Чтение 10–й страницы книги ~Герои Малахова кургана~

и бормочет:

-- Куда она ведет меня? В Севастополь? Не могу же я один взять город!

До его ушей доносится странный звук. Хрип умирающей лошади. Скорее!
Туда!

Зуав быстро бежит вперед и натыкается на конвульсивно подергивающееся
тело лошади.

-- Я был уверен. Но куда девалась проклятая дама?

Вместо ответа он слышит команду на незнакомом языке. Пять или шесть
выстрелов раздаются справа и слева. С хладнокровием опытного солдата Жан
кидается на землю, и пули пролетают мимо. Тогда он поднимается, хватает свой
страшный карабин и стреляет в появившегося человека.

Тот падает с пробитой грудью. Другой убегает.

-- Не торопись так! -- усмехается Сорви-голова, и штык его вонзается в
спину беглеца.

-- Теперь чья очередь? -- кричит зуав. -- Никого! Все убежали!

Но занявшись этой борьбой, Сорви-голова потерял всякий след дамы в
черном.

Всякий другой на его месте отказался бы от преследования, но
Сорви-голова был достоин своего прозвища и поступал всегда по-своему.
Опасность привлекала его, невозможность только раздражала и усиливала его
энергию.

Жан бежит вперед, прислушивается к малейшим звукам; глухой шум вдали,
ржание лошадей, стук колес, неопределенный хаос звуков -- он различает в них
движение армии. Это -- русские войска отступают к югу. Сорви-голова
подвигается вперед, думая, что если не догонит незнакомки, то все же
принесет в лагерь драгоценные сведения. Перед ним мост. Он переходит его,
идет среди виноградников, срывает спелые кисти винограда на ощупь и ест. К
несчастью, подымается густой туман, луна прячется за облака.

Невозможно ориентироваться.

Сорви-голова бредет наудачу и после бесконечных аллей и переходов
останавливается перед большим строением. В нижнем этаже одно окно освещено.
Зуав различает звук человеческих голосов, прикладывает ухо к стеклу и слышит
знакомый голос, заставивший его вздрогнуть.

-- Маршрут союзной армии назначает остановку на реке Каача. Здесь, в
замке князя Нахимова, будет главная квартира французского штаба. Всех их
надо уничтожить... одним ударом!

-- Хорошо, княгиня! -- отвечает мужской голос.

-- Это она! Она! -- ворчит зуав.

-- Бочки на месте?

-- Да, княгиня, в подвале... А этот солдат, которым гнался за вами?

-- Он потерял мой след и, вероятно, убит в засаде!

-- Ого, -- иронически бормочет Жан. -- я докажу тебе сейчас, что он
жив.

Разговор продолжается, и зуав, испуганный, несмотря на свою смелость,
узнает о заговоре, благодаря которому должны погибнуть лучшие начальники
французской армии.

Нельзя терять ни минуты. Надо уведомить главнокомандующего и изменить
маршрут во избежание катастрофы.

Несмотря на усталость, Сорви-голова готовится бежать назад, в лагерь.
Легкий шум заставляет его повернуть голову. Он отходит от окна, наклоняется
и старается проникнуть взглядом через плотную завесу тумана. Что-то
непонятное со свистом налетает и падает на него. Жан чувствует себя
связанным, окутанным сетью, которую набросили на него. Сильный удар валит
его на землю. Он не в силах защищаться, разорвать упругую сеть, сделать
движение. Очевидно, ему грозит гибель в руках беспощадных врагов. Раздается
свисток. Прибегают шесть человек, стуча грубыми сапогами, схватывают Жана и
приносят его в огромную залитую светом комнату.

Перед столом стоит дама в черном, играя острым стилетом. Лицо ее
мрачно. Но Жан холодно смотрит на нее, и глаза его встречаются с ее глазами.

-- Ты олицетворяешь собой Францию, -- говорит незнакомка тихим, шипящим
голосом с выражением ненависти, -- врагов моей родины... проклятый! Я
ненавижу тебя! Я обещала убить тебя при третьей встрече... ты пришел и... ты
умрешь!

Сорви-голова, смелый, отважный даже перед кинжалом, перед лицом
грозящей смерти, насмешливо отвечает:

-- Да, я первый взобрался на высоты Альмы, я нашел дорогу для
артиллерии, я первый открыл огонь. Я водрузил французское знамя на башне
телеграфа. Я солдат и не боюсь смерти. Я презираю вас, убийцу, низкого
убийцу!

Презрительный взгляд, дерзкие слова Жана выводят из себя даму в черном.

Не владея собой, страшная, задыхающаяся, она ударяет зуава кинжалом и
шипит:

-- Умри же!

