другом. Тогда он опять погрузился в молчание.
Грушина перевела разговор на эротические темы. Она рассказала, как ее
ревновал покойник-муж и как она ему изменила. Потом рассказала слышанную от
столичного знакомого историю о любовнице некоего высокопоставленного лица,
как она ехала по улице и встретила своего покровителя.
- Она ему и кричит: здравствуй, Жанчик! Это на улице-то! - рассказывала
Грушина.
- А вот я на вас донесу, - сердито сказал Передонов: - разве можно про
таких знатных лиц такие глупости болтать?
Грушина испуганно залепетала:
- Да ведь я что ж, - мне так рассказывали. За что купила, за то и
продаю.
Передонов сердито молчал и пил чай с блюдечка, налегая на стол локтями.
Он думал, что в доме будущего инспектора не подобает непочтительно говорить
о вельможах. Он злился на Грушину. Еще досадовал его и был ему подозрителен
Володин: что-то уж слишком часто называл он Передонова будущим инспектором.
Один раз Передонов даже сказал Володину:
- Что, брат, завидно, небось! Да, вот ты не будешь инспектором, а я
буду.
На это Володин, придав своему лицу внушительное выражение, возразил:
- Всякому свое, Ардальон Борисыч, - вы в своем деле специалист, а я в
своем.
- А Наташа-то наша, - сообщила Варвара, - от нас прямо к жандармскому
поступила.
Передонов вздрогнул, и лицо его выразило ужас.
- Врешь? - вопросительно сказал он.
- Ну вот, чего мне врать, - ответила Варвара, - хоть сам поди к нему,
спроси.
Это неприятное известие подтвердила и Грушина. Передонов был ошеломлен.
Наскажет чего и не было, а жандармский на ус намотает и, пожалуй, напишет в
министерство. Это скверно.
В это самое время глаза Передонова остановились на полочке над комодом.
Там стояло несколько переплетенных книг: тонкие - Писарева и потолще -
"Отечественные Записки". Передонов побледнел и сказал:
- Книги-то эти надо спрятать, а то донесут.
Раньше эти книги Передонов держал на виду, чтобы показать, что у него
свободные мнения.- хотя на самом деле он не имел ни мнений, ни даже охоты к
размышлениям. И эти книги он только держал, а не читал. Давно уже не прочел
он ни одной книги, - говорил, что некогда, - газет не выписывал, новости
узнавал из разговоров. Впрочем, и узнавать ему нечего было, - ничто во
внешнем мире его не занимало. Над подписчиками на газеты он даже издевался,
как над расточителями денег и времени. Дорого, подумаешь, было для него его
время!
Он пошел к полочке, бормоча:
- Уж у нас такой город, сейчас донесут. Помоги-ка, Павел Васильевич, -
сказал он Володину.
Володин подошел к нему с серьезным и понимающим лицом и осторожно
принимал книги, которые передавал ему Передонов. Себе взял Передонов пачку
книг поменьше, Володину дал побольше и пошел в залу, а Володин за ним.
- Куда же вы их спрячете, Ардальон Борисыч? - спросил он.
- А вот увидишь, - с обычною угрюмостью ответил Передонов.
- Что же это вы потащили, Ардальон Борисыч? - спросила Преполовенская.
- Строжайше запрещенные книги, - ответил Передонов на ходу. - Донесут,
коли увидят.
В зале Передонов присел на корточки перед печкою, свалил книги на
железный лист, - и Володин сделал то же, - и принялся с усилием запихивать
книгу за книгою в неширокое отверстие. Володин сидел на корточках рядом с
ним, немного позади, и подавал ему книги, сохраняя глубокомысленное и
понимающее выражение на своем бараньем лице с выпяченными из важности губами
и склоненным от избытка понимания крутым лбом. Варвара заглядывала на них
через дверь. Со смехом сказала она:
-- Пошел валять петрушку!
Но Грушина остановила ее:
- Ой, голубушка, Варвара Дмитриевна, вы так не говорите, - за это
большие неприятности могут быть, коли узнают. Особенно, если учитель.
Начальство страсть как боится, что учителя мальчишек бунтовать научат.
Напились чаю и уселись играть в стуколку, все семеро вокруг ломберного
стола в зале. Передонов играл с азартом, но плохо. Каждое двадцатое число
ему приходилось уплачивать дань своим соучастникам в игре, особенно
Преполовенскому; этот получал и за себя и за жену. В выигрыше чаще всего
были Преполовенские. У них были условленные знаки, - постукивание,
покашливание, - посредством которых они обменивались известиями о своих
картах. Сегодня Передонову сразу не повезло. Он спешил отыграться, а Володин
медлил сдавать и тщательно уравнивал карты.
- Павлушка, сдавай, - нетерпеливо крикнул Передонов.
Володин, чувствуя себя в игре особою, равною всем остальным, сделал
значительное лицо и спросил:
- То есть как это Павлушка? По дружбе или как?
- По дружбе, по дружбе, - небрежно ответил Передонов, - только сдавай
скорее.
