имеется.
что-то гудело, и казалось, железный пол возле дрожит.
хозяйственных нужд. Горячую воду в камбуз подаем, на кухню. Вот видишь,
краники всякие - синие, красные... И в душевую, в баню. У нас, между
прочим, и баня имеется. Русская, настоящая. За границей таких нет. Так что
живем, видишь, прилично. Вот сейчас как раз вахта мыться пойдет.
деревом, мочалкой, щелоком, душным паром. Отец снял с себя китель и
оказался в тельняшке, которую носил по старой краснофлотской привычке. Он
нагнулся, закинул за плечи руки, выставив вперед локти, и стащил с себя
фуфайку. Володя с уважением и восторгом посмотрел на его мускулистую спину,
на шарообразные мускулы, катавшиеся под кожей рук.
отец, растирая сильную и выпуклую грудь. - Идем, я тебя поскребу как
следует. Давно я тебя не мыл... А ты ничего, масластенький. Это у тебя
отчего тут?.. Дрался, что ли?.. А это?.. Э-э, да ты, видно, тертый калач!
Бывал в деле. Доставалось не раз, гляжу!..
спецовки, пропахшие мазутом и маслом, с грохотом бросая под лавки тяжелую
обувь, ворвались какие-то черные люди, со сверкающими белыми глазами и
блестящими зубами. Володя оторопело глядел на них и на всякий случай
подвинулся к отцу.
водой, с размаху пускать из рук в руки летящие по скользкой скамье шайки.
Они шумели, фыркали, отплевывались, громко разговаривали, стараясь
перекричать ими же поднятый шум. Тела их, окатываемые горячей водой,
побелели на глазах у Володи, и теперь можно было рассмотреть якоря, змей,
корабли, русалок и орлов, вытатуированных на коже у некоторых машинистов.
Отец, посадив Володю на высокую полку, крякая от удовольствия, яростно тер
ему спину намыленной, нестерпимо горячей мочалкой.
закрой глаза, да крепче! Я тебя сейчас окачу...
сверху. Казалось ему, что он сейчас уже не выдержит, наглотается,
задохнется. Но вот все кончилось, рот и ноздри его втянули горячий воздух,
сильные руки отца обжали его волосы на голове, согнали остатки воды с лица.
Он осторожно открыл глаза.
немножко тут попарюсь... Парфенов, поддай пару еще!
огромного облака пара в предбанник. Там он быстро оделся, хотя и чулки, и
штанишки, и рубашки с трудом налезали на распаренное тело, ботинки
показались грубыми и тесными, а пальцы рук стали смешные - с белыми
кончиками, сморщенные, шершавые, как грецкие орехи.
мутно, и, когда он вышел в узкий коридор, где вдоль противоположной стены
шли длинные поручни, он совсем забыл, откуда они пришли с папой и куда
теперь надо идти. Где-то высоко над головой бухали шаги и словно проползало
с шумом что-то длинное, тяжелое. Слышались приглушенные железом голоса. На
минуту Володе показалось, что он снова очутился в узкой галерее
старокарантинских каменоломен, глубоко под землей. Но здесь было светло и
под ногами вместо каменной тверди что-то зыбко подрагивало.
дверные ручки кают, потом вернулся назад, дошел до большой желтой стены с
окошками, перехваченными тонкими медными прутьями; поднялся, заглянул:
внизу под ним, за стеклом, была гулкая бездна, из пучин которой поднимались
стальные массивы, оснащенные колесиками, медными приборами, похожими на
часы, с неподвижными стрелками под стеклом. Володя узнал эти скользкие
мосточки, переходы, вертикальные лесенки, решетки, настилы.
по знакомой лесенке, прижавшись животом к ее жестким стальным круглым
перекладинам, нащупывая их сперва носком одной ноги, а затем приставляя к
ней вторую, спустился на нижнюю железную решетку. Вот и котел, о котором
говорил дядя Вилюй. Володя сразу узнал эти красные, синие колесики кранов
на толстой трубе, укутанной во что-то промасленное и немного похожее на
клеенку. Рядом никого не было. Володя принялся с интересом разглядывать
краны. Сперва он тронул синий и чуть-чуть повернул его влево. Острая
стрелочка за стеклом прибора, похожего на часы, ожила и быстро закачалась
из стороны в сторону, словно запрещая: "Ни-ни, не трогать!" Володя не стал
спорить со стрелочкой и взялся за другой кран - красный. Он легонько
повернул колесико влево, опасливо покосившись на прибор. Но стрелка на этот
раз оставалась невозмутимой. Подбодренный ее молчаливым согласием, Володя
стал поворачивать красное колесико влево.
