Флахерти даже ради общего блага не нарушил бы тайны исповеди, но так или
иначе, отцу сразу стало бы известно, что его дочка целовалась с Томом
Квэйлом. Впервые в жизни Пегги почувствовала себя и впрямь виновной перед
отцом небесным.
заключала в себе нечто кощунственное, но и ему приходилось нелегко в эти
дни, потому что старый Драйзер терзал его рассказами об Испании,
замученной, истекающей кровью в последних судорогах гражданской войны.
молодости, и, как у всех вероотступников, у него словно осталась в душе
открытая рана, которую растравляла любая низость, допущенная церковью в ее
ослеплении своей мнимой непогрешимостью. Репрессии церкви по отношению к
низшему духовенству Германии, которое выступало против Гитлера,
невмешательство папы Пия XI, позволившее Гитлеру истребить миллионы
евреев, - обо всем этом заговорили двадцать пять лет спустя, когда Рольф
Хохгут написал свою драму "Наместник"; но всем Гансам Драйзерам и Томам
Квэйлам суть дела была ясна еще в свое время.
Том возненавидел политиканствующую церковь и политиканствующих священников
не менее люто, чем он ненавидел Гитлера и Муссолини; но где-то подспудно
то и дело шевелилась в нем мысль, что ведь это религия Пегги и духовные
наставники Пегги вызывают у него подобные чувства.
8
отгородиться от ненависти, накатывавшей со всех сторон и грозившей
разлучить их, наивно веря в возможность защитить свой крошечный тайный
мирок от внешних враждебных сил, готовых раздавить его в любую минуту. Но
была ли такая возможность? Вряд ли, жизнь ведь не машина, которую в случае
чего можно остановить и выскочить из нее.
Шайр-холле состоялся заключительный концерт конкурса певцов. Наши
сент-хэленские девушки, Анни Флэгг и Дороти Тэйт, чудесно, вдохновенно
пели одну за другой немецкие песни, входившие в конкурсную программу, и
вот, когда Анни Флэгг вдруг перешла на Генделя [Гендель, Георг Фридрих
(1685-1759) - великий немецкий композитор, проживший почти всю жизнь в
Англии] - "Si, rtai ceppi" ("Истинная любовь пребудет вовеки"), - я увидел
отца: он сидел в одном из последних рядов и, откинув голову немного назад,
казалось, весь ушел в звуки.
музыкальная. Нам так и не удалось скопить денег на покупку автомобиля, но
проигрыватель у нас был первоклассный и к нему целая фонотека оперного и
классического репертуара (музыка для отца начиналась с Перселла). Сам он
недурно, хоть несколько тяжеловато, играл на рояле, я тоже играл на рояле
и, кроме того, немного на флейте, сестра - на скрипке, а Том - на гобое,
точней сказать, на английском рожке. У Тома и голос был хороший, но пел он
теперь разве только в буше. Там он горланил песни вроде "Дороги в
Мандалэй", подражая манере Питера Доусона, но деревья, единственные его
слушатели, были не способны оценить его искусство.
но я хорошо знал, что когда он вот так слушает музыку, откинув голову и
закрыв глаза, это означает, что он в то же время занят обдумыванием
сложного юридического казуса. Что это был за казус на этот раз, мне стало
понятно, когда Том по дороге домой упомянул, что Австралазийская компания
страхования от огня обратилась к Эдварду Дж.Квэйлу за советом, как быть со
страховой премией Локки Макгиббона - выплачивать ее или не выплачивать.
своей будущей профессии.
отказать Локки в выплате премии, дело на том не кончится.
компанию в суд.
это все равно, что публично обвинить его в поджоге, - пояснил Том свою
мысль. - Словом, старик намерен просить у компании полномочий передать все
материалы в прокуратуру штата.
ничего.
была в Сент-Хэлен в ночь пожара. Ты знаешь Пикки Пикеринга, полоумного
адвентиста седьмого дня, который по ночам забирает на приречных фермах
молоко для маслозавода? Вот он в ту ночь видел, как Локки на своем
"мармоне" въезжал в город, только с противоположной стороны. Нарочно круг
сделал, понимаешь? Так или иначе, Пиккеринг дал письменные показания по
всей форме.
упражнениях. Вот и сейчас он высоко подпрыгнул в воздух, как бы для того,
чтоб сорвать листок с нависшей над нами ветки перечного дерева, и, когда
потом он посмотрел на меня, его ясный взгляд словно заволокло холодком
отчуждения.
разговариваем.
чтобы рискнуть посмеяться вслух над расстроенным выражением его лица.
изготовления (ее недавно стал делать по настоянию отца один колбасник,
переселенец из Англии), на черном ходе раздался стук в дверь, и Тома
послали посмотреть, кто там.
последнее время отношения стали натянутыми по многим причинам.
сент-хэленской полиции дожидаться у черного хода. Отец вышел и остановился
в дверях.
произнес "Коллинз" так, что это прозвучало не просто фамилией, а чем-то
вроде обидной клички. (Том, наш австралиец, не раз дрался из-за этого,
требуя, чтобы даже недруги называли его "Том", а не "Квэйл".)
будем разговаривать.
вежливым, - разговор-то неофициальный, вот мне и не хотелось разговаривать
в официальной обстановке.
конной полиции: белые лосины, черный мундир, черные сапоги и остроконечную
каску. Была у него и верховая лошадь, и каждый год, во время торжеств по
случаю Дня АНЗАКа [австро-новозеландский корпус, сражавшийся в Европе в
первой мировой войне], который у нас больше любого церковного праздника
походил на религиозную церемонию, Джо возглавлял парад ветеранов войны,
красуясь на великолепной кобыле, точно сошедшей с картины Жерико. Как-то
раз, испугавшись городского оркестра, она прянула вбок и едва не сломала
себе хребет, но ее спасло то, что Джо был первоклассным наездником.
Австралии: ведь даже в "Вальсе Матильды", подлинном австралийском гимне,
выражены не слишком ласковые чувства скваттеров по отношению к конной
полиции. Но Коллинза вдохновляла эта фигура старинного блюстителя порядка.
Жестокий самодур, пока в седле, он, спешившись, превращался в труса, и мы
все разделяли высокомерное презрение, с которым относился к нему отец.
Однажды Коллинз пытался затоптать отца копытами своей лошади; это было,
когда отец вместе с клиентом, шотландцем-ломовиком, шел выручать двух
лошадей последнего, незаконно задержанных полицией. Перепуганный шотландец
едва успел увернуться от копыт, но отец и не подумал бежать. Он наотмашь
ударил по лошадиной морде и крикнул Коллинзу:
ее величества королевы Виктории!..
стерпеть: он понимал, что на суде отец из него котлету сделает при помощи
законов, по части которых он дока и с которыми даже судьи обязаны
считаться.
Коллинз. - А я вот насчет чего: отдали бы вы Локки его корыто...
записывать все, что здесь говорится. - Он снова обратился к Коллинзу: -
Если вы обвиняете меня в похищении корыта, Коллинз, имейте в виду, что у
нас существуют законы, карающие не только за клевету, но также за
оскорбительные и порочащие высказывания. Том, записывай каждое его слово!