Чтение 10–й страницы книги ~Куприян~

- Куприян Васильевич! - позвала она.

Куприян не отвечал и все бледнел.

- Купря! - громче сказала она.

Куприян не шевелился.

Она постояла еще. За ветром не слышно было, звала ли она его опять.
Потом она пошла вверх тихо и нерешительно, и ее силуэт стал сливаться с
темнотой.

- Мотря! - не выдержал Куприян.

Но она не слышала и исчезла, точно растаяла в тумане.

Ветер шумел осинами, и яснее был слышен стон тростника и всхлипывания
воды. По небу быстро неслись тучи уже сплошной массой, и первые капли дождя
тяжело шлепнулись на мокрые грядки.

Куприян стоял, расставив ноги, глубоко засунув руки в карманы, и все
глядел на темный силуэт избы, забора и качающегося по ветру береста. Во
дворе залаяла собака и замолчала. Дождь все усиливался, и тьма вокруг
сгущалась все больше. Дальние деревья вдруг сразу утонули в темноте за
пологом хлынувшего дождя. Только ближняя осина была видна, тоскливая и
ощипанная, отчаянно мотавшая по ветру своими корявыми обломками-ветками.

Куприян встряхнулся, с безнадежной тоской посмотрел еще раз назад и
пошел по огородам, увязая в грязи.

X

В окне избы Федора Гунявого чуть-чуть мерещился свет сквозь какие-то
тряпки, навешанные на окно.

Куприян постучал.

В избе кто-то зашевелился, тень промелькнула в окне, и послышался стук
открываемой двери.

- Кто там? - спросил из сеней Гунявый.

- Свой, - ответил Куприян, - отворяй. - Сичас.

Запор взвизгнул, и дверь осела назад на неровных петлях. Куприяна
обдало запахом прелой соломы, куриного помета и дыма. Куры зашевелились и
захлопали где-то в темноте. Петух сонно и протяжно икнул.

Куприян прошел в избу. Гунявый, почесывая грудь, посмотрел на небо,
затворил дверь, пошел за ним, зевая и крестя рот.

- А-ах, Господи, Боже мой... Что поздно?

Васька, спавший на лавке под кожухом, тревожно поднял всклокоченную
голову, но, рассмотрев Куприяна, опять опустил ее на кожух.

Куприян не спеша снял картуз, сапоги и сел на лавку.

Гунявый тоже присел у икон. В одних пестрядинных штанах, босой, в серой
толстой рубахе с развязанным воротом, сквозь который виднелась темная
волосатая грудь, он казался еще длиннее и тоще. Он почесал себе грудь и
спину, кашлянул и понурился.

Васька глядел из-под кожуха.

В избе было темно, грязно и душно. На полатях и на полу под кожухами и
рогожками спали дети Гунявого, на все лады посвистывая носами. Тараканы
бегали по стенам, и тени их бегали за ними. За печкой однообразно свиристел
сверчок, и слышно было, как ветер рвал мокрую солому с крыши.

Куприян сидел молча.

- Может, есть хочешь? - спросил Гунявый. Куприян нехотя качнул головой.

- Не...

Гунявый почесал грудь корявыми пальцами, подумал и нахмурил свои
нависшие брови.

- Видел Матрену-то? - пытливо спросил Васька, приподняв голову.

- Видел.

- Что ж?

- Ничего, - неохотно ответил Куприян.

- Что так? - глухо сквозь усы спросил Гунявый.

- Да что...

Куприян махнул рукой.

- Дело ее, бабы-то, плохое! - проговорил Гунявый и вздохнул, пожевав
беззубым ртом.

- Да уж, конечно... не мед! - отозвался Васька.

Куприян промолчал.

- Эх, Купря... Бог-то видит, - пробормотал Гунявый.

Куприян взглянул на него и потупился.

- Я что ж...

Васька усмехнулся пренебрежительно.

- Что он ее, силком, что ли, тащил? Сама шла...

Гунявый насупился.

- Тоже, чай, калачом манить не пришлось... Сама знала, где сладко! -
засмеялся Васька.

Гунявый вздохнул.

