Чтение 10–й страницы книги ~Путь Шеннона~

насвистывая в свои косматые усы, направился к раковине Спенса и стал там
что-то прибирать.

Он, конечно, ждал, что я заговорю, и я, как дурак, попался в ловушку.

- Ну-с, - с горечью заметил я, - вы, должно быть, считаете, что изрядно
мне напакостили?

- Вы ведь слышали, что сказал шеф, сэр. Я обязан выполнять его
приказания. У меня тоже есть свои обязанности.

Я знал, что это сущее лицемерие. Истина же заключалась в том, что по
каким-то непонятным причинам Смит в душе питал ко мне смертельную
неприязнь. Бедный юноша, такой же, как я, он в свое время тоже стремился
достичь в науке высочайших вершин. И теперь, измученный неудачник,
снедаемый завистью, он не мог смириться с тем, что мне, возможно, удастся
преуспеть там, где он потерпел поражение.

- Я же не виноват, сэр. - И, протирая щеткой раковину, он вызывающе
ухмыльнулся: - Я только выполнил свой долг.

- С чем вас и поздравляю.

Я убрал пробирки с культурами, передвинул рычажок регулятора в
термостате на нужную температуру, а он в это время искоса, каким-то
странным взглядом наблюдал за мной. Затем я взял кепку и вышел.

Бесконечно раздосадованный и злой, спускался я в темноте с
Феннер-хилла.

На перекрестке, у стыка Пардайк-роуд и Керкхед-Террас, я зашел в
трактир и, чтобы хоть немного прийти в себя, заказал стакан кофе.
Взобравшись на высокий стул и положив локти на стойку, я потягивал густой
темный напиток; вокруг кипела вечерняя жизнь бедного квартала: у трактиров
и лавчонок торговцев жареной рыбой толпились завсегдатаи; лотошники, стоя
под керосиновыми фонарями, предлагали свой товар; медленно прогуливались
женщины; среди повозок и экипажей сновали мальчишки-газетчики, выкрикивая
последние новости, - но я был глух и слеп ко всему.

Через некоторое время легкий удар зонтиком по плечу вывел меня из
задумчивости, и, обернувшись, я увидел "Бэби", - он стоял подле меня,
расплывшись в улыбке, преисполненный доброжелательства и любви ко всему
роду человеческому.

- Добрый вечер, сэр.

Я хмуро поглядел на него, но он придвинул к стойке стул и, пыхтя,
взгромоздил на него свои рыхлые телеса.

- Какая счастливая встреча! Я был в "Альгамбре" - второсортное
заведение, конечно, но уж очень весело. - Он постучал зонтиком по стойке,
чтобы привлечь внимание официанта. - Кофе, пожалуйста, и побольше сахару.
И еще хорошую порцию фруктового торта. Только выберите, пожалуйста,
кусочек получше.

Я повернулся к нему спиной. Но отвязаться от Чаттерджи было невозможно:
шумно прихлебывая кофе и то и дело хихикая, он непременно решил поделиться
со мной впечатлениями от проведенного вечера, в которых немалое место было
уделено знаменитому шотландскому комику сэру Гарри Лаудеру.

- Хи-хи-хи... Чего только этот шустрый дворянчик не выкидывал... Я так
хохотал, что чуть с балкона не свалился: я ведь сидел в первом ряду.
Должен вам сказать, сэр, я до того влюблен в шотландскую музыку, что
непременно желаю научиться играть на волынке. Вы не могли бы
порекомендовать мне преподавателя, сэр?

- Да оставьте вы меня, ради бога, в покое!

- Нет, вы только подумайте, сэр, какое удовольствие получат мои
калькуттские друзья, когда, вернувшись с дипломом, я надену юбочку
шотландского горца и буду исполнять им шотландские песни! - И, размахивая
в такт пухлым пальцем, он высоким фальцетом затянул: - Ай-яй-яй...
ля-ля-ля... с девушкой пойду... к милому Клайду... Солнышко зайдет... мне
радость принесет... по сумеречным далям... по сумеречным далям бродить мы
не устанем. Извините меня, доктор Роберт Шеннон, но что все-таки означает
слово "сумеречным"? Очевидно, это что-то вроде леса, чащи, ущелья или еще
какого-нибудь укромного места, где можно заниматься любовью? Хи-хи-хи...
Правильно я угадал, сэр?

Я порылся в кармане, вынул монету, положил ее на стойку в уплату за
выпитый кофе и резко поднялся с места.

- Подождите-ка, подождите, подождите, доктор Роберт Шеннон. - И он
попытался задержать меня, зацепив рукояткой зонтика. - Догадайтесь, сэр.
Кого бы, вы думали, я видел сегодня в театре - ведь я сидел на балконе.
Двух ваших друзей - доктора Адриена Ломекса и супругу доктора Спенса; они
сидели вместе внизу и очень веселились. Да не уходите же, сэр, я сейчас
пойду с вами.

Но я уже выскочил из трактира. Мной владел страх, погнавший меня чуть
не бегом назад, на кафедру.

