защищенные одноместные корабли, оснащенные турбинами Вальтера, маленькие и
верткие, способные проникнуть в любую расселину, в любой подводный каньон
в пределах своего горизонта. А горизонт у них не бедный - полторы тысячи
метров вниз. До сих пор они считались практически абсолютно надежными. За
последние десять лет было всего три случая их гибели, причем две лодки
просто-напросто выбросило на берег цунами, а третью по собственной
глупости загубил сопляк-стажер. Мелкие аварии - другое дело. Мелкие аварии
бывали. И всегда объяснялись либо техническими причинами, либо неумелыми
действиями водителей. И то и другое возможно всегда. Но гибель двух лодок
сразу? У двух лодок не может быть двух одинаковых дефектов. Два водител
не могут ошибиться одинаково, по шаблону. Во всяком случае, вероятность
этого исчезающе мала. И считаться с ней, пока существуют более вероятные
объяснения, не стоит.
Вдруг взрывы эти не имели никакого отношения к субмаринам, и через
какие-нибудь пятнадцать-двадцать минут они восстанут из мертвых и
заговорят со своей базой или с нами? Заговорят, всплыв на поверхность или
выйдя в эфир через буйковые радиогидроакустические ретрансляторы? "Это
было бы прекрасно, - подумал Аракелов. - Это было бы просто замечательно".
И даже не потому только, что два водителя, два здоровых и веселых парня с
Гайотиды-Вест оказались бы живыми тогда, когда он мысленно уже похоронил
их. Но и потому еще, что операция по спасению "Дип-Вью" снова стала бы
заурядной. Тогда как сейчас... А что, собственно, сейчас, после гибели
субмарин?
пока не думал, о себе думать было рано - выходить ему предстояло еще не
сейчас.
медленно, как отснятые на рапиде. Наконец пультовая доложила:
даже пропавшими без вести: рано. В конце концов эти взрывы не аргумент. Но
он прекрасно знал и другое - Зададаев, который сейчас сидит на связи,
найдет нужную формулировку для запроса. Ему же, Аракелову, искать
формулировки сейчас было некогда.
квадратов".
радиогидроретрансляторы".
меньше, чем приборам.
возвращаются на Гайотиду. Или ложатся в дрейф. Конец".
остается на пять часов. Пять часов с минутами, которые не делают погоды. А
у него, Аракелова, остается часа три. Часа три на то, чтобы понять, что же
происходит там, внизу. Когда эти три часа кончатся, он в любом случае
пойдет вниз. Это первая заповедь всех, кто ходит вниз: для спасени
человека должно быть сделано все. Даже бессмысленное уже. Не только
живого, но и мертвого нельзя оставлять его там. Потому что тогда не пойдет
вниз другой. Только этот неписаный закон дает людям уверенность. И
нарушить его Аракелов никогда не решился бы. Через три часа он пойдет
вниз, даже если его ждет судьба двух погибших субмарин. Через три часа,
потому что не меньше часа ему понадобится на саму операцию, а на всякий
случай нужно взять двойной запас времени. Но эти три часа, которыми он еще
волен распоряжаться, должны быть использованы до конца. А это значит -
думать, думать, думать...
словно стараясь прочесть на остановившейся мертвой ленте что-то очень и
очень важное. Внезапно лента тронулась:
телетайпа. Изображение уже появилось: в бледном свете прожекторов медленно
уползало назад дно, покрытое похожим на мелкий белый песок глобигериновым
илом. Там и сям извивались пяти- и восьмилучевые офиуры, а среди
разбросанных по дну морских огурцов медленно ползали похожие на улиток
гастроподы. Колония губок напоминала клумбу тюльпанов; они на добрый метр
тянулись вверх и мягко покачивались из стороны в сторону. А рядом,
наполовину уйдя в ил, лежали два неправильной формы куска металла. Первый
мог быть чем угодно или остатком чего угодно. Но второй... Теперь гибель
по крайней мере одной из патрульных субмарин стала фактом. Патруль борт
шестнадцатый... Аракелов на миг склонил голову, а когда снова поднял ее,
то металлических обломков на экране уже не было - только ил, редкие
кругляши полиметаллических конкреций да раскоряченные звезды офиур...
Значит, выручить Кулиджа должен он. Только он. А для этого он должен
уцелеть.
Настоящее его название состояло из семи букв и четырех цифр, причем буквы
шли в такой последовательности, что произнести больше трех подряд не сумел
еще никто. Зато на рыбу он действительно был похож: четырехметрова
серебристая сигара аппарата сплющивалась с боков, рули направления и
глубины напоминали плавники, хотя и непропорционально маленькие для такой
туши, а спаренные объективы стереоскопической телекамеры довершали
сходство - этакие немигающие бездонно глупые рыбьи глаза. Обычно "рыбка"
тащилась за "Русланом" на буксире, выдерживая заданную глубину, но иногда
ее спускали с привязи, и она плавала на свободе, повинуясь только приказам
собственного недоразвитого - истинного рыбьего - электронного мозга.
- вниз до девяти. Анализы - стандартный набор. Акустический контакт -
непрерывный. Жду. Конец".
самом малом ходу. В блеклом эллипсе электрического света проплывало дно.
Фиксация: ерунда, какая-то старая канистра. Рядом с ней - бутылка.
Дальше... Фиксация: еще один металлический обломок... Дальше...
шестьсот метров и сейчас начала описывать первую циркуляцию - битком
набитая электроникой торпеда, оставляющая за собой цепочку пузырьков
отработанного кислорода.
оставалось всего двести пятьдесят пять минут. Следовательно, у Аракелова -
сто тридцать пять. А потом - вниз.
Зададаев назвал его по имени. - Взорвалась. На втором витке".
чертовщина? Но понять можно было одним-единственным способом - думать.
Думать. И еще раз думать.
наверху, в пультовой, Зададаев и ребята? И что думают на Гайотиде-Вест?
Захаров, сдав дежурство, закрыл за собой дверь диспетчерской. От затылка
поднималась и растекалась по черепу тупая боль. В ушах резкими аритмичными
толчками отдавался ток крови. Пожалуй, давно уже его не прихватывало так
крепко.
следя за тем, чтобы шаги получались ровными и размеренными: так было
легче. Свернув за угол, он оказался у дверей, ведущих на террасу.
Прозоров Александр
Ильин Андрей
Жюль Верн
Володихин Дмитрий
Шилова Юлия
Шилова Юлия