неприятные задания, не имеющие никакого отношения к его цели в жизни, к
космическим путешествиям?.. А почему самые неприятные задания по
экспедиции должен выполнять вместо него кто-нибудь другой? - впервые в
жизни спросил себя Виктор, и вопрос озадачил его. В самом деле, кто-то в
экспедиции должен взять это на себя.
Батыгине. Почему Светлана оглянулась? Он готов был побежать за ней, он и
сейчас мог бы броситься следом и догнал бы их, если бы... Нет, он не
побежит, он останется и переживет разлуку. А Батыгин, наверное, в душе
похвалил бы его...
Тьма сгущалась медленно и сначала, оседая, скапливалась на дне ущелий и,
лишь заполнив их, переливалась через края, подобно черному туману,
наползая на склоны сопок, вершины которых еще продолжали сиять в
красноватых лучах заката.
оттягивая и отпуская, как струны, вершины деревьев, и лес отвечал ему
глухими невнятными звуками. Затем ветер усилился, звуки слились, и могучая
однотонная симфония гудящего леса заполнила горы. К ровному гулу
постепенно стали примешиваться скрип раскачавшихся стволов и пронзительный
свист ветра над скалами. Где-то загрохотал полуоторванный лист кровельного
железа, захлопали и заскрипели на проржавленных петлях ставни, и весь
рудничный поселок заговорил странными, тревожными голосами.
слабо трепетали над грудой раскаленных углей, которые уже начинали
подергиваться темной металлической окалиной, и костер вот-вот мог
погаснуть.
музыке, прислушивался с опаской и тревогой. Было пусто, одиноко. Так пусто
и одиноко могло быть на Земле только до появления человека, но скорее это
напоминало иную, не знавшую разумной жизни планету... Вот так где-нибудь
на Марсе одиноко сидеть у костра... Озноб прошел по спине Виктора.
Огромный гудящий мир окружал его, горожанина, впервые попавшего в тайгу, и
Виктор, всегда казавшийся себе сильным, бесстрашным, поразился своей
незащищенности, своей беспомощности. Все, что он знал и умел, не могло
защитить его. Виктор еще не понимал, что нужно уметь и знать, чтобы
спокойно смотреть в ночь, но безотчетный страх заставил его вспомнить о
Травине, о Дерюгине, рядом с которыми он так хорошо провел прошлую ночь...
ветхих стен, было спокойнее: пусть непрочная, но все-таки глухая
перегородка отделяла его теперь от внешнего мира. А если хорошенько
запереть двери и окна...
засовы к двери...
приступил к баррикадированию двери. Придвинув к ней вплотную топчан, он
притянул к нему дверную ручку аркомчой - неразрываемой волосяной веревкой
- и толкнул дверь. Она не подалась.
Теперь совсем другое дело". Почему-то ему припомнилась Москва и захотелось
поговорить с отцом. Он даже взял радиотелефон и поднял антенну. Ему
оставалось набрать номер, и тогда сюда, в таежную глушь, донесся бы голос
отца или матери... Последний раз он разговаривал с ними из Шагонара...
Виктор повернул диск, но потом опустил антенну. Нет, лучше он позвонит
завтра утром, когда над горами вновь взойдет солнце...
окончательно успокоившись, лег на топчан. Ему хотелось спать, и он, сладко
зевнув, повернулся на бок. В тот самый момент, когда веки его смежились, в
затухающем мозгу ярко вспыхнула мысль: "А ведь я струсил". Виктор открыл
глаза и недоуменно уставился в стенку. "Неужели струсил?.. Струсил,
струсил..."
аркомчу. Так же медленно он пересек комнату, обошел все окна и вытащил
самодельные шпингалеты. Потом он поставил на прежнее место топчан и снова
лег. Москва, большой каменный дом - все это вдруг до смешного уменьшилось
в размерах и отодвинулось на недосягаемое расстояние. Реальностью был
низкий потолок над головой, тайга, гудящая за окнами, и он, Виктор,
победивший самого себя.
специальную практику на островах, расположенных посреди Тихого океана. За
свою недолгую жизнь Денни Уилкинс немало поездил. Однажды ему пришлось
побывать на севере Норвегии, у Киркенеса, и он навсегда запомнил суровый
облик края - исхлестанные нордовыми ветрами скалы, припавшие к земле
крохотные кустики полярных березок и ив, белые резные веточки лишайников и
бурые подушки моха; тундра - так назывались эти места.
