошая защита от шпионажа, но применять ее стало некому, так что в последнее время она практически не действует.

- Это было бы слишком просто, - сказала Би-Би. - Не могу поверить, что Валентин забросил дела компании. Это же основа благополучия его клана. Он вложил в производство нового двигателя все деньги Вольфов и Кэмпбеллов. Вероятно, на защиту у него просто не хватило средств. И скоро мы сможем саботировать это производство на любом его этапе. Не может быть, чтобы Валентин не знал о наших действиях.

- У него свои интересы. С сожалением вынужден признать, что я не знаю, каковы они, не считая, конечно, очевидных. Люди, которых мы подсылаем к нему, не возвращаются.

- И вас это не беспокоит?

- Разведчиков ничто не беспокоит. Нам нельзя выходить из образа. Осуществляйте свои планы, Би-Би. А я прослежу, чтобы и вас ничто не беспокоило.

Би-Би коротко кивнула.

- Мы не можем больше тянуть. Пусть даже мы ничего не знаем о планах Валентина. Отдавайте приказ. Я хочу, чтобы к концу недели в работе над новым двигателем была допущена серьезная ошибка. Постарайтесь, чтобы результат ее был возможно более эффектным и программы новостей смогли бы его заснять. Если Лайонстон увидит, что Вольфы еще долго не смогут поставлять ее флоту новые двигатели, нам нетрудно будет убедить ее, что эта важная задача доверена не той семье. А мы - вот они и всегда готовы взять на себя эту работу. Да и не найти ей лучшей кандидатуры. Разве не Чоджиро делают все компьютеры для новых кораблей?

- Все это при условии, что Валентин не знает о ваших действиях и не планирует нанести ответный удар.

Би-Би окинула его суровым взглядом:

- На чьей вы стороне, разведчик?

- Лучше не задавайте мне подобных вопросов. Ответ может вам не понравиться. Все, что вам следует знать, - это то, что я поклялся жизнью защищать интересы вашего клана. До тех пор, пока я с вами.

- Звучит утешительно, - фыркнула Би-Би и повернулась посмотреть на Валентина. Он с кем-то оживленно болтал, причем собеседник выглядел так, будто мечтал оказаться где-нибудь в другом месте. Несколько секунд девушка разглядывала эту сцену. Глаза ее были холодны, как смерть. - Иногда мне кажется, что, чем возиться с младшими Вольфами, следовало бы ударить по Валентину. Один удар - и фабрика наша.

- Я бы не советовал вам так поступать, - сказал Резак. - Слишком многого мы не знаем о Вольфах вообще и Валентине в частности. Только глупцы прыгают со стены, не выяснив сначала ее высоты. Наверняка у Валентина есть что-то в запасе. Я бы рекомендовал действовать постепенно. Слабое место Вольфов - это Дэниэл со Стефанией. Их отношения можно использовать, чтобы...