АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ |
|
|
АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ |
|
|
|
- Малолеток на них работал, получил свое! - отрубил Лушин. Мысль у него
скакнула, и он добавил: - Будь простым, да не проще чехов.
- Вы все про них, - обиделся Сизорин, - а поймали шпиков мы! Володя! И
поймали, и на чистую воду вывели. Вишь, чехи Володю мигом к себе взяли.
Знать, нету у них такого! То-то и оно!
Шикунов высказался с печалью, так, будто желательно обратное:
- Лишь бы он не заелся, не обленился...
Сизорин повернулся к нему и с торжественной горячностью клянущегося
заявил:
- Он ни за что не обленится!
14.
Володя только мыться "ленился". Да и ни к чему оно было при его деле.
Заросший щетиной, с гривой сальных волос, с воспаленными от недосыпания, но
необыкновенно живыми, зорко-ухватчивыми глазами челночил он по явочным
квартирам большевицкого подполья - то как "товарищ из красного Петрограда",
то как посланец одной из коммунистических ячеек, действующих в тылу белых.
Весной девятнадцатого готовилось восстание рабочих в Омске - столице
белой Сибири. Сюда тайно стекались опытные большевицкие агитаторы,
боевики. Одним из первых появился Ромеев - "товарищ Володин из
Новониколаевска", с мандатом подпольного фабрично-заводского комитета; рьяно
подключился к делу...
Было назначено заседание штаба. Ромеев позаботился, чтобы до места его
"проводили" агенты и взяли явку под пригляд.
На явочной квартире вдруг огласили указание: срочно перейти по другому
адресу.
Собравшихся разбили на группки, и каждую спорым шагом повел проводник.
Был темный вечер: ни один агент не разглядит, с какой из группок, что
выныривают из черного хода многоквартирного дома, идет Ромеев. Но он не был
бы Рыбарем, если бы не предусмотрел этого: на него заранее притравили
ищейку. Овчарка привела к двухсаженному глухому забору, за которым пряталась
кузница.
Кузница стояла в углу захламленного, в кучах навоза, двора.
Подпольщики, набившись в нее, тесно уселись на досках, уложенных на чурбаны,
железяки, кирпичи, сидели на мешках с углем и просто на земляном полу -
именно так, подвернув под себя ноги, устроился Володя.
Председатель штаба восстания объявил:
- На случай, товарищи, если все ж таки проник к нам провокатор, все
трое суток заседания никто со двора не выйдет! Разойдемся руководить
восстанием только непосредственно перед началом.
Володя одобрительно гмыкнул, кивнул, лицо сделалось
придирчиво-жестоким- от того что в кузнице может находиться шпик.
Стали обсуждать план восстания. Ромеев, приняв вид страшно уставшего
человека, впивался в каждое слово; как бы подремывая, приваливался
плечом к соседу: рабочему лет за тридцать. Звали того Егор Павленин, он
напоминал гусака: длинная шея, "разлапистый" с широкими крыльями нос на
маленьком лице, опущенные уголки большого рта.
Павленин стал большевиком еще летом семнадцатого, имел авторитет у
"омского пролетариата". При Колчаке, замеченный в подстрекательстве к
забастовке, перешел на нелегальное положение. "Володина" он знал около
двух недель. Егора как-то сразу проняла симпатия к нему: до того своим
выглядел этот потрепанный человек с малограмотной речью, с некрасивым лицом,
которое, едва упоминали о белых, делалось упрямо-злобным.
Павленин брал его с собой в проверочную поездку по явкам на
железнодорожных станциях; ехать приходилось то в будке паровоза со знакомой
бригадой, а то - на тормозной площадке. Обнимали друг друга, спасаясь от
ветра, пили из горлышка бутылки вонючую самогонку, отрывисто
переговаривались простуженными голосами. Проникнутый уважением к другу,
Павленин думал, что тот, пожалуй, убил не одного беляка.
Сейчас в кузнице, слушая выступающего инженера-большевика, Егор
наклонился к товарищу, шепча:
- Не спи, Володин! Самое важное толкуют...
Инженер объяснял: лишь только восставшие захватят вокзал, надо все
паровозы быстро загнать в депо - там будет устроен взрыв, от которого ни
один
паровоз не уцелеет. Если придется покинуть город, железная дорога
останется парализованной на продолжительное время: а без снабжения белые не
удержат фронт.
