-- Выходит, что нет.
Она издала стон разочарования и отправила в рот кусок тушенки.
После кофе мы помыли с ней посуду на тесной кухне, вернулись к столу и закурили под
Манхэттэнский Джазовый Квинтет.
На ней были просторные шорты и рубашка из тонкой ткани, сквозь которую отчетливо
проглядывали соски. Вдобавок наши ноги несколько раз сталкивались под столом --
каждый раз я понемногу краснел.
-- Как ужин? Понравился?
-- Очень.
Она слегка закусила нижнюю губу.
-- Почему ты сам ничего не говоришь, пока тебя не спросят?
-- Да как-то... Привычка... Вечно забываю сказать самое важное.
-- Можно дать тебе совет?
-- Давай.
-- Избавляться надо от такой привычки. Она может тебе дорого стоить.
-- Да, наверное. Но это как машина со свалки: что-нибудь одно выправишь, сразу
другое в глаза кидается.
Она рассмеялась и поставила другую пластинку -- теперь запел Марвин Гэй. Стрелки
часов подходили к восьми.
-- А ботинки что -- сегодня можно не чистить?
-- Перед сном почищу. Вместе с зубами.
Продолжая разговаривать, она поставила на стол худенькие локти, поудобнее положила
на руки подбородок и уставилась на меня. Это нервировало. Чтобы отвести глаза, я
закуривал, несколько раз с фальшивым интересом устремлял взгляд в окно -- но, наверное,
становился от этого только смешнее.
-- Вот теперь можно и поверить, -- сказала она.
-- Во что?
-- В то, что ты тогда ничего со мной не делал.
-- Почему ты так думаешь?
-- Рассказать?
-- Не надо.
-- Так и знала. -- Она усмехнулась, налила мне вина и вдруг посмотрела в темноту за
окном, как будто что-то вспомнив. -- Я иногда вот о чем думаю: хорошо было бы жить,
никому не мешая! Как по-твоему, это возможно?
-- Даже не знаю...
-- Ну вот скажи: я тебе не мешаю?
-- Абсолютно.
-- Я имею в виду: сейчас.
-- Ну да, сейчас.
Она тихонько протянула руку через стол, взяла мою и, подержав ее некоторое время,
отпустила.
-- Завтра уезжаю.
-- Куда?
-- Еще не решила. Хочу куда-нибудь, где тихо и прохладно. На недельку.
Я кивнул.
-- Как вернусь, позвоню.
*
Ведя машину домой, я вдруг вспомнил свое первое свидание с девчонкой. Это было
семь лет назад. От начала свидания и до его конца я как будто задавал ей один и тот же
вопрос: "Тебе не скучно?".
Мы смотрели с ней кино с Элвисом Пресли в главной роли. Там была песня с такими
словами:
Мы были в ссоре,
И я послал письмо.
Просил прощенья,
Но не дошло оно.
Пришло обратно,
Пришло назад.
Неточен адрес,
Неверен адресат...
Время течет слишком быстро.
23.
Третья девчонка, с которой я спал, называла мой пенис "raison d'etre". "Оправдание
бытия".
*
Когда-то я подумывал написать небольшое эссе про человеческие raison d'etre.
Написать не написал, но в процессе обдумывания завел себе замечательную привычку --
все на свете переводить в численный эквивалент. Эта привычка не отпускала меня месяцев
восемь. Когда я ехал в электричке, то пересчитывал пассажиров. Когда шел по лестнице --
считал ступеньки. А когда совсем нечем было заняться, измерял себе пульс. Согласно
записям, за это время, а именно с пятнадцатого августа 1969 года по третье апреля
следующего, я посетил 358 лекций, совершил 54 половых акта и выкурил 6921 сигарету.
Я всерьез полагал тогда, что подобные численные эквиваленты о чем-то поведают
людям. А коль скоро существует это "что-то", о чем они поведают, то со всей
очевидностью существую и я! Оказалось однако, что в действительности людям нет
никакого дела до числа сигарет, которые я выкурил, или количества ступенек, на которые я
поднялся. Им нет дела даже до размеров моего пениса. Так я потерял из виду свои raison
d'etre и остался один-одинешенек.
*
Узнав о ее смерти, я выкурил 6922-ю сигарету.
24.
В этот вечер Крыса не выпил ни капли пива, что было тревожным знаком. Вместо пива
он заглотнул в один присест пять порций виски со льдом.
Мы убивали время за игрой в пинбол (*9), который примостился в полутемном дальнем
углу. За известное количество мелочи эта хреновина предоставляет вам известное
количество убитого времени. Крыса, однако, ко всему относился серьезно. Так что две мои
победы в шести играх были едва ли не чудом.
-- Эй, чего с тобой случилось-то?
-- Ничего, -- отвечал Крыса.
Вернувшись к стойке, мы выпили -- я пива, он виски. Затем принялись слушать одну за
другой пластинки из музыкального автомата, все подряд-- молча, не обмениваясь ни
словом. "Everyday people", "Woodstock", "Spirit in the sky", "Hey there, lonely girl"...
-- У меня к тебе просьба, -- сказал Крыса.
-- Какая?
-- Да встретиться кое с кем...
-- С женщиной?
Чуть помявшись, он кивнул.
-- А почему просьба ко мне?
-- Кого же мне еще просить? -- сказал Крыса скороговоркой и отхлебнул от шестой
порции. -- Костюм и галстук у тебя есть?
-- Есть. Только...
-- Тогда завтра в два. Слушай, а бабы, они вообще что едят?
-- Подметки от ботинок.
-- Да ну тебя...
25.
Любимым лакомством Крысы были свежеиспеченные оладьи. Он накладывал их сразу
по нескольку в глубокую тарелку, разрезал ножом на четыре части и выливал сверху
бутылку кока-колы.
Когда я впервые попал к Крысе домой, он как раз поглощал это неаппетитное блюдо за
столом, выставленным на воздух, под ласковые лучи майского солнца.
-- Такая жратва хороша тем, -- объяснил он мне, -- что объединяет свойства еды и
питья.
В обширном, густом саду собирались птицы всевозможных видов и расцветок. Они
усердно клевали попкорн, в изобилии рассыпанный на лужайке.
26.
Хочу рассказать о своей третьей подружке.
Рассказывать про людей, которых больше нет, всегда трудно. А про женщин, которые
умерли в молодости, еще труднее. Они ведь навсегда остались молодыми...
А мы, оставшиеся жить, стареем. Каждый год, каждый месяц и каждый день. Мне
иногда кажется, что я старею каждый час. И что самое страшное, так оно и есть.
*