Чтение 10–й страницы книги ~Сожженая карта~

поездом, издает звук, точно разбилось стекло, и беспорядочно разбрасывает
покоившиеся на моих коленях бланки для донесений. От пальто молодого
человека, севшего в машину, в нос ударяет запах нафталина. И те несколько
минут, а может быть, несколько десятков секунд, пока шел поезд, зрачки этого
человека за стеклами очков все уменьшались, голова его все глубже
втягивалась в воротник пальто и вся его жалкая фигурка, будто тонкая
металлическая пластинка, начала резонировать в такт грохоту поезда. О чем
хочет насплетничать этот человек? Еще хорошо, если насплетничать, а вдруг он
пришел, чтобы своими россказнями заморочить мне голову? Многообещающий
молодой сотрудник... правда, если послушать управляющего, он, исчезнувший,
был действительно человеком, какого встретишь не часто.

Наконец поезд прошел. Оставив шум, словно в ухо залетела мошка.

- Какая противная погода.

И точно эти слова привели в движение киноленту, он ослабил напряжение,
сковывавшее его колени, и слегка повернулся ко мне. Когда я щелчком выбросил
свою сигарету в приоткрытое окно, он, точно сменив меня, зажал в зубах
сигарету и закурил, беспрерывно поправляя сползавшие вниз очки.

- Простите... Видите ли, я вам раньше сказал неправду... простите... и
необходимости в этом, в общем-то, не было...

- Наверно, чтобы не рассердить управляющего?

- Возможно... хотя нет, думаю, что по другой причине. Управляющему ведь
об этом должно быть точно известно... и все-таки даже управляющий почему-то
не говорит правду и делает вид, что ничего не знает... а у меня в душе
остался неприятный осадок, укор совести, что ли... будто я в сговоре с ним и
предал начальника отдела Нэмуро...

- Не принимайте близко к сердцу. Если то, что вы хотите сообщить,
принесет пользу Нэмуро, - прекрасно.

- Нет, никакой пользы не принесет. Я с самого начала знал, что мое
сообщение окажется бесполезным. Иначе я бы ни за что не решился сказать
неправду. Что бы я ни сообщил вам, все равно это окажется напрасным.

- Напрасным или нет - это уж разрешите мне судить.

- Речь идет об адресате, которому нужно было доставить те самые
документы...

- Вы знали?

- Начальник отдела... - Он извлек из внутреннего кармана визитную
карточку и театральным жестом помахал ею: - Я услышал и записал для памяти -
он звонил по телефону, что доставит какие-то документы. Дня за два до того,
как это случилось...

- Вот оно что, член муниципалитета... но что-то я об этом городке почти
ничего не слышал.

- Он образован совсем недавно путем слияния нескольких деревень. Я
ездил туда, но напрасно... как видите, и мы не сидели сложа руки...

Фраза, которую я уже слышал. Да это фраза брата, сказанная им на
автомобильной стоянке... внезапно меня охватило невыносимое раздражение.

- Послушайте, ну а почему на этот раз вы наконец решились чистосердечно
обо всем рассказать?

- В каком смысле?

Если бы я знал, в каком смысле, то стал бы я его здесь расспрашивать!
Презрительно глядя на скованную, будто накрахмаленную фигуру своего
собеседника, включаю радио. Капризный, полудетский голос под аккомпанемент
гитары поет:

Больше ничего,

Только тебя я вижу во сне,

Больше ничего.

Тасиро, этот молодой человек, глубоко вздохнул, расправив плечи, вытер
ладонью запотевшее стекло машины и действительно приготовился что-то
сказать. Прямо впереди на дороге стеной вставало пропитанное водой, готовое
разразиться дождем небо. Тесная машина, в которой невозможно отгородиться от
сидящего рядом, сколько ни отодвигайся... кажется, что стук сердца
собеседника слышится из твоей собственной груди... я тоже молча, зло
продолжаю ждать...

- Ладно, скажу. - Он поднимает палец в воздух, выпрямляется, будто для
того, чтобы посмотреть вдаль. - Выключите, пожалуйста, радио.

- Верно, лучше сказать. Такая уж у меня профессия - человеку, который
сообщает мне те или иные сведения, абсолютно никакие неприятности не
грозят...

Проносятся встречные электрички, точно стальными хлыстами полосуя мою
машину. Испуганно взвизгнув, замолкает выключенное радио, вызывая в памяти
бормашину. Примерно полмесяца назад у меня вырвали коренной зуб. Еще и
сейчас, если я с силой втягиваю воздух, во рту ощущается вкус крови.

