столом сидит новенький. Когда я работаю, вижу только пару узких костлявых
рук, быстро и ловко расправляющих бинты, я едва успеваю свертывать их в
трубочку. Если я поднимаю глаза, мой взгляд упирается в большие очки, за
которыми почти не видно маленького тощего лица. За стеклами внимательные,
немного грустные глаза. В одно мгновение, когда я задержался взглядом на его
лице дольше обычного, глаза за стеклами расцвели лукавинкой, а губы
растянулись в широкую добрую улыбку. Вполголоса, чтобы слышал только он, я
спросил:
блокового я не знаю...
коммунистов. Так что будем знакомы, Иван Иванович. Я - Котов Сергей. Давно
хотел с тобой познакомиться и, как видишь, все-таки добился этого.
Так, значит, Василий Азаров говорил обо мне?
Логуновым и Никифоровым на штабеле досок в малом лагере, мирно беседуем. А
рядом с нами вертится какой-то заключенный, норовит вступить в разговор. Не
нравится он нам: лицо холеное, сам упитанный, крепкий. Совсем не похож на
нас - заморышей. Мои приятели не допускают его в разговор, подковыривают,
уже готовы и руки в ход пустить. А он ничуть не обижается. Говорит, что всех
нас знает. И рассказывает, за что я в Бухенвальд попал, перечисляет, сколько
раз Валентин из плена убегал, и о Яшке все правильно говорит. Что такое?
Откуда он взялся? Так мы и не стали с ним разговаривать, а он нет-нет да и
подойдет к кому-нибудь из нас, спросит что-нибудь.
и такие, которые позорят звание советского человека.
Бухенвальд попал. Надо что-то понять в нем и воздействовать на него. Давай
его позовем, пусть сам расскажет о себе.
громко, так, чтоб все слышали.
скамейки, корзины с бинтами были перетащены поближе к нам. А Жорка присел с
краешку и начал рассказ.
все заново переживал. Я не сумею точно передать его рассказ со всеми его
выражениями и интонациями, просто перескажу то, что врезалось в память.
Их в тот день вывели на прополку картофельного поля. Конвоировал пленных
цивильный старик с винтовкой. Он, видимо, сам боялся молодых и сильных
парней и время от времени грозил винтовкой и кричал: "Russische Schweine!"
(Русские свиньи!) Но к концу рабочего дня устал, сон сморил его.
и ноги, рот заткнули его же носками, но не убили - пожалели старого. А
винтовку спрятали в кустах. И это была большая ошибка!
ржи. Вышелушивали зерна из незрелых колосьев, подкапывали мелкий картофель.
низкий. Собаки не слышно. Один остался караульным, двое перелезли через
забор, стали искать погреб. Не нашли. Тут на глаза попалось окно подвала.
Выставили раму, и Жорка, как самый тонкий и шустрый, полез.
там произошло - Жорка так и не видел. Он сидел, затаившись, пока лучи
карманных фонариков не нащупали его в темноте. А утром его вывели к большой
толпе стариков, женщин, детей. Все они возбужденно и угрожающе кричали:
старики стояли поодаль с видом победителей.
охранников за стенами. Но ни днем, ни ночью не узнал о том, куда делись его
товарищи. Иногда двери сарая открывались, входили те же женщины, которые
били его, смотрели с состраданием, выкладывали из сумок вареную картошку.
и куда-то повезли. А часа через два подъехали к воротам того же лагеря,
откуда парни убежали. Все трое они были молодые и неопытные солдаты - даже
сориентироваться в пути не смогли и, видимо, все время кружили недалеко от
лагеря.
караулил их на картофельном поле, И началась расправа, по сравнению с
которой щипки и царапанье женщин были совсем не страшны. Ударом могучего
кулака Жорку сбили с ног и превратили в футбольный мяч. Кованые сапоги со
всей силой впивались в грудь, в живот, в бока, пока жертва не потеряла
сознания...
плечами осталось то же самое - неудачные побеги, избиение... А я тут же
представил, сколько вот таких парнишек лет по 18-19, только вырвавшихся
из-под домашней опеки, неопытных, как слепые щенята, бродят голодные по всей
Германии, отлеживаются в оврагах, в скирдах соломы, в кустах, а ночью
бредут, как им кажется, на восток и снова попадают в руки мучителей...
организовано. Вот и пользы ни вам, ни родине. Даже конвоира пожалели, не
убили! А вот вас никто не пожалел. Вы забыли, что идет война. Ничему не
научились...
что он вчера с подполковником Смирновым сделал.
уже достаточно получил, и потому замял разговор.
другом. А я предложил:
познакомимся поближе, и время до обеда пройдет незаметно. Кто начнет?
поделаешь: назвался груздем...
общий лагерь немецких солдат. Руки мои были связаны сзади, а на ногах я
тащил огромные, не по размеру деревянные колодки. Ноги не переставлял, а
волочил. А немец был на велосипеде, и, конечно, моя скорость его не
устраивала. Тогда он стал подгонять меня: разгонит велосипед и колесом
ударит сзади. Я, конечно, падал. А падать мне со связанными руками было
опасно, мог лицо или голову расшибить о камни. Немца очень веселила моя
беспомощность.
поганец!"
конвоир решил показать свою лихость. Разогнал велосипед - и прямо на меня. Я
насторожился и, когда велосипед был уже прямо за моей спиной, сделал шаг в
сторону. Педалью меня больно стукнуло по ноге, но руль велосипеда круто
повернул в сторону, и мой конвоир полетел на землю, чертя лицом мостовую. Я
тоже упал, и прямо на него.
поднялся, посмотрел мутными глазами и пошел на меня с кулаками. Но громкий
окрик офицера остановил его.
собой: я был отомщен!
безжалостно избивал пленных. Бил только кулаком. И странно, никогда не
трогал одиночек, но если видел группу из нескольких человек, налетал
коршуном. От его ударов люди разлетались в разные стороны..
бумажными свертками и раздавал пленным хлебные корки, разные обрезки,
остатки пищи, собирая все это, видимо, у солдат. Его боялись, и к нему
тянулись люди...
вышел наружу и на ступеньках крыльца увидел спящего унтера. Первое же мое
побуждение было немедленно скрыться, но он вдруг позвал меня и указал место