штанин дубликатом бесценного груза". А на последних словах слезы застилают
глаза Светланы, она выкрикивает их и убегает со сцены. В результате у нее -
первое место, которому почему-то никто из ее одноклассников не радуется,
темпераментная Юля Леденевская почему-то хохочет, показывая на нее пальцем,
Светлана опять - виновата.
неизвестно за что дарованную ей постоянную радость - поняв, что причиняет
этой радостью боль другим. Она стала тихой.
же никогда не приходилось слышать грома с ясного неба, и она решила, что
этого вообще не бывает, это только выдумка писателей для красоты - и для
обозначения того, чего не бывает, чего не может быть), так вот, именно чего
быть не могло, случилось - унылая, жалующаяся на болезни мама вдруг
оживилась, разрумянилась, и вот оказалось: уходит от отца к другому мужчине.
Отец в присутствии Светланы - поскольку дело общее и таить тут нечего -
объяснял супруге, что в ее возрасте не бывает романтических чувств, а есть
только последний постклимактерический (этого Светлана не поняла) период,
когда женщина неожиданно опять чувствует в себе женщину, и любой мужчина,
отнесшийся к ней в этот момент со случайной и, конечно уж, не бескорыстной
ласковостью, может показаться первооткрывателем, то есть тут чистейшая
физиология, она пройдет, останутся разбитые камни, разбитое корыто, разбитые
сердца дочери и отца (о себе он сказал именно так, в третьем лице), возврата
же не будет, потому что хотя он сторонник "не судите да не судимы будете",
но есть вещи, которые не прощаются даже и по христианским заповедям, как то:
предательство, измена.
мать, просто ухожу, вот и все, дочка, слава Богу, выросла, семнадцать лет ей
уже, умница, отличница, никаких хлопот. Ты б и сам себе нашел кого-нибудь,
если польстится кто на такое чудо!
консультировались - и т.д., и т.п.
денег.
совершеннолетия! Они, улыбаясь ее юмору, одолжали: отец немного и мать
немного. Теперь же неизвестно, к кому обращаться.
соседству, в столовую, куда сманила ее соседка, работавшая в столовой уже
двадцать восемь лет и вполне своей работой довольная. "По крайней мере,
кусок хлеба всегда будет у тебя. С маслом!" - гарантировала соседка.
Светлана заботилась, конечно, не о куске хлеба с маслом. Просто ухватилась
за первый же подвернувшийся вариант.
глаз не казали в родительском доме, отделываясь раз в год новогодними
открытками.
хотела.
пустяковиной. То есть он был здоровый больной, каких любят и врачи, и
сестры, и прочий обслуживающий персонал, он был светел и радостен - и когда
впервые пришел на раздачу за своей порцией манной каши, Светлана вдруг
подумала, что, кажется, наконец видит такого же, как она, человека радости.
молодым, думал только о близости другой, тут же начал спрашивать, когда она
заканчивает смену, уходит ли сразу домой или прибирает тут, в одиночестве?
Светлана честно ответила. И в тот же день, когда она убирала в столовой, в
одиночестве, он пришел, закрыл дверь...
слова.
присягу (к тому же, воин, в присягу верующий), и сказал, что теперь он
женится на ней, потому что у него принцип - девушек не трогать, он еще
никогда ни одной девушки не тронул, была дурочка - просила, а он в узел себя
завязал - чтобы ей жизнь не испортить, чтоб ее будущий жених, став мужем, не
убил ее морально, потому что лично он, Ринат, хоть и хороший человек, но,
попадись ему в жены распечатанная девушка, он бы ее убил морально в силу
традиций своей народности и в силу личного характера.
не испортить, то не надо. Я - только по любви.
Рината выстроили им кооперативную квартиру, и они стали там жить. Но мать
Светланы, против ее ожидания, не воспользовалась этим и не ушла к тому, к
кому собиралась. Наверное, прав был отец, охарактеризовав ее порыв как
физиологический момент, связанный с постклимактерическим периодом (теперь
Светлана, пожив и поработав в больнице, знала значение этого слова!). Нервы,
правда, у матери совсем пришли в негодность, на свадьбе Светланы она все
плакала. Думали - от счастья. Но она плакала и на другой день, и на третий.
Когда же ее плач не прекратился на тридцать восьмой день, отец решил, что
пора принимать врачебные меры и определил ее в психоневрологический
диспансер. Она лечилась старательно, покорно, ее уже стали пускать на
прогулки на улицу: дышать воздухом и ни о чем не думать. Но она, вместо того
чтобы дышать воздухом и ни о чем не думать, помчалась домой и ни с того ни с
сего устроила скандал, бегала по квартире, швыряла вещи и спрашивала отца,
куда он запрятал любовницу. Тот убеждал, что предположения ее о любовнице
настолько нелепы, что даже нет надобности их опровергать. Утомившись, мать
пошла на балкон - вспомнив совет врачей дышать воздухом и ни о чем не
думать. А на балконе стояла, прижавшись к стене, дрожмя дрожа, рыхлая тетя,
бухгалтерша со службы отца, которая, узнав о его временном одиночестве,
пришла не за чем-нибудь, а по душам покалякать да выпить водочки - она
любила время от времени выпить водочки с хорошим человеком. И вот она
стояла, красная от стыда и от выпитой водочки, а мать стояла перед ней, а
отец стоял в балконной двери, мысленно упрекая себя, что не сказал сразу всю
правду: растерялся как-то.
же день, выписавшись из больницы по собственному настоятельному требованию,
уехала к своей маме, старенькой, но крепенькой, в большое село Сулак
Краснопартизанского района Саратовской области, устроилась там
воспитательницей в детском саду и буквально через месяц привела в дом
некоего Арама, бригадира иноземной строительной бригады, которая что-то там
в этом Сулаке строила. Вызвав Светлану телеграммой на телефонные переговоры,
она сказала: доча, обо мне не беспокойся, я живу хорошо, приезжать ко мне не
надо, скажи об этом и отцу, заходи к нему в недельку раз, к паразиту, он
хоть и нечеловеческая личность, но все же человек, присматривай.
жизнь прожил холостяком. Еду готовил, комнаты убирал по субботам, газеты
читал, телевизор слушал и, кажется, не очень-то переживал случившееся.
Светлана не удержалась, спросила прямо. Он ответил:
от этого изменится? Ровным счетом - ничего! И я не стал переживать.
стать пьяницей. Он ведь действительно не переживал, но чувствовал, что если
б переживал, ему было бы легче, а он знал, опытно и наблюдательно живя среди
народа, что лучшее средство стимулирования и раскрепощения переживаний -
водка и вино. Вот он и попробовал - и не смог. С вина его тошнило сразу же,
водки мог выпить рюмку-другую - через силу - под хорошую закуску, больше же
не лезло, сам запах противен был...
родительской жизни опять виновата она. Родители израсходовали на нее всю
любовь, какая у них была, у них ничего не осталось. У них ее мало было,
думала Светлана. Не всем так везет, как мне или моему мужу Ринату. У меня
много любви, у него тоже.
его, она понимала, что он изменяет ей (совсем не подходящее слово!) не от
баловства или распущенности, а из-за любви - пусть и кратковременной - к
другим женщинам. Разврат Светлана ненавидела, баловство и распущенность
тоже, любовь же уважала. Именно поэтому так тяготило ее чувство вины, каким
был переполнен Ринат. Он несчастным был в своей тайной покаянности, он
терзал себя. Однажды она сказала ему - будто в шутку:
думать, закричал! Ты мне не веришь, закричал. Какие у тебя, дура,
доказательства, закричал.
эпизод - ну и что? Это жизнь.