свозите в театр в Темишоару и если господин Еремия согласится
купить мне одну книгу.
Викентий Ракич, и еще одну, немецкую, о докторе Фаусте. Обе
напечатаны в 1808 году.
хорошо виден с кораблей, плывущих по Дунаю, начались уроки
латыни. Сначала Авксентий Папила на веранде занимался с Дуней,
а потом шел в гостиную вместе с Арсением, которому мать время
от времени, послюнявив пальцы, приглаживала красивые волосы.
Тут начинался урок латыни для госпожи Растины. На стол подавали
вареники с улитками и пироги с пахучими травами. Вареники
лежали в фарфоровой миске, по дну которой проходил желобок,
соединявшийся с углублением в форме сердца. В этом углублении
собиралось масло, чтобы вареники не плавали в нем. К пирогам
подавали чай из крапивы с медом, любимый напиток молодого
господинчика Папилы, который, после того как с угощением было
покончено, обучал госпожу Растину приемам риторики или читал ей
отрывки из "Илиады" голосом, похожим на мурлыканье кота:
его пить нельзя. Сюда на водопой собираются разные звери, но
они не пьют, пока не появится единорог. Рог у него волшебный, и
когда, опустив голову к источнику, он касается им воды, она
становится вкусной. Тогда вместе с ним начинают пить и другие
звери. А когда он, утолив жажду, поднимает рог из воды, она
делается такой же горькой, какой и была. А если единорог мутит
рогом воду, от его взгляда она делается прозрачной, и в ее
глубине как на ладони видно все будущее мира...
Папила только начал объяснять новую главу из "De tropis
dictionis" своей ученице и благодетельнице госпоже Растине, она
вдруг сказала:
Авакумович доверила мне тайну, которая стоит внимания. Так что
слушай. Лет шестнадцать назад случилось так, что в одной
достойной семье мать поняла, что у нее будет ребенок. Она
мечтала иметь сына, отец мечтал иметь дочь, однако никто из них
не мечтал о том, что ребенок будет от другого отца. Таким
образом, этот еще только зачатый ребенок сразу стал нежеланным.
Мать должна была устранить его еще до того, как муж что-то
заподозрит. Знахарка, которую она пригласила, сказала, что
легче всего это сделать, переместив зародыш в утробу
какого-нибудь другого лица или даже предмета. Как они это
осуществили, никто не знает, но только зародыш действительно
оказался внутри мягкого, обитого бархатом кресла. Там он
продолжал расти, и как-то раз, когда муж уселся в кресло, он
услышал, как в нем что-то постукивает...
он был явно смущен, даже принялся было продолжать урок, как
будто она ничего и не говорила:
антономазия, ономатопея, катахреза и металепсис. Allegoria
nihili alius est quam continua Metaphora...
Папилы свой веер, обласкала его серебристым взглядом и спокойно
продолжала:
о которой я рассказываю, однажды, исполненная ужаса, позвала
своего мужа прислушаться к креслу -- в спинке его совершенно
отчетливо билось чье-то сердце...
видны очертания скорчившегося тельца, а если кто-нибудь в него
садился и откидывался на спинку, ребенок прижимался к спине
сидевшего в поисках тепла и биения чужого сердца. Вскоре под
бархатом можно было даже разобрать, что это мальчик...
ille puer, crudelis tu quaque Mater...
воцарился ужас, попытался продолжить свои безуспешные попытки
все-таки провести урок, но госпожа Растина решительно, одной
фразой закончила рассказ:
Авксентий Папила!
в раскрытые объятья госпожи Растины, которая, чтобы успокоить
его и защитить от страшных мыслей, прижала к своей груди и
перенесла из описанного в рассказе кресла прямо в свою постель.
зеленым, дул ветер, уносивший вместо шляп имена, и лились
жирные, обильные дожди.
Растина, показывая из окна своей комнаты, которое напоминало
парящий над улицей паланкин со стеклянными стенками, на
прохожих, идущих по продуваемой ветром улице. -- Посмотрите,
каждая спрятала свое имя между грудями. Первый же, кто запустит
туда руку, может его унести. Больше всего остерегайтесь
красивых, -- говорила своему сыну и своему любовнику госпожа
Калоперович, переполненная счастьем оттого, что к ней
неожиданно вернулась молодость, -- остерегайтесь тех, у кого
верхняя губа накрашена зеленой, а нижняя -- фиолетовой помадой.
Тех, на чьи серьги садятся птицы. Такие с руки будут поить вас
водой, в которой переночевал цветок шалфея, водой, попив
которую забудешь свою мать.
узнавал, она же смотрела на Папилу так, как будто перед ней был
ангел.
грибов, который она очень любила, а запах корицы перестала
отличать от запаха кофе. Госпожа Калоперович, которая уже
слышала деревянный стук копыт коня с берега своей ночи и
видела, как опускается мрак на берегу ее имени, совершенно
преобразилась.
-- говорила она своему любовнику. -- Мне никак не удается
насладиться тобой и во сне. А мой сын Арсений мне больше не
снится.
подкрался ко мне с фонарем. Я звала тебя в свои сны, чтобы ты
меня ласкал, а ты хотел меня убить. Гусарской саблей.
свою улыбку, о которой женщины в Карловцах говорили, что она
"дороже верхового коня стоит", и подушку голубого цвета с
четырьмя бубенчиками по углам, чтобы она вспоминала о нем и
тогда, когда спит. На подушке было вышито золотыми нитками
по-латыни:
них сыплются сны. Когда госпожа Растина встает, сны
возвращаются назад в бубенчики, а в кровать забирается кошка
госпожи Растины. Кошка мурлычет и бьет лапой по бубенцам, и
стоит одному из снов госпожи Растины выпасть из бубенца, кошка
хватает его в пасть и глотает. Но это слишком грубая пища, и
кошке она вредна, поэтому, испугавшись того, что проглотила,
она несколько дней не мурлычет и ищет траву иссоп, которой
лечатся от укуса змеи. С помощью этой травы она излечивается и
от снов госпожи Растины".
Авксентий Папила".
любимое окно, она не сводила влюбленного взгляда своих
серебристых глаз с Папилы, ради него каждый день по целому часу
ходила, поставив на темя подсвечник с горящей свечой, и после
многолетнего перерыва снова достала из черной шкатулки, обитой
бархатом и украшенной слоновой костью, свой кларнет. Немного
краснея, она играла однажды после полудня своему сыну и своему
любовнику "Divertismento-Corale di Sant'Antonio -- per flauto,
oboe, clarinetto, fagoto e corno", и как раз в тот момент,
когда она добралась до "Minuetto", в комнату вошла ее дочь Дуня
с верхней губой, накрашенной зеленой, а нижней -- желтой
помадой.
вечер тайком застелила постель дочери тонким покрывалом из
козьей шерсти. Взглянув на следующий день на спину своего
любовника, она заметила, что вся кожа Авксентия в красных
царапинах от жесткой козьей шерсти. Сходя с ума от ужаса, она
вечером тайком подсмотрела, как моется ее дочь. Разглядывая ее
через полупрозрачную занавеску, госпожа Растина вдруг подумала,