и ничего не могли слышать, Федот Евграфыч переживал самый настоящий страх.
Эх, пулемет бы сейчас с полным диском и толковым вторым номером! Даже бы и
не дегтярь -- автоматов бы тройку да к ним мужиков посноровистей... Но не
было у него ни пулеметов, ни мужиков, а была пятерка смешливых девчат да по
пять обойм на винтовку. Оттого-то и обливался потом старшина Васков в то
росистое майское утро...
в близкие, растопыренные донельзя глаза, подмигнул:
Поняла?
не стал, но Лиза согласно покивала ему и неуверенно улыбнулась.
вдоль озера.
Бродок узкий, влево-вправо -- трясина. Ориентир -- береза. От березы прямо
на две сосны, что на острове.
пень, с которого я в топь сигал. Точно на него цель: он хорошо виден.
долго не продержимся, сама понимаешь.
патронташ с ремня снимать, все время ожидаючи поглядывая на старшину. Но
Васков смотрел на немцев и так и не увидел ее растревоженных глаз. Лиза
осторожно вздохнула, затянула потуже ремень и, пригнувшись, побежала к
сосняку, чуть приволакивая ноги, как это делают все женщины на свете.
Евграфыч, распластавшись, все еще лежал на камнях. Кося глазом на немцев, он
смотрел на сосновый лесок, что начинался от гряды и тянулся к опушке. Дважды
там качнулись вершинки, но качнулись легко, словно птицей задетые, и он
подумал, что правильно сделал, послав именно Лизу Бричкину.
на предохранитель и спустился за камень. Здесь он подхватил оставленное
Лизой оружие и прямиком побежал назад, шестым чувством угадывая, куда
ставить ногу, чтобы не было слышно топота.
вынырнула. Непорядок, конечно: следовало прикрикнуть, скомандовать, Осяниной
указать, что караула не выставила. Он уж и рот раскрыл и брови
по-командирски надвинул, а как в глаза их напряженные заглянул, так и
сказал, словно в бригадном стане:
подсунула. Он кивнул ей благодарно, сел, кисет достал. Они рядком перед ним
устроились, молча следили, как он цигарку сворачивает. Васков глянул на
Четвертак:
хорошо.
поэтому каждое слово ощупывал. -- Шестнадцать автоматов -- это сила. В лоб
такую не остановишь. И не остановить тоже нельзя, а будут они здесь часа
через три, так надо считать.
разглаживала, а Четвертак на него во все глаза смотрела, не моргая.
Комендант сейчас все замечал, все видел и слышал, хоть и просто курил,
цигарку свою разглядывая.
можно к ночи рассчитывать, не раньше. А до ночи, ежели в бой ввяжемся, нам
не продержаться. Ни на какой позиции не продержаться, потому как у них
шестнадцать автоматов.
Надо с пути сбить. Закружить надо, в обход вокруг Легонтова озера направить.
А как? Просто боем -- не удержимся. Вот и выкладывайте соображения.
нутром своим таинственным учуют -- и все тогда. Кончилось превосходство его,
кончилась командирская воля, а с нею и доверие к нему. Поэтому он нарочно
спокойно говорил, просто, негромко, поэтому и курил так, будто на завалинку
к соседям присел. А сам думал, думал, ворочал тяжелыми мозгами, обсасывал
все возможности.
одернул и сало из мешка вытащил. Неизвестно, что на них больше подействовало
-- сало или команда, а только жевать начали бодро. А Федот Евграфыч пожалел,
что сгоряча Лизу Бричкину натощак в такую даль отправил.
него еще отцовская была, самокалочка-мечта, а не бритва, -- но все-таки в
двух местах порезался. Залепил порезы газетой, да Камелькова из мешка
пузырек с одеколоном достала и сама ему эти порезы прижгла.
голове шарахались, как мальки на мелководье. Никак он собрать их не мог и
все жалел, что нельзя топор взять да порубить дровишек: глядишь, и улеглось
бы тогда, ненужное бы отсеялось, и нашел бы он выход из этого положения.
глухоманью, осторожно, далеко разбросав дозоры. Для чего? А для того, чтобы
противник их обнаружить не мог, чтобы в перестрелку не ввязываться, чтоб вот
так же тихо, незаметно просачиваться сквозь возможные заслоны к основной
своей цели. Значит, надо, чтобы они его увидели, а он их вроде не заметил?..
Тогда бы, возможное дело, отошли, в другом месте попробовали бы пробраться.
А другое место -- вокруг Легонтова озера: сутки ходьбы...
Ну, задержатся, ну, разведку вышлют, ну, поизучают их, пока не поймут, что в
заслоне этом ровно пятеро. А потом?.. Потом, товарищ старшина Васков, никуда
они отходить не станут. Окружат и без выстрела, в пять ножей снимут весь
твой отряд. Не дураки же они в самом-то деле, чтоб от четырех девчат да
старшины с наганом в леса шарахаться...
Комельковой и Гурвич; Четвертак, отоспавшись, сама в караул вызвалась.
Выложил без утайки и добавил:
Готовьтесь.
времени чем меньше, тем лучше...
финку на камне наточил. Вот и вся подготовка: у девчат и этого занятия не
было. Шушукались чего-то, спорили в сторонке. Потом к нему подошли:
сами видели. Они объяснять взялись, и -- сообразил комендант. Сообразил:
часть -- какая б ни была -- границы расположения имеет. Точные границы: и
соседи известны, и посты на всех углах. А лесорубы -- в лесу они. Побригадно
разбрестись могут: ищи их там, в глухоте. Станут их немцы искать? Ну, вряд
ли: опасно это. Чуть где проглядишь -- и все, засекут, сообщат, куда надо.
Потому никогда не известно, сколько душ лес валит, где они, какая у них
связь.
речушкой прямо от воды шел лес -- непролазная темь осинников, бурелома,
еловых чащоб. В двух шагах здесь человеческий глаз утыкался в живую стену
подлеска, и никакие цейсовские бинокли не могли пробиться сквозь нее,
уследить за ее изменчивостью, определить ее глубину. Вот это-то место и имел
в соображении Федот Евграфыч, принимая к исполнению девичий план.
определил. Велел костры палить подымнее, кричать да аукаться, чтоб лес
звенел. А из-за кустов не слишком все же высовываться: ну, мелькать там,
показываться, но не очень. И сапоги велел снять. Сапоги, пилотки, ремни --
все, что форму определяет.
левее: справа каменные утесы прямо в речку глядели, здесь прохода удобного
не было, но чтобы уверенность появилась, он туда Осянину поставил. С тем же
приказом: мелькать, шуметь да костер палить. А тот, левый фланг, на себя и
Комелькову взял: другого прикрытия не было. Тем более, что оттуда весь плес
речной проглядывался: в случае, если бы фрицы все ж таки надумали
переправляться, он бы двух-трех отсюда свалить успел, чтобы девчата уйти
смогли, разбежаться.