старался перекричать меня, а его подручные тоже не дремали. Работорговец
орал оглушительным голосом:
свидетельствовать за него!
закрыл мне рот пятерней и потащил на соседний двор, в чем ему деятельно
помогали его приятели. Там я получил ужасный удар палкой по голове... Мои
глаза наполнились огненными искрами, и я тотчас провалился в черную
пропасть небытия.
6
которую тащили два серых вола в ярме. Цепей уже не было на моих ногах.
Какие-то люди шли рядом и разговаривали о ловле птиц силками. Я
приподнялся, чтобы лучше разглядеть их, и увидел, что один из спутников
был надсмотрщик Лупа, тот самый, что уволок меня с базара.
схватился за нее руками. Тут я почувствовал, что волосы мои запеклись в
крови, и в одно мгновение вспомнил все происшедшее вчера в Диоскуриаде.
как надо ловить перепелов. - В прекрасное помещение, где тебя ждут яства и
царское ложе.
а мы отдохнем на повозке. В достаточной мере мы с тобой понежничали!
веревку привязали к повозке. Затем улеглись оба на освободившееся место,
на мягкую солому. С философским спокойствием отгоняя хвостами оводов, волы
терпеливо ждали, когда люди кончат эту, по их мнению, лишенную всякого
смысла, возню.
натянулась и заставила меня идти, хотя я ругал своих мучителей самыми
последними словами, называя их ослами, собаками, дерьмом, и наделял
всякими нелестными эпитетами, на которые они, впрочем, не обращали
никакого внимания, с удобством развалясь на соломе.
виднелись голубоватые горы, по обеим сторонам росли дубы и смоковницы, на
которых уже поспели желуди и смоквы. Путь был усеян обломками кремней,
больно ранивших мне босые ноги. Я шел и плакал в бессильном гневе, и когда
хотел остановиться, то веревка поворачивала меня и тащила спиной к
повозке. Сила волов была непреодолима, и, чтобы не упасть на землю, я
вынужден был изворачиваться, как мог, и снова шел по дороге, а мои
мучители разговаривали о своих делах, точно меня не было на свете. Тогда я
опять стал осыпать их бранью, и птицелов решил расправиться со мной.
и поволоку твой труп на веревке в пыли по дороге. Тогда ты узнаешь, кто я
такой.
невдалеке струился горный ручей. Мои палачи поднялись с повозки и напились
у него, а затем один из них отпряг и повел поить волов, а другой,
птицелов, которого я раньше никогда не видел, остался сторожить меня.
которой как бы сгорала гортань.
черной бородой, и с высокой копной таких же волос на голове, отвязал
веревку от повозки и повел меня, как козу, к серебристому ручью, весело
струившемуся по белым камешкам. Я опустился на колени и жадно напился, как
мог, и только тогда заметил, что лиловые и голубоватые горы, поросшие
кудрявыми рощами, были очень красивы. Высоко в голубом небе парили орлы.
Вокруг стояла тишина. Какие-то травы смолисто благоухали среди бесплодных
скал, нагретых солнцем. Юркая ящерица скользнула на камень, и горлышко у
нее ритмично билось. Луповский надсмотрщик принес мне в поле грязной
туники горсть мелких смокв.
валяясь в повозке, а мои ноги были изранены острыми камнями на дороге, и я
устал смертельно. Утоляя голод смоквами, я обдумывал свое горестное
положение. Меня везли на рудник!
волы. Мне не терпелось узнать, как намерена поступить со мною судьба.
считался свободным, но тебя приобрели за триста драхм, и теперь ты до
конца своих дней будешь долбить камень.
шестьдесят оболов. Увы, я не предполагал, слушая нравоучительные рассказы
учителя, что и мне самому придется очутиться на невольничьем рынке. Однако
все превратно в человеческой жизни.
предательство Диомеда, жестокие побои, сыпавшиеся на меня теперь со всех
сторон, но решил, что пока ничего не остается, как покориться
обстоятельствам.
волов ярмо, привязали меня к повозке и двинулись в путь, с удобством
разлегшись на соломе. Дорога все время поднималась в гору, и идти было
тяжело.
колес по каменистой дороге, на которой не встретили ни одного путника, ни
одной повозки. Все больше и больше голубели дальние горы, а ближе к нам
виднелись рощи дубов и еще каких-то незнакомых мне деревьев. Смоковниц уже
не было.
и подъехали к селению у подножия невысокой горы. Волы остановились у
деревянных, обитых гвоздями ворот. Каменная ограда, сложенная из грубых
камней, оберегала какое-то зловещее пространство. Каст стал стучать в
ворота, они вскоре отворились, и мы очутились на обширном дворе, где
стояли низенькие строения, сложенные из таких же камней, как и ограда.
Привратник, тоже чернобородый, почесывая спину, заговорил с Кастом на
незнакомом мне языке. Тот ткнул пальцем в мою грудь, и человек взял меня
за плечо и повел в глубь двора, к одному из строений. Кроме привратника, у
ворот стояли вооруженные копьями люди; их было трое или четверо.
Привратник отодвинул его и втолкнул меня в помещение, так что я едва не
упал. Дверь за мной заперли, и потом снова послышался лязг и скрежет
запора.
стены и освещал длинное помещение, где на полу лежали в самых невероятных
позах полунагие люди - мужчины и женщины. Они спали и тяжко дышали во сне.
Кто-то стонал. В дальнем углу плакал ребенок, и женский страдающий голос
утешал его. В воздухе стояла невыразимая вонь. Догадавшись, что здесь
проводят ночь осужденные на работы в каменоломнях, где добывают руду, я
тоже лег у самой двери и, несмотря на весь стыд и горечь своего положения,
уснул.
светать, дверь открылась и в ней показались люди с копьями, которые что-то
кричали, - видимо" требовали, чтобы несчастные отправлялись поскорей на
работу. Вероятии, медлить здесь не разрешалось, потому что мужчины и
женщины, некоторые с младенцами на руках или ведя за руку более взрослых
детей, бросились, толкая друг друга, к выходу, все как один худые и в
невероятных лохмотьях, через которые просвечивали их грязные и дурно
пахнувшие тела. Эта человеческая волна вынесла меня на двор. Я увидел, что
Каст что-то говорит толстяку в коричневой хламиде и показывает на меня.
Потом он крикнул:
строптивый характер. Так вот, для того чтобы ты понял, что шутить здесь не
положено даже искусным каллиграфам, ты сначала поработаешь в копях, и если
окажешь во всем повиновение, то будешь потом вести запись по добыче золота
и писать на папирусе все, что потребуется для куратора.