- А все Купре - грех... Потому баба - что? Баба дура, а он того... бабу
в грех ввел... ему и грех-то!

Куприян потупился еще больше.

- Заладил: грех! - презрительно отозвался Васька. - Знаем мы.

- Вот и не знаешь...

- Лошадей краденых сбывать да конокрадов укрывать тоже, чай, грех?..
Гунявый помолчал.

- То особь дело, - спокойно возразил он. - Лошадь - животная, а то
баба...

- Ну и баба тоже особь дело, - хихикнул Васька. - На то они и созданы,
значит... У нас на фабрике, что девчонка ни поступит, уж я того... Я по этой
части ходок...

- Эх... заводская твоя душа, пропащая! - с острою укоризною прогудел
сквозь усы Гунявый и, повернувшись к Куприяну, сказал: - Ты бабу-то брось...
Пошалил, сатану потешил, сейчас брось! Забьет ведь Егор бабу-то...

- Я что ж... - с тоской нерешительно пробормотал Куприян.

- Почто ж смущаешь бабу? - строго спросил Гунявый.

- Да я...

- Испортил бабу... солдатку...

Васька захихикал.

- Такой уж ей предел положен, потому солдатка. Солдатке сам Бог велел.

- Бог? - величаво и презрительно переспросил Гунявый. - Ты-то,
заводский, Бога понимать можешь?

- Ну, чай, и ты не больше моего смыслишь в Боге-то?

- Я-то смыслю. А вы почто баб смущаете?.. Смутьяны прокляты...

Гунявый закашлялся и умолк. Потом он встал и, шаркая босыми ногами,
полез на печь.

Все утихло. Сверчок верещал по стенам, с тихим шелестом проворно бегали
тараканы

Куприян долго сидел у стола, свесив голову и о чем-то думая.

- Вась... а Вась... - позвал он. Васька не отвечал.

- Васька! громче позвал Куприян.

- Чего? - сонно отозвался Васька.

- Я того... - смущенно заговорил Куприян, - говорят, господа, ежели
муж, значит, альбо жена...

Куприян путался, мучительно подыскивая выражения.

- Ну?

- Так могут, значить, развод... а там опять жениться на ком хошь...

- Так то господа! - отозвался Васька.

- А у мужиков нельзя? - спросил Куприян неуверенным голосом.

- Оно, может, по закону и можно, только, сказывают, оченно денег много
надо.

- Кому? - удивился Куприян.

- Кому?.. Попам, известно! - усмехнулся Васька.

- А много?

- Да уж у тебя не найдется. Господа - и те не все могут...

- Значит, нельзя? - упавшим голосом спросил Куприян.

- Известно.

С печи послышался хриплый голос Гунявого:

- Еще чего захотел!

- А по закону ж можно...

- Так то по закону! - возразил Васька, встряхнув головой.

Куприян посидел еще, помолчал, потом тяжело вздохнул и стал
укладываться на лавку.

Тараканы бегали, Гунявый кряхтел на печи, сверчок верещал испуганно и
однообразно.

Воздух в избе становился все гуще и тяжелее от скученных в тесноте
людей, животных и от мокрой одежды.

XI

Около волостного правления стояла тройка почтовых лошадей, потряхивая
головами и перезванивая бубенчиками.

Приехали исправник и становой ловить конокрадов, слухи о безнаказанных
похождениях которых дошли, через посредство газет, до губернатора.

Губернатор был новый и неопытный человек, а потому дело показалось ему
в такой серьезной форме, что он взволновался и в тот же день дал предписание
о немедленной поимке конокрадов.

Исправник, старый служащий на этой должности, великолепно знал и раньше
о кражах лошадей и своевременно принимал меры, т. е. делал соответствующие
предписания становым, а те препровождали их урядникам. Но особенно никто не
беспокоился, потому что лошадей крали только крестьянских, и это всеми
считалось за обычное неизбежное зло. Уездное начальство думало, что все
мужики - понемножку конокрады, и потому смотрело сквозь пальцы. И теперь
оно, в лице исправника, становых и урядников, беспокоилось больше о точном
выполнении губернаторского предписания, чем о действительной поимке
конокрадов.