пожара.
простой сути Сталинграда. Но Еременко сказал:
фронтом задают, - насчет пополнений живой силой и боеприпасами?
свистом снаряда, поднял глаза и проговорил:
начальник, стоящий под огнем, обычно уходит, лишь когда подчиненные
начинают просить его об этом. Но безразличие Еременко к опасности было так
полно и естественно, что эти правила не касались его.
звуком пролетевшей мины.
- пенный след за кормой напоминал ему белый платок, словно женщина,
прощаясь, махала им.
колыхался в неясном свете, идущем от Сталинграда, а река, по которой
прыгал катер, застыла, как каменная плита.
возникли в его голове. Новые задачи стояли перед фронтом. Главным теперь
было накапливание бронетанковых сил, порученная ему Ставкой подготовка
удара на левом фланге. Ни слова он не сказал об этом Чуйкову.
порученец в сенцах, и явившийся по вызову начальник штаба гурьевской
дивизии, - все, кто вскочили, заслышав тяжелую походку Чуйкова, увидели,
что командарм расстроен. Да и было отчего.
клинья неуклонно срезают драгоценные метры сталинградской земли. Ведь две
свежие пехотные дивизии полного состава прибыли из германского тыла и
сосредоточены в районе Тракторного завода, зловеще бездействуют.
тревог, мрачных мыслей.
неудовлетворенности этой встречей. Главным в их встрече было надделовое,
то, что оба они не сумели вслух высказать.
14
крупнокалиберных пулеметах, прислушался к ставшему за месяц его
сталинградской жизни привычным грохоту, позвал автоматчика Глушкова и
велел принести себе помыться.
удовольствие, которое испытывал Березкин от утреннего умывания.
Березкин, - не пишут они мне, вот, понимаешь...
событиях, произошедших в утренние часы.
помначштаба вышел оправиться, его в плечо осколком подранило; в саперном
батальоне бойцы судака, глушенного бомбой, выловили, кило на пять, я ходил
смотреть, комбату, товарищу капитану Мовшовичу, в подарок снесли. Заходил
товарищ комиссар, велел, когда проснетесь, позвонить.
телячьих ножек, позвонил комиссару и начальнику штаба, сказал, что
отправляется в батальоны, надел ватник и пошел к двери.
боку, похлопал себя по карману - на месте ли кисет - и, взяв в углу
автомат, пошел за командиром полка.
Ставшая за месяц знакомой картина лежала перед ним, - глинистая осыпь,
бурый откос весь в пятнах засаленных плащ-палаток, прикрывавших солдатские
землянки, дымящие трубы самодельных печей. Наверху темнели заводские
корпуса со снесенными крышами.
громоздились товарные вагоны, как ошалевшее стадо, сбившееся вокруг тела
убитого вожака, лежащего на боку паровоза. А еще дальше виднелось широкое
кружево мертвых городских развалин, и осеннее небо просвечивало сквозь
бреши окон тысячами голубых пятен.
полон то тягучим шелестом, то сухим, дробным тарахтением. Казалось, что
заводы работают полным ходом.
- она проходила среди домиков рабочего поселка. Внутреннее чувство
помогало в путанице развалин, улочек ощутить, в каком доме варят кашу
красноармейцы, в каком едят шпик и пьют шнапс немецкие автоматчики.
тотчас же звонко треснул разрыв. Из блиндажа выглянул начальник связи
соседней дивизии, - он был без кителя, в подтяжках. Едва он сделал шаг,
как снова засвистело, и начальник связи поспешно отступил и прихлопнул
дверь, - мина разорвалась метрах в десяти. В дверях блиндажа,
расположенного на углу оврага и волжского откоса, стоял Батюк и наблюдал
происходившее.
"Огонь!" - и немец, как по заказу, пускал мину.
смертным делом, - немцы, выспавшись и покушав фрюштик, наблюдали за
тропинкой с особым интересом, садили, не жалея припасов, по всякому. На
одном из поворотов Березкин постоял у груды скрапа и, промерив глазом
лукаво задумавшееся пространство, проговорил:
немцы обычно не успевали открыть огонь по первому бегущему.
спиной его четко чокнуло, щелкнуло - немец стрельнул разрывной пулей.
быстрым шагом. Очередь резанула ему под ноги, казалось, с земли взлетела
стайка воробьев. Глушков метнулся в сторону, споткнулся, упал, вновь
вскочил и подбежал к Березкину.
подгадать, он вас пропустил и с досады сигарету закуривать станет, а он,
холера, видно, некурящий.
"Гастроном", и в сыром воздухе стоял запах квашеной капусты и яблок.
был прибит плакат: "Продавец и покупатель, будьте взаимно вежливы".
Оба комбата, Подчуфаров и Мовшович, сидели за столом и завтракали.
Открывая дверь, Березкин услышал оживленный голос Подчуфарова:
ручных гранат четвертинку водки, а повар заслонил своим телом судака, о
котором минуту назад беседовал с ним Мовшович. Вестовой Подчуфарова,
сидевший на корточках и собиравшийся поставить по указанию своего
начальника на патефонный диск пластинку "Китайская серенада", вскочил так
быстро, что успел лишь скинуть пластинку, а патефонный моторчик продолжал
жужжать вхолостую: вестовой, глядя прямым и открытым взором, как и
следовало боевому солдату, ловил уголком глаза злой взгляд Подчуфарова,
когда проклятый патефон особенно трудолюбиво подвывал и курлыкал.
предрассудок начальников: старшие полагали - батальонные люди должны либо
вести бои, либо глядеть в бинокль на противника, либо размышлять,
склонившись над картой. Но ведь люди не могут двадцать четыре часа
стрелять, говорить по телефону с ниже- и вышестоящими, - надо и покушать.
Подчуфарова появилось выражение грусти и раскаяния, а на лице Мовшовича,
командовавшего отдельным саперным батальоном и потому непосредственно не
Адамов Григорий
Куликов Роман
Каргалов Вадим
Шилова Юлия
Прозоров Александр
Кервуд Оливер Дж.