Чтение 10–й страницы книги ~Анж Питу~

величайшую несправедливость, - что я не буду аббатом.

Однако мадмуазель Бийо встретила эту весть вовсе не так, как ожидал Питу;
она покатилась со смеху.

- Вы не будете аббатом? - переспросила она.

- Нет, - отвечал Питу горестно, - выходит, что невозможно.

- Что ж! Значит, вы будете солдатом.

- Солдатом?

- Конечно. Стоит ли огорчаться из-за такого пустяка? Я-то уж было
подумала, что у вас умерла тетушка.

- Ax! - сказал Питу с чувством. - Для меня она все равно что умерла: она
выгнала меня из дому.

- Простите, - сказала Бийотова дочка с хохотом, - значит, вы даже не
можете ее оплакать - а это бы вас так утешило.

И Катрин расхохоталась еще громче, снова изумив Питу.

- Но разве вы не слышали: она выгнала меня из дому! - воскликнул бывший
школяр в отчаянии.

- И что с того! Тем лучше, - отвечала Катрин.

- Хорошо вам смеяться, мадмуазель Бийо; у вас, должно быть, очень веселый
нрав, если чужие беды вас совсем не трогают.

- А кто вам сказал, что я вас не пожалею, господин Анж, если с вами
приключится настоящая беда?

- Вы меня пожалеете, если со мной приключится настоящая беда? Но разве вы
не знаете, что мне не на что жить?

- А я вам опять скажу: тем лучше.

- Но что же я буду есть? - спросил Питу. - Ведь должен человек что-то
есть, а я и так всегда голоден.

- Выходит, вы не хотите работать, господин Анж?

- Работать? А кем? Господин Фортье и тетушка Анжелика тысячу раз твердили
мне, что я ни на что не годен. О, если бы меня отдали в учение к плотнику
или каретнику, вместо того, чтобы готовить меня в аббаты! Решительно,
мадмуазель Катрин, решительно надо мной тяготеет проклятие!

И Питу в отчаянии всплеснул руками.

- Увы! - сочувственно сказала девушка, знавшая, как и все в округе,
горестную историю Питу, - вы во многом правы, дорогой господин Анж, но...
Отчего бы вам не сделать одну вещь?

- Какую? - воскликнул Питу, готовый уцепиться за совет мадмуазель Бийо,
как утопающий за соломинку, - какую, скажите?

- У вас, кажется, есть покровитель?

- Да, господин доктор Жильбер.

- Вы, должно быть, дружили с его сыном, который тоже учился у аббата
Фортье?

- Еще бы! Больше того, я несколько раз спасал его от взбучки.

- Так отчего бы вам не обратиться к его отцу? Он вас не оставит.

- Вот беда-то! Я бы непременно к нему обратился, если бы знал, где его
искать; но, быть может, это известно вашему отцу, мадмуазель Бийо: он ведь
арендует свою ферму у доктора Жильбера.

- Я знаю, что он наказал отцу пересылать одну часть арендной платы в
Америку, а другую вносить на его счет одному парижскому нотариусу.

- Ох! - вздохнул Питу. - Америка - это так далеко.

- Неужели вы поедете в Америку? - спросила девушка, почти испуганная
решимостью Питу.

- Я, мадмуазель Катрин? Что вы! Ни за что! Нет. Если бы мне было, где
жить и что есть, я прекрасно чувствовал бы себя во Франции.

- Прекрасно! - повторила мадмуазель Бийо.

Анж потупился. Девушка замолчала. Молчание продлилось несколько минут.

Питу погрузился в мечтания, которые сильно удивили бы такого логичного
человека, как аббат Фортье.

Поначалу смутные, мечтания эти внезапно засияли ярким светом, а затем
затянулись некоей дымкой, из-под которой продолжали сверкать искры, чье
происхождение таинственно, а источник неизвестен.

Меж тем Малыш тронулся С места, а Питу двинулся вперед рядом с Малышом,
придерживая одной рукой корзины. Что до мадмуазель Катрин, погрузившейся в
мечтания не менее глубокие, чем грезы Питу, она опустила поводья, не боясь,
что скакун понесет. Тем более, что чудовища в окрестностях не водились, а
Малыш мало напоминал коней Ипполита.

Наконец конь остановился, а вместе с ним машинально остановился и Питу.
Перед ними были ворота фермы.

- Гляди-ка, к нам пришел Питу! - воскликнул мужчина могучего
телосложения, горделиво восседавший верхом на коне, который в эту самую
минуту пил воду из лужи.

- О Боже! Да, господин Бийо, это я самый и есть!

- У бедняги Питу новое горе! - сказала Катрин и спрыгнула с лошади,
нимало не заботясь о том, что юбка ее, взмыв кверху, явила всему миру ее
подвязки, - тетка выгнала его из дома.

- Чем же он так не угодил старой ханже?