Будто б очнувшись от сна и не совсем понимая, Ромеев прошептал:
- Сдела-ам...
Донельзя грязный, лоснящийся ватник его был расстегнут. Привычный
Павленин, давно сам не мывшийся, заметил:
- Душок от тебя... прямо тухлой рыбой...
Володя, зевнув, пробормотал:
- Дык чего ж... энто раньше.
- Што - раньше-то?
Ромеев привалился к товарищу, поясняя сиплым шепотом:
- На рыбной коптильне, ну, энто... чернорабочим был. Робяты - чего уж,
не помню - в контору меня послали. Прикащик нос зажал - ну, плюнул на меня.
- А ты што ж? - прошептал Павленин заинтригованно.
Лицо Володи стало насупленно-свирепым.
- После, энто... подстроил... бочка упала на него.
- Убил?
Володя поскреб заросшую щеку черными ногтями.
- Ну, ноги отнялись только.
- Вот та-ак, ага-аа! - восторженно выдохнул Павленин.
Наступил третий, последний, день заседания. В перерыв, в отличие от
предыдущих дней, когда перебивались всухомятку, принесли ведра с супом,
сваренным в сарае рядом с кузницей. Павленину и Володе досталось есть из
одного котелка. Егор остановил товарища, собравшегося руками разломить
хлеб:
- Погодь! - достал складной нож, заботливо отрезал кусок другу. Тот
кивнул, набивая рот, зачерпывая ложкой дымящееся варево.
Павленин хлебал не так торопливо. Шепнул:
- Не был я еще в бою. - С виноватым смешком добавил: - Не стреляли по
мне пока что... - затем обронил как бы невзначай: - А по тебе?
Володя высосал горячий суп из ложки:
- Ну да.
Егор был впечатлен его немногословием. Некоторое время ел молча, не
сдержавшись, спросил:
- Э-э, смерти страшно?
Товарищ ответил неопределенно и без интереса:
- Може, не убьют...
Павленин, криво усмехаясь, сказал завистливо:
- Хорошо им, кто верующий. Они уверены: после смерти что-то будет. А
так, когда знаешь: бац - и больше ничего! Ни солнца тебе никогда... ни одним
глазком в эту жизнь уж не глянешь...
С жалостью к себе тихо поделился:
- А пожить охота. Не кувалдой махать в цеху, а сидеть за столом с
полировкой, в чистоте... тебе бумаги приносят, печать ставишь... Обед
принесут из ресторана, хлеб - под салфеткой...
- Чаво? - с тупым недоумением спросил приятель.
Егор спохватился:
- Шутю! - Помолчав, поинтересовался: - А как ты свою жизнь
представляешь при нашей власти?
Володя вылил из котелка в рот остатки супа, проговорил веско, с
сумрачнойзначительностью:
- У меня так. Поел и - по большой нужде!
В животе у него звучно зарокотало. Поднялся, разминая в руках клочок
бумаги, вышел из кузницы. Павленин последовал за другом. Из сарая выглядывал
парень-дежурный, следя, чтобы никто не пытался уйти со двора. Было
неприютное пасмурное утро - восстание должно начаться в пять пополудни.
Володя зашел за угол кузницы, в проход между ее стеной и забором. Земля
здесь густо усеяна человеческими испражнениями. Он присел на корточки, Егор,
встав рядом, стал мочиться; его угнетало ожидание боя, и, бодрясь, он
сказал:
- По гудку весь Омск подымется!
Друг, кряхтя, с наслаждением раскуривал козью ножку; тужась, пустил
ветры. Павленин, который жадно желал сочувствия, но не услышал ни слова,
оскорбленно бросил:
- Ты, вижу, мастак смаковать!.. - И вернулся в кузницу.
Ромеев расправил клочок бумаги, указал карандашом время восстания,
пункты сбора: скомкав, забросил записку за забор. Через минуту он опять
сидел на земляном полу кузницы, устало привалясь к Павленину.
В проулке вдоль забора бегала взад-вперед ищейка, из укрытия наблюдали
агенты чешской контрразведки. Собака кинулась к упавшему комку бумаги.
15.
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 [ 10 ] 11 12 13 14 15 16
|
|