ГЛАВА VII

Мщение дамы в черном. -- Удар кинжала. -- В подвале. -- Жан избежал
смерти. -- Порох, вино и окорок. -- Обстоятельства ухудшаются. -- Мина. --
Беспомощное положение.

Когда кинжал коснулся груди зуава, дрожь пробежала по его телу.
Заглушенный стон вырывается из его губ, отчаянный стон сильного и цветущего
существа, бессильного перед лицом смерти. Он рвется в сетях, борется, потом
закрывает глаза и остается неподвижным. Княгиня долго смотрит на него и
отступает. Кинжал падает из ее руки. Ненависть потухла в ее глазах, гнев
исчез перед этой неподвижностью трупа.

-- Двое в один день! -- бормочет она. -- Генерал и солдат! Ужасно
убивать так! Как пощечина прозвучали эти слова: низкий убийца! Да! Может
быть! Я согласна! Я люблю Россию до низости, до преступления... не
остановлюсь ни перед чем ради ее спасения! За дело! В сторону слабость! За
дорогое отечество!

Люди, захватившие Жана, одеты по-крестьянски.

По-видимому, это татары -- с круглыми лицами, с приплюснутыми носами,
хитрыми узкими глазами. Спокойно и бесстрастно смотрят они на княгиню и ее
жертву, привыкшие к пассивному повиновению. Кроме того, они ничего не поняли
из разговора княгини с Жаном на французском языке.

Дама в черном, к которой вернулось ее обычное хладнокровие, говорит им
по-русски:

-- Барин, господин ваш, дома?

-- Да! Он ждет вместе с господином полковником!

-- Хорошо! Уберите этот труп!

-- Что нам делать с ним? Бросить в колодец?

-- Берегитесь! Французы найдут его завтра!

-- Так зарыть его в парке?

-- Нет. Они разроют землю. Снесите его в подвал... он взлетит на воздух
со всеми другими.

- Да, госпожа, это хорошая мысль!

При этих словах они берут зуава, неподвижного, бездыханного, с усилием
поднимают его и несут вчетвером, стуча сапогами.

Пройдя длинный коридор, поворачивают и останавливаются перед тяжелой
дубовой дверью. Факелы освещают им путь.

Один из слуг толкает дверь, она отворяется в какую-то черную яму.

-- Что ж, бросить его отсюда в погреб, -- спрашивает он, -- или нести?

-- Госпожа сказала: несите!

-- Да ведь он мертвый! Не все ли равно? А нам меньше хлопот!

Они бросают зуава на первую ступень лестницы, сильно толкают его ногой,
прислушиваются, как он катится со ступеньки на ступеньку, и уходят, замкнув
дверь двойным замком. Тогда происходит что-то необычайное. Едва труп
коснулся ступеней, он съеживается, насколько ему позволяет сеть, руки
пружинят, спина горбится, голова уходит в плечи для того, чтобы смягчить
толчки и избежать увечья.

Что значит это? Удар кинжалом в грудь... агония... конвульсии.

Значит, Сорви-голова не умер?

Это необъяснимо, удивительно, но это так.

Он жив, но чувствует себя неважно, очутившись в темноте, внизу каменной
лестницы, торжественно скатившись по всем ступенькам. Ушибленный,
контуженный, он добрую четверть часа лежит на сыром полу подвала, собираясь
с мыслями, едва дыша, но довольный, что избежал смерти.

Отдохнув немного, он прежде всего старается освободить одну руку, потом
другую, наконец снимает с себя сеть.

Ноги зуава связаны толстой веревкой, которая врезается ему в кожу. Он
пытается развязать узлы и бормочет:

-- Баста! Я не в силах!

Бедный Сорви-голова! После всех событий ему простительно прийти в
отчаяние.

Вдруг он облегченно вздыхает -- его рука нащупывает штык. У него не
отняли оружия, вероятно, потому, что не заметили его под густыми складками
сети.

Жан достает штык и разрезает веревки. Наконец-то он свободен! Положив
правую руку на грудь, он чувствует что-то мокрое...

-- Кровь! Черт возьми! Я ранен... Если бы не мой крапод, сын моего отца
отправился бы в далекий путь, откуда не возвращаются!

Что такое этот спасительный крапод? Просто кожаный мешок с отделениями,
в котором зуавы хранят свои драгоценности: деньги, бумаги, драгоценные
камни. Это плоский вышитый мешок в виде портмоне, который они носят под
рубашкой на груди, повесив на шее.

У каждого зуава есть такой мешок, более или менее богатый сообразно
состоянию его финансов.

Мешок Жана очень плотный и объемистый, к счастью для своего хозяина.