короля.
на плечо принца, и тот упал бы, если бы его не подхватила мать Тома;
прижимая его к своей груди, она собственным телом защищала его от
хлещущего града пинков и ударов. Перепуганные девочки забились в угол, но
на помощь сыну поспешила пылавшая злобой бабка. Принц вырвался из рук
миссис Кенти и крикнул:
надо мною одним.
набросились на принца и жестоко исколотили его да кстати прибили и девочек
с матерью за сочувствие к жертве.
комедия!
пробрались к тому месту, где лежал принц, и заботливо укрыли его от холода
соломой и ветошью. Потом к нему подкралась их мать и гладила его по
волосам и плакала над ним, шепча ему на ухо несвязные слова жалости и
утешения. Она сберегла для него немного еды, но от боли мальчик потерял
аппетит - по крайней мере черные невкусные корки нисколько не привлекали
его. Принц был тронут ее состраданием и смелым заступничеством и,
поблагодарив ее в изысканных выражениях, посоветовал ей пойти спать и
попытаться забыть свое горе. Он прибавил, что король, его отец, не оставит
ее верности и доброты без награды. Этот новый припадок "безумия" сокрушил
сердце бедной матери; она снова и снова прижимала его к груди и, наконец,
ушла на свою постель вся в слезах.
происшедшем, в голову ее закралась мысль, что в этом мальчике есть что-то
такое неуловимое, почти незаметное, чего не было в Томе Кенти, будь он
безумный или в здравом уме. Она не могла бы сказать, что именно вызывало
ее сомнения, но сильный материнский инстинкт подсказывал ей, что чем-то
этот мальчик чужой. А вдруг он ей и вправду не сын? О, нелепость! Она чуть
не улыбнулась при этой мысли, несмотря на все свои тревоги и горести. И,
однако, она вскоре убедилась, что навязчивая мысль не покидает ее. Эта
мысль преследовала ее, смущала ее, изнуряла; женщина не в силах была
отогнать эту мысль от себя. Наконец она поняла, что ей не будет покоя,
пока она не подвергнет мальчика испытанию и не узнает наверное - ее ли он
сын, или нет, иначе ей не избавиться от докучных и невыносимых сомнений.
Да, конечно, то был лучший способ покончить со всеми тревогами, и она
стала тут же придумывать, к какому ей прибегнуть испытанию; но как она не
раскидывала умом, ни одно придуманное ею испытание не казалось ей
абсолютно верным, абсолютно надежным, а ненадежные были для нее
непригодны. Очевидно, она напрасно ломает себе голову, надо отказаться от
этой затеи. Но в ту минуту, как она пришла к такому грустному заключению,
ее слуха коснулось ровное дыхание мальчика: было ясно, что он уснул. Она
стала прислушиваться к его мерному дыханию. Вдруг спящий тихонько
вскрикнул, как вскрикивают во время тревожного сна. Эта случайность
мгновенно подсказала ей план, стоивший всех остальных. С лихорадочной
поспешностью, но бесшумно, она стала вновь зажигать свечу, бормоча про
себя: "Если бы я увидала его в _ту минуту_, я бы сразу узнала всю правду.
С самых младенческих лет - с того дня, как у него перед глазами взорвался
порох, - у него появилась привычка прикрывать глаза не ладонью внутрь, а
ладонью наружу, не так, как прикрыли бы другие. Стоит только испугать его
во время сна или глубокой задумчивости, и он повторит это движение. Я
видела сотни раз; он всегда поступает так, всегда одинаково. Теперь я
узнаю, узнаю!"
осторожно наклонилась над ним, чуть дыша от волнения, и вдруг придвинула
свечу к самым его глазам, отняла руку, закрывавшую пламя, и в ту же минуту
у самого его уха стукнула об пол костяшками пальцев. Спящий широко раскрыл
глаза, повел вокруг себя удивленным взглядом, но не сделал никаких
особенных жестов.
постаралась скрыть свою тревогу и успокоила мальчика, так что он снова
уснул; тогда она ушла от него, грустно размышляя о страшных результатах
своего испытания. Она хотела убедить себя, что ее Том позабыл свои
привычные жесты под влиянием безумия, но это ей никак не удавалось.
отвыкнуть от старой привычки в такое короткое время. О, как тяжел для меня
этот день!"
надеждой; она не могла заставить себя примириться с той истиной, которую
так достоверно узнала. "Надо попробовать вновь, эта неудача -
случайность". И она второй и третий раз через некоторые промежутки времени
неожиданно будила мальчугана, но, как и в первый раз, он спросонок не
сделал никакого движения рукой. Она едва добрела до постели и погрузилась
в сон совсем разбитая.
допустить, чтобы это был не мой сын".
мало-помалу утратили власть над ним, страшная усталость взяла верх, и веки
его сомкнулись в глубоком, спокойном сне. Часы проходили, а он все спал
как убитый. Так прошло часа четыре или пять. Потом оцепенение ослабело, он
пошевелился и пробормотал сквозь сон:
привиделся... Такого сна я еще никогда не видел! Сэр Вильям, ты слышишь?
Мне приснилось, что меня подменили, что я стал нищим и... Эй, сюда!
Стража! Сэр Вильям! Как, здесь даже нет дежурного лакея? Ну, погодите же!
Я дам задам!..
сумасшедший! Бедняга! Лучше бы мне не просыпаться, чем видеть тебя
сумасшедшим. Но прошу тебя, придержи свой язык, не то нас всех изобьют до
смерти!
привела его в себя, и он со стоном упал назад, на грязную солому.
глубокого сна, снова вернулись к нему; он вспомнил, что он уже не
любимейший королевский сын, на которого с обожанием смотрит народ, но
нищий, отверженный, оборванный пленник, в жалкой норе, пригодной только
для диких зверей, в обществе воров и попрошаек.
которые раздавались поблизости, у одного из соседних домов. Через минуту в
дверь громко постучали. Джон Кенти перестал храпеть и спросил:
Человек этот уже умирает. Это наш поп, отец Эндрью.
скомандовал: - Вставайте живей и бегите! Если останетесь тут, вы пропали!
жизнь. Джон Кенти держал принца за руку и тащил за собой по темному
переулку, шепотом внушая ему:
себе новое, чтобы сбить с толку этих собак полицейских. Говорю тебе, держи
язык за зубами!
Лондонскому мосту и, как дойдет до крайней лавки суконщика, пусть там
поджидает других. Потом мы двинемся все в Саутворк.
очутилась в самой гуще толпы, на площади, примыкавшей к Темзе. Толпа пела,
плясала, кричала; набережная вверх и вниз по реке представляла собою
сплошную линию костров. Лондонский мост был весь освещен, и Саутворкский
тоже. Вся Темза сверкала разноцветными огнями; поминутно с треском
лопались ракеты, взвиваясь к небу, и с неба сыпался дождь ослепительных
искр, почти превращавших ночь в день. Куда ни глянь, всюду гуляли и
бражничали; казалось, весь Лондон высыпал на улицу.
воротиться опять в темноту, но было уже поздно. Он и его семья были
поглощены кишащим человеческим ульем и безнадежно разлучены друг с другом.
Но так как принц был в этой семье чужаком, Джон Кенти ни на минуту не
выпускал его руки. Сердце мальчика радостно билось в надежде на
избавление. Стараясь протиснуться сквозь толпу, Кенти сильно толкнул
какого-то дюжего лодочника, разгоряченного спиртными напитками, и тот
своей огромной ручищей схватил его за плечо и сказал:
пустыми делишками, когда у всех добрых людей и верноподданных его
величества праздник?