- Да, скажу. Действительно, нельзя утверждать, что я был до конца
чистосердечен... и не потому, что не хотел помочь вам. Нет, не потому...
видите ли, в результате исчезновения моего начальника отдела я тоже оказался
одним из пострадавших... и ужас-то какой. Ночью, один, представишь себе все,
что случилось, - оторопь берет. Исчез, как дуновение ветра... и мне было
трудно говорить об этом... просто было неприятно запятнать репутацию этого
человека...

- Сохранение тайны - мой профессиональный долг.

- По правде говоря, человек этот... был с двойным дном... он имел
странное пристрастие... очень увлекался фотографией... не просто
фотографией, а ню...

- Собирал их?

- Нет, фотографировал. Часто ходил и в студии. Но знал об этом,
пожалуй, только я. Потому что случайно познакомил его со своим товарищем,
который держал фотолабораторию.

- Не было похоже, что у него есть какая-то определенная натурщица?

- Ну... не знаю, можно ли сказать "определенная"?.. - Наконец язык у
него развязался, и весь он, вплоть до выражения его лица, стал липким, как
внутренность сопревших резиновых тапочек. - Вроде была одна девушка, которая
ему особенно нравилась...

- Имя или еще что-нибудь о ней вы знаете?

- Где находится студия - знаю. Поскольку я имел к этому отношение,
могу, если хотите, показать и фотографии. Правда, фотографии любительские,
но именно потому, что любительские, они как раз и производят потрясающее
впечатление. Постоянные заказчики очень радуются, получая именно такие
снимки.

- Так мы можем в эту студию прямо сейчас заехать.

- К сожалению, это невозможно. Я еле с работы удрал, отговорившись, что
иду обедать... но только вы не подумайте, что мой начальник сбежал с этой
девицей... он просто не мог бы совершить такой поступок... да и вообще он
никого не любил, замкнутый был - к примеру, пригласит в бар и сидит молчит
минут десять, а то и двадцать - трудно бывало с ним...

Неожиданно раздался звук, будто в дверь ударили мокрой губкой. Я вытер
стекло - на меня исподлобья смотрел готовый расплакаться мальчишка лет
десяти в коротеньком пальто с огромной заплатой на левой поле. Я наполовину
опустил стекло - чего тебе, мальчик? - и он, уже совсем собравшись в панике
убежать, показал пальцем под машину - туда, мол, закатился мячик. Ничего не
поделаешь, нужно отъехать, верно? Если ты не против залезть под машину, то
можно и не отъезжать. Ну давай, лезь... изморозь, какой давно уже не было,
придала покрытой ржавчиной улице оттенок, будто ее полили нефтью. Наверно, и
локти, и колени мальчика тоже намокнут и станут коричневыми. Выползший
наконец из-под машины мальчишка, с мячом в руке, спрашивает: "А сколько она
дает километров в час?.. сто... ха", - дурашливо хмыкает он, перебегает
через дорогу и идет вниз по улице. Я невольно рассмеялся. Не удержался от
смеха и молодой человек. Мне почему-то сразу стало легче. С этим Тасиро
хорошо бы со временем подружиться.

Поднял стекло, завел машину, включил отопление. Остывший мотор начал
работать, тарахтя, как плохой ударный инструмент.

- Вы пьете?

- Пару стаканчиков виски с содовой, охотно...

- Ладно, тогда завтра вечером в студии, где снимал ню Нэмуро, я угощаю,
идет? Так где мы встретимся и в котором часу?.. а что, если... нет, давайте
завтра же и уточним по телефону...

x x x

Неряшливо одетый, круглый, точно шар, накачанный водой, шеф, за спиной
которого висит огромная схема с фамилиями агентов - по вертикали, числами и
днями недели - по горизонтали, сидит, развалясь, занимая собой все кресло.
Если бы пальцы сложенных на животе рук беспрерывно не двигались, можно было
бы подумать, что он безмятежно спит. Лоб прорезают глубокие морщины, он весь
в прыщах, похожих на пупырышки огурца.

Оставаясь в прежнем полусонном состоянии, шеф чуть приоткрыл глаза,
ехидно хмыкнул и хрипло пролаял, точь-в-точь как простуженная собака:

- Ты слишком серьезно к этому относишься.

- Разве я похож на человека, слишком серьезно относящегося к тому, что
он делает?

- Хоть маленькая-то надежда есть?

- Нет.

- Я так и думал. Потому-то и не стоит слишком глубоко влезать в это
дело.

- Да я просто злюсь.

- Будешь злиться, провалишь все дело.

- Во всяком случае, речь идет о единственной неделе. Не будут же они до
бесконечности оплачивать расходы - как-никак тридцать тысяч иен в неделю.
Миллионеры они, что ли?