печеными яблоками, до того им не понравилась его игра.
места. Они побывали и в Ангулеме, и в Ажане, и в Тулузе. А в 1650 году, в
январе, пришли в Нарбонну. Рассказывают, что весною этого года господин
Мольер на время оставил труппу для того, чтобы побывать тайно в Париже.
перебросился в город Пезена, в котором оставил по себе единственную память в
виде квитанции на четыре тысячи ливров, которые он получил для своих
комедиантов по распоряжению господ членов Штатов, собравшихся в Пезена для
обсуждения важных налоговых вопросов. Квитанция, несомненно, показывает, что
Мольер давал представления для членов Штатов.
тысячу девятьсот семьдесят пять ливров, убедительно доказав отцу, что без
этих денег ему-петля, потому что ему надо платить еще остатки долгов по
Блестящему Театру.
со своею труппой.
Мольер чувствует склонность не только к игре в пьесах, но и к сочинению пьес
самолично. Несмотря на каторжную дневную работу, Мольер начал по ночам
сочинять вещи в драматургическом роде. Несколько странно то, что человек,
посвятивший себя изучению трагедии и числящийся на трагическом амплуа, в
своих сочинениях к трагедии после злосчастной "Фиваиды" вовсе не
возвращался, а стал писать веселые, бесшабашные одноактные фарсы, в которых
подражал итальянцам,-большим мастерам в этом роде. Фарсы эти очень
понравились компаньонам Мольера, и их ввели в репертуар. Тут мы встречаемся
и с другой странностью. Наибольшим успехом в этих фарсах стал пользоваться у
публики сам Мольер, играющий смешные роли, преимущественно Сганарелей.
сцене? По-видимому, вот где. В то время, когда основывался злосчастный
Блестящий Театр, или немного ранее этого времени в Париже появился, в числе
других итальянских актеров, знаменитый и талантливейший исполнитель
постоянной итальянской маски Скарамуччиа, или Скарамуша,-Тиберио Фиорелли.
Одетый с головы до ног в черное, с одним лишь белым гофрированным воротником
на шее, "черный, как ночь", по выражению Мольера, Скарамуш поразил Париж
своими виртуозными трюками и блистательной манерой донесения смешного и
легкого итальянского текста в фарсах.
Поклен явился к Скарамущу и просил его давать ему уроки сценического
искусства. И Скарамуш на это согласился. Несомненно, у Скарамуша получил
Мольер свою комедийную хватку, Скарамуш развил в нем вкус к фарсу. Скарамуш
помог ему ознакомиться с итальянским языком.
роли, а в своих фарсах выступал в виде комика. Тут обнаружилось одно
обстоятельство, поразившее нашего комедианта до глубины души: в трагических
ролях он имел в лучшем случае средний успех, а в худшем-проваливался
начисто, причем с горестью надо сказать, что худший этот случай бывал
нередким случаем. Увы! Не в одном только Лиможе швыряли яблоками в бедного
трагика, выступавшего с венцом какого-нибудь трагического
высокопоставленного героя на голове.
превращался из Цезаря в Сганареля, дело менялось в ту же минуту: публика
начинала хохотать, публика аплодировала, происходили овации, на следующие
спектакли горожане несли деньги.
говорил в уборной:
пьесы Корнеля-плохие пьесы?
Ведь среди них есть образованные люди! Я не понимаю, как можно смеяться над
этой галиматьей! Я лично не улыбнулся бы ни разу!
придворного так же легко рассмешить, как и простолюдина.
фарсами!
проваливался, а в комическом имел успех? Объяснение может быть только одно,
и очень простое. Не мир ослеп, как полагал считающий себя зрячим Мольер, а
было как раз наоборот: мир великолепно видел, а слеп был один господин
Мольер. И, как это ни странно, в течение очень большого периода времени. Он
один среди всех окружающих не понимал того, что он как нельзя лучше попал в
руки Скарамуччиа, потому что по природе был гениальным комическим актером, а
трагиком быть не мог. И нежные намеки Мадлены, и окольные речи товарищей
ничуть не помогали: командор труппы упорно стремился играть не свои роли.