- Пожалуй, тем, что я не силен в греческом, - отвечал Питу.

Этот фат еще хвастался! Ему следовало сказать: в латыни.

- Не силен в греческом, - сказал широкоплечий мужчина, - а на что тебе
сдался этот греческий?

- Чтобы толковать Феокрита и читать "Илиаду".

- А какой тебе прок толковать Феокрита и читать "Илиаду"?

- Тогда я смогу стать аббатом.

- Ерунда! - сказал господин Бийо. - Разве я знаю греческий? Разве я знаю
латынь? Разве я знаю французский? Разве я умею читать? И разве все это
мешает мне сеять, жать и убирать хлеб в амбар?

- Да, но вы, господин Бийо, вы же не аббат, вы земледелец, agricola, как
говорит Вергилий. О fortunatos nimium <О чересчур счастливый (лат.)>.

- И что же, по-твоему, земледелец, у которого имеются 60 арпанов земли
под солнцем и тысяча-другая луидоров в тени, хуже долгополого? Отвечай
немедленно, скверный служка!

- Мне всегда говорили, что быть аббатом - это самое лучшее, что есть на
свете; правда, - добавил Питу, улыбнувшись самым пленительным образом, - я
не всегда слушал то, что мне говорили.

- Ну и молодец, что поступал так, экий ты чудак! Видишь, я тоже могу
говорить стихами, коли захочу. Мне сдается, из тебя может выйти кое-что
получше, чем аббат, и тебе крупно повезло, что ты не станешь заниматься этим
ремеслом, особенно по нынешним временам. Знаешь, я фермер, я разбираюсь в
погоде, а нынче погода для аббатов скверная.

- Неужели? - спросил Питу.

- Да, скоро грянет гром, - отвечал фермер. - Ты уж мне поверь. Малый ты
честный, образованный...

Питу поклонился, очень гордый тем, что впервые в жизни заслужил титул
образованного.

- Значит, ты можешь зарабатывать на жизнь, и не став аббатом.

Мадмуазель Бийо, вынимая из корзины цыплят и голубей, с интересом
прислушивалась к беседе Питу с ее отцом.

- Зарабатывать на жизнь - но это, должно быть, очень трудно, - сказал
Питу.

- Что ты умеешь делать?

- Я-то? Я умею ловить птиц на ветку, намазанную клеем, и расставлять
силки. Еще я неплохо Подражаю пению птиц, правда, мадмуазель Катрин?

- О, еще как правда, он распевает, точно зяблик.

- Да, но все это не профессия, - сказал папаша Бийо.

- А я о чем говорю, черт подери?

- Ты ругаешься, это уже недурно.

- Как, неужели я выругался? - воскликнул Питу. - Простите меня
великодушно, господин Бийо.

- О, ничего страшного, со мной это тоже случается, - отвечал фермер. -
Эй, дьявол тебя задери, будешь ты стоять спокойно! - крикнул он своему коню,
- этих чертовых першеронов хлебом не корми, только дай погарцевать да
поржать. Но вернемся к тебе, - продолжал он, вновь обращаясь к Питу, -
скажи, ты ленив?

- Не знаю; я занимался только латынью и греческим, и...

- И что?

- Честно говоря, я знаю их довольно скверно.

- Тем лучше, - сказал Бийо, - это доказывает, что ты не так глуп, как я
думал.

Питу раскрыл глаза так широко, что они едва не выскочили из орбит: первый
раз в жизни он слышал такие речи, решительно противоположные всему, что ему
доводилось слышать прежде.

- Я тебя спрашиваю про другую лень; скажи, боишься ли ты усталости?

- О, усталость, это другое дело; нет, я могу пройти хоть десять миль и
вовсе не устать!

- Ладно, это уже кое-что, - отвечал Бийо, - если ты похудеешь еще на
несколько ливров, то сможешь стать рассыльным.

- Похудею? - сказал Питу, взглянув на свои длинные костлявые руки и
длинные ноги, похожие на жерди. - Сдается мне, господин Бийо, что я и так
уже достаточно худ.

- По правде говоря, - сказал фермер, покатившись со смеху, - ты настоящий
клад.

Питу впервые слышал столь высокую оценку своей скромной персоны. Чем
дольше он говорил с папашей Бийо, тем сильнее удивлялся.

- Послушай, ты никак не возьмешь в толк, про какую лень я говорю, -
сказал фермер. - Я спрашиваю, ленишься ли ты, когда тебе задают работу?

- Не знаю; я ведь никогда не трудился. Катрин рассмеялась, но папаша Бийо
на этот раз остался серьезен.

- Подлые священники! - воскликнул он, погрозив могучим кулаком в сторону
города. - Вот плоды их воспитания - никчемные бездельники. Какую пользу,
спрашиваю я вас, может принести своим братьям вот этот малый?

- О, очень небольшую, я это прекрасно понимаю, - отвечал Питу. - К