Чтение 10–й страницы книги ~Масса Причера~

вызвало скрип, донесшийся откуда-то сзади. Чаз догадался, в каком положении
он очутился, но от этого ему стало ничуть не легче.

Скрип был вызван трением шейных позвонков, когда он поворачивал голову.
Но столь слабый звук, передававшийся по костям позвоночника и черепа, можно
было уловить лишь находясь в полной изоляции - например, плавая в
какой-нибудь жидкой среде или паря на невесомых растяжках. Камера полной
изоляции была старинным изобретением, придуманным еще в двадцатом веке, но
тем не менее отнюдь не безобидным. Достаточно на несколько часов отключить
внешние раздражители, и человек потеряет память - его ум превратится в
чистый лист бумаги, на котором можно запечатлеть все, что угодно.

Чаз напрягся, попытавшись вытянуть руки и до чего-нибудь дотронуться, но
у него ничего не вышло. Он даже не знал, подчинялись ли ему собственные
конечности - послышалось лишь слабое похрустывание мускулов. Он оставил
тщетные попытки и расслабился. Проще всего было сохранять блаженную
неподвижность...

Внезапно он понял, что засыпает. И тут же волна страха разогнала сонное
марево, которое медленно окутывало сознание. Только не спать... Сон лишит
его последних сил... Следует хорошенько обдумать ситуацию. Если бы он мог
следить за временем, но для этого необходима хоть какая-то точка отсчета. Он
вспомнил об ударах сердца и принялся считать. Один.., два.., три... Пульс в
нормальном состоянии составляет около шестидесяти пяти ударов в минуту.
Допустим, сейчас пульс замедлен - скажем, шестьдесят ударов. Шестьдесят,
шестьдесят один...

Нет, бесполезно. Чазу казалось, что он уже не парит в воздухе, а скользит
вниз, по гладкому, непроницаемому для света, бесконечному склону... Он
скользил все быстрей и быстрей, уносился сквозь тьму, к пределам самой
Вселенной...

Он находился в глубинах космоса; мимо проносились бесчисленные галактики,
а ускорение, с которым он падал, все нарастало и нарастало. Его уносило
непрерывным потоком стремительной реки Небытия, пробивавшейся сквозь
неподвижное Ничто - поток бесконечности в состоянии покоя. Он был совершенно
один.., нет, кажется, не совсем. Где-то далеко впереди, по обе стороны
стремительной реки, мерцали едва различимые искорки. Огоньки начали
приближаться, увеличиваться в размерах. Наконец они поравнялись с ним и
двинулись рядом. Он вспомнил, что уже встречался с этими светящимися
созданиями. С одной стороны скользила гигантская Улитка, которую он видел во
сне, когда лежал без сознания у себя в квартире, а с другой -
насекомообразный инопланетянин-Богомол, его собеседник из того же сна.

- Помоги мне, - воззвал он к Богомолу.

- Простите, - ответил тот, - но наша этика не позволяет нам этого.

Чаз перевел взгляд на Улитку.

- Помоги! - взмолился он. Однако Улитка никак не отреагировала на его
просьбу, продолжая безмолвно скользить рядом.

- С ней бессмысленно разговаривать, - проскрипел Богомол. - Обращаясь ко
мне, вы тем самым обращаетесь и к ней. А когда я говорю с вами, то
высказываю и ее мнение.

- Почему вы не хотите помочь мне? - в отчаянии крикнул Чаз. - Я прошу
лишь вытащить меня из этой реки. Помогите мне выбраться на берег, и я сам
остановлюсь.

- Совершенно верно, - согласился Богомол. - Но среди прочих законов этики
есть один, который запрещает нам вмешиваться. Вам следует добраться до члена
союза, который отключил вас, и вас снова включат. А если это сделаем мы, то
тем самым нарушим наш собственный контракт.

Богомол и Улитка начали удаляться в разные стороны, уменьшаясь в размерах
и постепенно растворяясь во тьме.

- Подождите! - с отчаянием выкрикнул Чаз. - Что это за союз, до которого
я должен добраться? Как он хоть называется?

- А такого и нет! - донесся едва различимый голос Богомола. - Его еще не
создали.

И они скрылись, растаяли, как светлячки во тьме. Оставшись один, Чаз
снова почувствовал, как его сознание медленно угасает. Оно исчезало -
медленно и неотвратимо, как исчезли Улитка и Богомол; вот уже лишь крошечное
пламя трепетало там, где прежде билась ясная и сильная мысль. Крохотный
проблеск, готовый вот-вот погаснуть совсем.

"Если бы у меня был катализатор... Если бы я смог им воспользоваться, то,
возможно, мне удалось бы выкарабкаться даже из такого безнадежного
положения..."

Если бы у него была возможность выбирать.., но постой-ка. Пока он все же
способен кое-что решать сам - поворачивать ему голову или нет, шевелить
руками и ногами или нет, вытянуть правую руку или же левую...

Но от этого никакой пользы... Вот если бы сюда катализатор.., хотя бы на
несколько секунд. Чаз попытался вызвать ощущение шероховатой поверхности
камня в руке. "Представь, - твердил он. - Представь!"