Небольшая группа коралловых островов, на одном из которых он жил, была
затеряна среди необозримых водных пространств. Почти непрерывная полоса
рифов окружала острова. Там, за внешней стороной, бушевал океан - длинные
высокие волны с грохотом расшибались о рифы, забрасывая в голубое небо
радужные веера брызг. А за рифами было спокойно, и вода лишь слегка
вздрагивала и рябилась, когда на рифы обрушивались особенно большие волны.
В тихой лагуне, замкнутой в подкове острова, вода почти всегда оставалась
зеркально ровной, и пальмы, склонившиеся над лагуной, отражались в воде с
идеальной четкостью.
смешанном с обломками кораллов. Он смотрел в небо - синее, плотное; с утра
оно было чистым, но к середине дня откуда-то из-за островов, - казалось,
прямо из океана, - всплывали белые облачка и застывали в зените. Высоко
над пляжем раскачивались зеленые кроны пальм; они клонились всегда в одну
сторону, на запад, - пассат дул с востока.
руководителей школы. В десять часов утра Денни Уилкинс надевал на лицо
круглую стеклянную маску, укреплял за спиной дыхательный аппарат, а на
ногах - ласты и вместе с инструктором опускался под воду. Там, под водой,
все краски менялись. Когда Денни Уилкинс бродил по рифам, он всегда
любовался их красками - нежно-розовыми, красноватыми, желтыми и даже
зеленоватыми. Но под водою, в призрачном зеленовато-голубом освещении,
рифы казались серыми и серыми тенями мелькали между ними рыбы... Денни
Уилкинс включал сильный электрический фонарь, и тогда подводный мир вновь
оживал, искрился, пестрел красками, серые рыбки оказывались удивительно
красивыми, разноцветными, как тропические бабочки...
глубине можно оставаться долго, не боясь кессонной болезни. Однажды,
погрузившись под воду, Денни Уилкинс и инструктор наткнулись на затонувшее
судно. Оно было почти занесено обломками кораллов, песком, илом, но
водолазы сумели определить, что это транспортное судно. Они увидели, что
часть его задранной кверху кормы разворочена взрывом.
бушевавшей на планете несколько десятилетий тому назад, когда его, Денни
Уилкинса, еще не было на свете.
на страницах газет и журналов, о ней редко говорили политические и
государственные деятели... Но он, Денни Уилкинс, был выделен из числа
огромного большинства людей, - покорный чужой воле, вел тайную войну
против совершенно безразличных ему людей. Денни Уилкинс сознавал это и
сознавал, что может погибнуть, - нелепо, в то время когда никому не
угрожает насильственная смерть... Но скорее погибнут те, кто преградит ему
дорогу. Денни Уилкинс верил, что сумеет выйти невредимым из любой
переделки.
на маленькой торпеде, в корпусе которой вместо взрывчатки находился
электромотор и аккумуляторы. Искусство это давалось ему без особого труда,
и Денни Уилкинс понимал, что вскоре ему предстоит покинуть маленький
остров и отправиться на выполнение задания. Он думал о будущем с тупым
равнодушием человека, отдавшего свою судьбу в чужие руки и привыкшего
беспрекословно подчиняться. Но однажды ночью, когда он всплыл на скутере
на поверхность, внезапное чувство тоски охватило Денни Уилкинса. Мотор
работал легко и тихо, скутер набирал скорость, и Денни Уилкинс, взявшись
за рукоятки, вытянулся. Теплая вода приятно обтекала плечи, грудь. Он
поднял маску и посмотрел вперед, в густую черноту. Видимость была
ограничена до предела, и Денни Уилкинсу показалось, что он так и будет
плыть и плыть в ночь, и ночь эта никогда не кончится. Он вдруг
почувствовал себя одиноким: черное звездное небо, черная вода и он посреди
моря. И эти звезды! На одну из них ему, кажется, предстоит лететь. Черт!
Он вовсе не мечтает об этом. Тоже - удовольствие! И на Земле людям
несладко приходится, а тут еще на звезды лети!..
высекают из него зеленоватые искры; искры проносились мимо и медленно
тонули в черной воде.
поплыл к острову. На берегу его встретил инструктор и передал приказ
сегодня же вылететь к Герберштейну.
островку, полюбовался прибоем, океанской лазурью, рифами. Потом его
посадили в реактивный самолет. Последнее, что он увидел - были кроны
пальм, которые, подобно зеленым бабочкам, метнулись в стороны, когда