решетки повалил густой пар и заволок всю машину. Послышались перепуганные
голоса, топанье босых ног. Кто-то налетел в облаке пара на Володю,
споткнулся, упал через него. Мимо свалившегося Володи, перепрыгивая через
него, проносились голые ноги, с которых стекало жидкое мыло. Володя видел
только ноги, потому что все остальное закрывал пар. Наконец кто-то, должно
быть поняв, в чем дело, быстро повернул рукоятку крана и перекрыл
паропровод. Пар стал медленно рассеиваться, и Володя увидел перед собой
совершенно голого, огромного, показавшегося еще более высоким, чем прежде,
Вилюя. Но дядя Вилюй не видел Володи, потому что густая белая пена,
взбитая, как сливки, на его намыленной голове, теперь сползла ему на глаза.
И дядя Вилюй, отплевываясь и протирая кулаками глаза, которые нещадно ела
мыльная пена, кричал:
лицо-то сполоснуть!.. Все очи мне выело... Ух, щиплет, окаянное!..
приоткрыл краевые, еще подслеповатые глаза.
машинного отделения в коридор. Отец был еще босым, но уже в клешах, хотя и
голый до пояса. Он сердито тряхнул Володю:
Это что тебе - корабль или игрушка? Ты видишь, что людям натворил? А ну,
стой здесь, пока я оденусь. И сейчас же я тебя вон с корабля! Списывайся
отсюда живо на берег. Пойдешь сейчас в общежитие. Видно, еще не дорос ты,
рано тебя на судно пустили... Ты только посмотри, что наделал!..
рот и быстро отвернулся от Володи, бессильно отмахиваясь другой рукой; а
вокруг в узком коридоре, прикрываясь кто скомканной тельняшкой, кто шайкой,
а кто просто так, руками, стояли намыленные люди, выковыривали пену из
ушей, таращили залепленные глаза. Они слушали разговор отца с сыном,
поглядывали на переконфуженного, готового зареветь Володю, и вдруг один за
другим прыснули, захохотали, только брызнуло мыло во все стороны.
человека, на морское судно и в бане с людьми помыли, а он сообразил... Как
еще, спасибо, беды не наделал... А отцу-то, думаешь, за тебя не совестно?
По политической части помощник капитана, а у сына сознания ни на
столечко!..
настилам да иногда оборачивалась, чтобы сказать еще:
Погоди, будет тебе еще баня!..
вернулась в порт и пошла с отцом гулять в город. Ей было жалко Володю, и
она бы охотно его простила, но знала, что Никифор Семенович в таких делах
строг и, пока не отойдет, лучше с ним о Володе не заговаривать.
на котором, совсем как на письме, только в десять раз больше, стоял
штемпель: "Мурманск. Порт". Мать строго-настрого велела ему никуда не
выходить и оставила еду на тарелке, прикрытой сверху газетой "Полярная
правда".
мурманский день. Володя сидел, прислушиваясь к гудкам пароходов. Порт был
совсем рядом. И там стоял теплоход "Леонид Красин". И на нем был отец,
вернувшийся уже, наверное, из города. Володя понимал, что теперь уже ему не
скоро удастся поговорить с отцом по душам, спросить о каменоломнях и про
градусник. Но тут ему вдруг так захотелось сейчас же оказаться рядом с
отцом и сделать все так, чтобы он больше не сердился, что Володя решительно
соскочил с койки, надел пальтишко, шапку, обернул шею шарфом, осторожно
приоткрыл дверь в коридор общежития. Там никого не было. Он вытянул изнутри
ключ из замка, вставил его со стороны коридора, запер дверь, положил ключ в
карман и вышел на улицу.
бродившую в темноте по пирсу возле теплохода.
дожидаешься?