- Ну, если по дружбе, то я рад, я очень рад, - говорил Володин с
радостным и глупым смехом, сдавая карты, - ты хороший человек, Ардаша, и я
тебя очень даже люблю. А если бы не по дружбе, то это был бы другой
разговор. А если по дружбе, то я рад. Я тебе туза сдал за это, - сказал
Володин и открыл козыря.
Туз точно, оказался у Передонова, но не козырный, и подвел его под
ремиз.
- Сдал! - сердито ворчал Передонов,- туз, да не тот. Под руку говоришь.
Надо было козырного, а ты что сдал? На что мне тиковый пуз?
- На что тебе тиковый пуз, у тебя свое пузо растет,- подхватил со
смехом Рутилов.
- Будущий инспектор язычком заплетается, - пуз, пуз, карапуз.
Рутилов непрерывно болтал, сплетничал, рассказывал анекдоты, иногда
весьма щекотливого содержания. Чтобы подразнить Передонова, он стал уверять,
что гимназисты плохо себя ведут, особенно те, которые живут на квартирах:
курят, пьют водку, ухаживают за девицами. Передонов верил. И Грушина
поддерживала. Ей эти рассказы доставляли особое удовольствие: она сама
хотела было, после смерти мужа, держать у себя на квартире трех-четырех
гимназистов, но директор не разрешил ей, несмотря на ходатайство Передонова,
- о Грушиной в городе была дурная слава. Теперь она принялась бранить хозяек
тех квартир, где жили гимназисты.
- Они взятки дают директору, - заявила она.
- Хозяйки все стервы, - убежденно сказал Володин, - вот хоть моя. У нас
с нею был такой уговор, когда я комнату нанимал, что она будет давать мне
вечером три стакана молока. Хорошо, месяц, другой так мне и подавали.
- И ты не опился? - спросил Рутилов со смехом.
- Зачем же опиваться! - обиженно возразил Володин. - Молоко - полезный
продукт. Я и привык три стакана выпивать на ночь. Вдруг вижу, приносят мне
два стакана. Это, спрашиваю, почему же? Прислуга говорит: Анна Михайловна,
говорит, просят извинить, что коровка у них, говорит, нынче мало молока
дает. А мне-то что за дело! Уговор дороже денег. У них совсем коровка не
даст молочка, так мне и кушать не дадут? Ну, я говорю, если нет молока, то
скажите Анне Михайловне, что я прошу дать мне стакан воды. Я привык кушать
три стакана, мне двух стаканов мало.
- Павлушка у нас герой, - сказал Передонов. - Расскажи-ка, брат, как ты
с генералом сцепился.
Володин охотно повторил рассказ. Но теперь его подняли насмех. Он
обиженно выпятил нижнюю губу.
За ужином все напились до-пьяна, даже и женщины. Володин предложил еще
попачкать стены. Все обрадовались: немедленно, еще не кончив есть, принялись
за дело и неистово забавлялись. Плевали на обои, обливали их пивом, пускали
в стены и в потолок бумажные стрелы, запачканные на концах маслом, лепили на
потолок чертей из жеваного хлеба. Потом придумали рвать полоски из обоев на
азарт, - кто длиннее вытянет. На этой игре Преполовенские еще выиграли рубля
полтора.
Володин проиграл. От этого проигрыша и опьянения он внезапно загрустил
и стал жаловаться на свою мать. Он сделал укоризненное лицо и, толкая
зачем-то вниз рукою, говорил:
- И зачем она меня родила? И что она тогда думала? Какая теперь моя
жизнь! Она мне не мать, а только родительница. Потому как настоящая мать
заботится о своем детище, а моя только родила меня и отдала на казенное
воспитание с самых малых лет.
- Зато вы обучились, вышли в люди, - сказала Преполовенская.
Володин уставился вниз лбом, покачивая головою, и говорил:
- Нет, уж какая моя жизнь, - самая последняя жизнь. И зачем она меня
родила? она тогда думала?
Вчерашние ерлы вдруг опять припомнились Передонову. "Вот, - думал он
про Володина,- на свою мать жалуется, зачем она его родила,- не хочет быть
Павлушкой. Видно, и в самом деле завидует. Может быть, уже и подумывает
жениться на Варваре и влезть в мою шкуру",- думал Передонов и тоскливо
смотрел на Володина.
Хоть бы женить его на ком-нибудь.
Ночью, в спальне, Варвара говорила Передонову:
- Ты думаешь, все эти девки, что за тобою вяжутся, молоденькие, так и
хорошенькие? Они все дряни, я их всех красивее.
Она поспешно разделась и, нахально ухмыляясь, показала Передонову свое
слегка раскрашенное, стройное, красивое и гибкое тело.
Хотя Варвара шаталась от опьянения и лицо ее во всяком свежем человеке
возбудило бы отвращение своим дрябло-похотливым выражением, но тело у нее
было прекрасное, как тело у нежной нимфы, с приставленною к нему, силою