"Я обязан выполнять его приказания..."

Пока я торопливо шагал обратно, мне вспомнилось, каким не предвещавшим
ничего хорошего блеском загорелись глаза лаборанта, когда я уходил.

Здание кафедры, когда я подошел к нему, было погружено в полную
темноту. Я поспешно открыл боковую дверь и вошел в лабораторию. Не успев
переступить порог, я сразу почувствовал, что чего-то не хватает: не слышно
успокоительного гудения инкубатора. Сердце у меня упало; я включил свет
над своим столом и открыл инкубатор. Теперь уже сомнений быть не могло.
Смит вылил мои культуры: в штативе стояли пустые пробирки, и целый месяц
напряженнейшей работы пропал зря.

7

На следующее утро я не пошел в университет, а направился после завтрака
на Парковую сторону, где на тихой и неприметной улочке, выходящей к
Келвингровским садам, поселился, уйдя на покой, профессор Чэллис. Я был
убежден, что получу совет и помощь у этого доброго старика, который так
часто поддерживал меня в прошлом. Когда я позвонил, дверь мне открыла
Беатрис, его замужняя дочь - приятная молодая женщина в кокетливом
ситцевом домашнем платье; из-за ее юбки выглядывали две востроглазые
девчушки.

- Извините, что я потревожил вас так рано, Беатрис. Могу я видеть
профессора?

- Но, Роберт, - воскликнула она своим грудным голосом и невольно
улыбнулась, взглянув на мое встревоженное лицо, - разве вы не знаете? Он
же в отъезде.

Должно быть, разочарование мое было слишком явным, потому что она
тотчас перешла на серьезный тон и принялась объяснять, что друзья увезли
ее отца, который жестоко страдал от артрита, в Египет для поправления
здоровья. Его не будет всю зиму.

- Не зайдете ли на минутку, - любезно добавила она. - Мы с детьми как
раз завтракаем, я могу вас угостить горячим какао с бисквитом.

- Нет, спасибо, Беатрис. - И я попытался на прощанье изобразить улыбку.

Большую часть дня, серого и облачного, я бесцельно бродил по городу,
глядя невидящими глазами на витрины больших магазинов на Синклер- и
Мэнсфилд-стрит, а под конец направился к докам, где, окутанные холодным
туманом, стояли борт о борт пришвартованные здесь на зиму речные, черные с
белым, пароходы. Оттуда я вернулся в пансион и больше по привычке, чем по
какой-либо иной причине, спустился вниз к чаю.

Краешком глаза я увидел, что мисс Джин Лоу, которая последние три дня
отсутствовала - куда она отлучалась, я не знал, - снова сидит на своем
месте. Мне показалось, что вид у нее какой-то странный, даже больной: она
была бледна, а нос и глаза у нее распухли и слегка покраснели, точно от
сильного насморка, но я был слишком занят своими мрачными мыслями и лишь
мельком взглянул на нее. Она быстро поела и ушла.

Однако, когда минут через десять я поднялся наверх, она стояла в
коридоре, прислонившись спиной к моей двери.

- Мистер Шеннон, мне хотелось бы поговорить с вами, - сказала она
каким-то неестественно-натянутым тоном.

- Только не сейчас, - ответил я. - Я устал. Я занят. И к тому же у меня
в комнате не прибрано.

- Тогда зайдемте в мою. - Она решительно поджала губы.

Она открыла свою дверь, и не успел я что-либо возразить, как уже стоял
в ее маленькой комнатке, которая по сравнению с моей неопрятной
захламленной каморкой могла служить образцом чистоты и порядка. Я впервые
был у нее, и сейчас, глядя на ее узкую, аккуратно "заправленную"
белоснежную постель, на вязаный, ручной работы, коврик, на фотографию ее
родителей в блестящей серебряной рамке, стоявшую на маленьком столике
рядом с аккуратно разложенными гребенкой и щеткой, я смутно припомнил, как
она однажды сказала, что, желая помочь мисс Эйли, прибирает свою комнату
сама.

- Присаживайтесь, мистер Шеннон. - И, заметив, что я собираюсь
примоститься на подоконнике, она добавила с легким оттенком иронии: - Нет,
нет, не там... возьмите, пожалуйста, стул... такому джентльмену, как вы,
не пристало сидеть на подоконниках.

Я испытующе взглянул на нее. Она порывисто дышала и была бледнее
обычного - от этой бледности ее темные глаза под припухшими веками
казались еще темнее, а круги под глазами стали совсем черными. Кроме того,
я с удивлением заметил, что она дрожит. Но заговорила она твердым голосом,
презрительно скривив рот и не сводя с меня глаз:

- Я очень многим обязана вам, мистер Шеннон. Право же удивительно, как
это вы, человек столь высокопоставленный, могли снизойти до такого бедного
создания, как я, дочь какого-то пекаря!

Я невольно слушал ее, хоть и угрюмо, но внимательно.

- Вы, очевидно, заметили, что я отсутствовала несколько дней. Не хотите
ли знать, где я была?

- Нет, - сказал я. - Не хочу.