крылась в самом Мольере, а вовсе не в проповеднике у Святого Сульпиция. И не
одно заикание, которое все так подчеркивали у Мольера, было виновато,-путем
упорных упражнений страстный комедиант сумел выправить почти совершенно этот
недостаток речи, равно как и неправильно поставленное дыхание. Дело было в
полном отсутствии трагедийных данных.
селения в селение, из города в город, слух, что появился некий мальчишка
Мольер, который замечательно со своею труппой играет смешные пьесы. В этом
слухе неверно было только то, что Мольер-мальчишка. В то время, как о нем
заговорили, ему исполнилось тридцать лет. И тридцатилетний, полный горького
опыта, достаточно закаленный актер и драматург, в силу которого в труппе
очень начинали верить, в конце 1652 года подходил к городу Лиону, везя в
своей повозке, кроме нескольких фарсов, большую комедию под названием
"Шалый, или Все не вовремя".
уже хорошие кафтаны, повозки их распухли от театрального и личного их
скарба. Актеры уже не дрожали при мысли о неизвестности, которая ждет их в
Лионе. Сила мольеровских фарсов им была известна точно, а "Шалый" им
чрезвычайно нравился. Они не испугались, когда громадный город в зимнем
тумане развернулся перед ними.
присоединившееся к обозу поблизости от города Нима новое существо. Этому
существу было всего лишь десять лет, и представляло оно собою некрасивую, но
очень живую, умную и кокетливую девочку.
маленькая сестренка, которая воспитывалась у одной знакомой дамы в имении
под Нимом, а вот теперь настало время Мадлене взять ее к себе. Господин
Мольер ее тоже очень любит, намерен ее учить, девочка станет актрисой... Она
будет играть под фамилией Мену.
откуда-то вдруг внезапно сестренка, посудачив насчет того, что сестренка эта
почему-то воспитывалась не в Париже, а в провинции, актеры в скором времени
привыкли к девочке, а Меяу вошла в комедиантскую семью.
и имела у лионцев успех не простой, а чрезвычайный. Вот перед лионским залом
для игры в мяч действительно понадобилась бы мостовая доверчивого Леонара
Обри! Господин Мольер, по молодости, слишком поспешил, мостя Нельскую
канаву.
дворян смертельно поругались в давке и дрались на дуэли. Словом, публика
хлынула к Мольеру так, что находившаяся в то время в городе бродячая труппа
некоего Миталла поняла, что песня ее спета и что она прогорела.
лучшие его комедианты явились к Мольеру и просили его взять их к себе.
задушил своим "Шалым"! К Мольеру пришла госпожа Екатерина Леклер дю Розе, а
по мужу-Дебри, и тотчас была принята на амплуа любовниц. Тотчас-так как было
известно, что госпожа Дебри превосходная актриса. Госпожа Дебри
отрекомендовала своего мужа, господина Дебри, исполняющего роли бретеров, и
тот вошел в труппу Мольера вместе с женою, хотя и не был сильным актером.
Но, чтобы получить Екатерину Дебри, стоило пригласить ее мужа.
она ни выступала, госпожа де Горла, носившая двойное имя Тереза-Маркиза,
дочка балаганного комедианта, сама с детских лет выступавшая в балагане и
сложившаяся к юности как первоклассная трагическая актриса и неподражаемая
танцовщица.
актеров. Успех Терезы-Маркизы у мужчин был головокружителен.
у нее не было соперницы. В Лионе же их появилось сразу две, и обе
чрезвычайно сильные. Мадлена поняла, что ей придется уступить главные роли.
Так и случилось. Со времени вступления лионских звезд Мадлена пошла на
амплуа субреток, любовниц стала играть Дебри, в трагедиях главные женские
роли отошли к Терезе-Маркизе.
кто упал, сраженный красотой Терезы-Маркизы. Страсть охватила его, он стал
добиваться взаимности. И на глазах у Мадлены, вынесшей все тяжести кочевой
жизни, разыгрался мольеровский роман. Он был неудачен. Великая танцовщица и
актриса отвергла Мольера и, поразив всех своим выбором, вышла замуж за
толстого Дюпарка. Но Мольер не вернулся более к Мадлене. Говорили, и это
было верно, что сейчас же после романа с Терезой-Маркизой разыгрался второй
роман-с госпожой Дебри, и этот роман был удачен. Нежная и кроткая Дебри,
полная противоположность надменной и коварной Терезе-Маркизе, долго была