Шелапутин пронзительно звенит:
толцыте - и отверзется, и дастся вам#18...
ордер.
для государства, а не то что мы выпросили...
как сердиться в эту минуту он не мог.
для осмотра нового нашего владения. Трубка его победоносно дымила в
физиономию каждого кирпича трепкинских остатков. Он важно прошелся мимо
бака.
Бурун.
понимаешь: конюшня по последнему слову заграничной техники.
скоро мы могли перевести на язык фактов. отпуск денег и материалов по
разным причинам задерживался. Самое же главное препятствие было в
маленькой, но вредной речушке Коломак. Коломак, отделявший нашу колонию от
имения Трепке, в апреле проявил себя как очень солидный представитель
стихии. Сначала он медленно и упорно разливался, а потом еще медленнее
уходил в свои скромные берега и оставлял за собой новое стихийное
бедствие: непролазную, непроезжую грязь.
продолжало еще долго оставаться в развалинах. Колонисты в это время
предавались весенним переживаниям. По утрам, после завтрака, ожидая звонка
на работу, они рядком ясаживались возле амбара и грелись на солнышке,
подставляя его лучам свои животы и пренебрежительно разбрасывая клифты по
всему двору. Они могли часами молча сидеть на солнце, наверстывая зимние
месяцы, когда у нас трудно было нагреться и в спальнях.
рабочим точкам, но и во время работы они находили предлоги и технические
возможности раз-другой повернуться каким-нибудь боком к солнцу.
декабре я наткнулся в наробразе на такую картину: толпа народу у одного из
столиков окружила грязного и оборванного мальчика. Секция дефективных
признала его душевнобольным и отправляла в какой-то специальный дом.
Оборванец протестовал, плакал и кричал, что он вовсе не сумасшедший, что
его обманом привезли в город, а на самом деле везли в Краснодар, где
обещали поместить в школу.
него веяло большой энергией, и я подумал: "Да все равно: ни одна блоха не
плоха..."
ним бодро зашагали в колонию. Дорогою он рассказывал обычную историю,
начинающуюся со смерти родителей и нищенства. Звали его Васька Полещук. По
его словам, он был человек "ранетый" - участвовал во взятии Перекопа.
хлопцам не удавадлось его разговорить. Вероятно, подобные явления и
побудили ученых признать Полещука сумасшедшим.
применить к нему какие-то особые методы: нужно обязательно перепугать,
тогда он сразу заговорит. Я категорически запретил это. Вообще я жалел,
что взял этого молчальника в колонию.
прекрасный теплый весенний день, наполненный запахами подсыхающей земли и
солнца. Полещук заговорил энергично, крикливо, сопровождая слова смехом и
прыжками. Он по целым дням не отходил от меня, рассказывая о прелестях
жизни в Красной Армии и о командире Зубате.
аж в животе холодно. Он как в Перекопе был, так аж нашим было страшно.
адрес знаешь?
найду...
дурачком возиться. А я разве дурачок?
неустрашимости и что он никогда не ругался матерной бранью. Ребята прямо
спрашивали:
уже забывали и ребята увлекались другой темой, он вдруг тормошил задавшего
вопрос:
впечатление произвело на меня исчезновение Васьки.
тяжелое впечатление. Было обидно и горько, что вот не захотел человек
принять нашей небольшой жертвы, пошел искать лучшего. И знал я в то же
время, что наша колонистская бедность никого удержать не может. Ребятам я
сказал:
неожиданно свалилось на нашу голову. Комиссия по делам несовершеннолетнего
поймала конокрада, несовершеннолетнего. Преступника куда-то отправили, но
хозяина лошади сыскать не могли. Комиссия неделю провела в страшных
мучениях: ей очень непривычно было иметь у себя такое неудобное
вещественное доказательство, как лошадь. Пришел в комиссию Калина
Иванович, увидел мученическую жизнь и грустное положение ни в чем не
повинной лошади, стоявшей посреди мощенного булыжником двора - ни слова не
говоря, взял ее за повод и привел в колонию. Вслед ему летели облегченные
вздохи членов комиссии.
принял в трепещущие руки от Калины Ивановича повод, а в просторы своей
гудовской души такое напутствие:
животная - она языка не имеет и ничего не может сказать. Пожалиться ей,
сами знаете, невозможно. Но если ты ей будешь досаждать и она тебе стукнет
копытом по башке, так к Антону Семеновичу не ходи. Хочь - плачь, хочь - не
плачь, я тебе все равно споймаю. И голову провалю.
протестовал против столь грозных опасностей, угрожающих башке Гуда. Калина
Иванович сиял и улыбался сквозь трубку, произнося такую террористическую
речь. Лошадь была рыжей масти, еще не стара и довольно упитанна.
помощи молотков, отверток, просто кусков железа, наконец, при помощи
многих поучительных речей ему удалось наладить нечто вроде плуга из разных
ненужных остатков старой колонии.
ходил рядом и говорил:
пахали.
понимать. Я вот понимаю, что ты огрихав наделав, а ты не понимаешь.
Флинт Эрик
Флинт Эрик
Каргалов Вадим
Буркатовский Сергей
Акунин Борис
Лукин Евгений