Чаз сосредоточился. Он уже почти чувствовал камень в сжатом кулаке - не
больше апельсина, шероховатый, маленький выступ удобно ложится между
указательным и средним пальцами руки. А там, где находится мизинец,
поверхность почти совсем гладкая. Неровности камня впились в ладонь. Чаз
крепче сжал пальцы, ощутив знакомую тяжесть...

Он чувствовал камень...

Он чувствовал, как правая ладонь стискивает теплую поверхность - так же,
как если бы в ней и в самом деле был камень.

...Стремительный поток бесконечности больше не увлекал его за собой, и
Чаз снова вернулся в подвешенное состояние.

Его захлестнула горячая волна триумфа. Теперь у него есть катализатор. Он
держал в руке камень, он чувствовал его. Почему бы теперь не взглянуть на
него?

Чаз поднес правую руку к лицу, но ничего не увидел. Невозможно было
определить - на самом ли деле он держит перед глазами камень или нет, однако
с каждой минутой в нем крепла уверенность, что камень реально существует. А
если так, то он должен его увидеть.

Чаз до боли в глазах вглядывался в темноту.

"Конечно, - уговаривал он себя, - его нельзя разглядеть сразу. Но, быть
может, постепенно..." Не мигая, он таращился в темноту, постепенно ему стало
казаться, что он видит крохотный светлячок - точно такой же, из какого
возникли Богомол и Улитка. Чаз сконцентрировался на ; крохотной искорке.
Медленно, очень медленно, мерцание становилось все ярче, огонек увеличивался
в размерах, приближался...

И вот катализатор обрел очертания. Чаз держал камень перед глазами и
отчетливо видел каждую неровность, различал каждый оттенок. Он смотрел на
камень, и тот постепенно менял очертания.

Перед Чазом запестрел выбор альтернатив - как и тогда, во время крушения
поезда, они предстали перед ним в виде слегка развернутой колоды карт.
Теперь Чаз ясно видел, что выход есть. Ну конечно! Его поместили в камеру
лишь на время. Тот, кто это сделал, хотел выждать, пока разум Чаза ослабнет.
Но потом за ним придут. А пока он с помощью катализатора должен отыскать
какое-то занятие, чтобы спасти свой разум... Ну конечно! Чаз едва не
рассмеялся от радости. В этой бесконечной тьме он может построить свою
собственную Массу Причера, здесь, на Земле, - точно так же, как в том сне...

И они с катализатором принялись за дело... Масса Причера начала обретать
форму...

...Неожиданно по закрытым глазам словно ударили хлыстом - в лицо Чаза
хлынул поток ослепительного света, и почти завершенную Массу Причера
отбросило на задворки сознания. Чаз не открывал глаза; он поник, безвольно
расслабив тело. Он чувствовал рядом с собой движение чьих-то рук, плеск
жидкости и щелканье расстегиваемых пряжек. Потом его слегка потянули за руки
и за ноги.

- Готово, - донесся откуда-то издалека мужской голос. - Поднимаем!

Чаз почувствовал, как его подхватили за плечи и за ноги и уложили на
какую-то поверхность, показавшуюся нестерпимо жесткой после вязкого уюта
Ничто. Он по-прежнему не открывал глаз. С его головы сняли некое подобие
шлема и освободили тело от эластичного комбинезона.

Теплый воздух коснулся его кожи. После непроницаемой тишины камеры каждый
звук грохотом отдавался в ушах. Дыхание людей, возившихся рядом, напоминало
сопение слонов. Он услышал, как, оглушительно шаркая подошвами, они отошли в
сторону; до него донесся плеск, потом неясное клацанье.

Чаз открыл глаза и повернул голову.

Он лежал в обычной больничной палате на покрытой белой простыней кушетке.
Прозрачная передняя стена была задернута голубой занавеской. Два человека в
белых халатах стояли к нему спиной и копошились в черном прямоугольном
ящике, напоминавшем два поставленных друг на друга гроба. На мгновение Чаз
ослеп, но быстро пришел в себя.

Спустив ноги с кровати, он встал и шагнул в сторону санитаров. Они
продолжали возиться с таинственным ящиком.

Полагая, что сжимает в руке камень, Чаз со всего маху ударил одного из
санитаров чуть ниже затылка и лишь потом сообразил, что в руке ничего нет.
Но и без камня удар получился сокрушительным - слишком велика была ярость,
переполнявшая Чаза. Человек рухнул на колени. Второй санитар обернулся, на
его лице отразилось глубокое изумление. Не мешкая, Чаз сбил его с ног и вне
себя от ярости принялся наносить удары.

Прошло несколько секунд, прежде чем он осознал, что и вторая жертва
затихла. Чаз сделал над собой усилие и остановился. Он с трудом поднялся на
ноги; гнев иссяк, оставив ощущение слабости и беспомощности. К горлу
подступила дурнота. Ноги дрожали; чтобы не упасть, Чаз прислонился к стене.

Спустя минуту дрожь и тошнота отступили. Санитары не подавали признаков
жизни. Чаз не мог заставить себя взглянуть в их лица. К счастью, первая
жертва лежала уткнувшись лицом в пол. Чаз ухитрился, не переворачивая
санитара, стянуть с него одежду. Он оделся и отдернул занавеску, за ней
обнаружилась дверь.

Он осторожно выглянул наружу. Перед ним находилось обычное больничное
отделение с расположенными по кругу палатами. В центре холла находилась