"гости". Ну, Протодьяконов и решил схоронить записи от их рук.
покинуть долину Бешеной реки. Вот и разгадка нашлась, - добавил Орочко.
придется принять это название и от своего отказаться. Право
первооткрывателя...
Только почему же золотая? Пока еще не видно. Но не означало ли это, что
Иванов и Протодьяконов знали больше, чем знают они?..
Гавриил сделал гроб, оттаял кострами мерзлую землю, вырыл могилу и опустил
туда своего друга. И в это время на стойбище наехали незваные гости Тогда он
вложил тетрадь в руки Никиты Петровича. Завещание покойного якут выполнил.
погиб спутник Иванова молодой Сперанский? И о каких открытиях пишет Иванов в
своем дневнике?..
начал читать дневник.
солонина, спички, несколько теплых вещей. У нас две пары хороших лыж,
подбитых шкурой нерпы, самодельные спальные мешки из мягкого оленьего меха.
И - самое важное - есть оружие. За поясом у каждого - по широкому и длинному
якутскому ножу. На двух у нас оказалось одно ружье, испытанная старенькая
тульская двустволка, выменянная нашими товарищами за несколько шкурок выдры
у того же Ведерникова. Под ремень за спиной заткнуто по острому топору. Груз
прилажен за плечами, толстые полушубки удобны и теплы.
намного тяжелее моего не только потому, что его владелец моложе меня почти
на 20 лет. В его мешке была, помимо уже перечисленных мною вещей, свежая
картошка, аккуратно завернутая в бумагу и мох. Сперанский не чета мне,
простому рабочему. Он биолог по образованию, имеет какое-то ученое звание,
кажется, доктора или даже профессора, и до ареста и ссылки работал на
кафедре в Петроградском университете. У нас в поселении Владимир Иванович с
успехом занимался земледелием. Ему мы обязаны здоровьем, он всех нас излечил
от цинги. Картофель - это его детище, выращенное им самим в Крест-Альжане.
Так вот, несколько картофелин он взял с собой, имея в виду целебное свойство
этого продукта.
уверить, но мне кажется, что в ранце Володи были и еще кое-какие семена. Все
годы ссылки он возился с растениями и даже пытался создать или уже создал
свои сорта овощей и злаков... И, конечно, так просто расстаться с ними он не
мог.
событий, шли мы на юг, выбирая долины речек, пересекая сопки, посыпанные уже
первым снегом, и разыскивая путь в подмерзших тундровых болотах. Уже давно
известно, что мечта окрыляет. Может быть, поэтому нам и удалось пройти так
далеко в глубь диких, неизвестных гор.
недели, постепенно сменились островерхими каменными горами, лишенными всякой
растительности. Скоро не стало дров. Мы теперь уже не имели возможности
погреться у костра, отдохнуть на постели из свежих хвойных веток.
Приходилось проводить ночи в своих спальных мешках у подножия каких-нибудь
каменных глыб, защищавших нас разве только от ветра. Прижавшись друг к
другу, мы засыпали. А после нескольких часов тяжелого полусна поднимались и
брели в предутренней темноте, чтобы только согреться и унять дрожь
прозябшего тела. Мы оба понимали, что так долго продолжаться не может, и,
сжав зубы, шли вперед напролом, все скорее и скорее. Ведь не бесконечны же
эти проклятые скалы, придет им, наконец, на смену желанная тайга...
голые, угрюмые горы, одна выше другой. Завывал среди камней злой ветер, мела
метелица, курились над мертвыми вершинами облака, и нам уже казалось, что
здесь всегда, во веки веков все было и будет мертвым, немым и жутким, все
будет грозить смертью любому смельчаку. Мы вздыхали и продолжали идти и
идти, меняясь местами, когда передний уставал пробивать тропу в перемерзшем
глубоком снегу. Снова приходила длинная, холодная ночь, мы рыли в снегу яму,
залезали в мешки, закусывали соленым, мерзлым мясом и сухарями и, пожав друг
другу руки, засыпали. Каждый вечер перед сном теперь мы отгоняли гнетущую
мысль, а будем ли живы к утру...
снегом, но, видно, не мало. Я не могу видеть себя: у нас не было зеркала. Но
Сперанский изменился до неузнаваемости. Лицо его почернело, щеки заросли
щетиной и ввалились. Только глаза горели неистовым огнем нашей мечты.
Дойдем! Не сдадимся! Победим!
мертвое царство - не знаю Володя скинул ружье и негнущимися пальцами
перезарядил его. Одна куропатка стоила нам трех патронов. А ведь Сперанский
был отличным стрелком. Мы съели сырое, теплое мясо птицы, и силы наши
несколько окрепли. За сутки мы отшагали верст двадцать. А горам все еще
словно не было конца и края, и один хребет сменялся другим.
уходили высоко в небо, поблескивая на солнце вечными льдами. Дымились
снежными полосами глубокие пропасти и провалы. И нигде не было видно ни
прохода, ни хотя бы чуть заметного перевала. Стоя на взгорье перед каменной
громадой, мы молча смотрели на мрачную крепость, и надежда на благополучный
исход путешествия таяла, как дым... Становилось страшно от одной мысли, что
нам придется идти по этим жутким скалам.
спутник. "Сдал и он", - подумал я. Но когда обернулся и посмотрел на него,
понял, что ошибся. В глазах Сперанского горела все та же страсть.
Отступать поздно. Мы пройдем, пройдем, Никита Петрович. Не то прошли. Для
нас дорога только вперед! Назад пути уже нет.
со скалы на скалу, срывались, падали, но одолевали камень за камнем, гору за
горой, поднялись куда-то в поднебесье, где стало трудно дышать не хватало
воздуха, и мы садились отдыхать каждые десять минут. Затем начали не менее
трудный спуск. Дни и ночи путались в моем сознании, но я не отставал и не
жаловался. Раз как-то я оступился и упал. Сперанский шел впереди и когда
обернулся, я отстал уже далеко. Он вернулся и, ни слова не говоря, поднял
меня и понес. Понес!.. Нет, тут я запротестовал, собрал свои последние силы
и пошел. И больше не отставал, ибо знал, что, если упаду, Сперанский не
оставит меня, понесет на себе - и тогда мы погибли оба. К счастью, этого не
случилось.
пошатывается мой друг, чувствовал сам головокружение и дрожь в ногах. Володя
по ночам стонал в своем мешке, метался. Мы, как могли, старались приободрить
друг друга. Иногда мой спутник за-ставлял себя смеяться в ответ на мои
шутки. Но что это был за смех! Насильный, отрывистый, смеялись только губы,
а глаза - глаза выражали физические страдания и скорбь.
день мы увидели лес. Да, черный лес, заполнивший огромную долину, конца
которой мы видеть не могли. Лес!.. Ведь это огонь, тепло, жизнь. Ведь это
возможность охоты, горячего бульона, отдых измученному телу. И мы с новой
силой зашагали вперед, взявшись за руки, и даже, помнится, запели
"Варшавянку". "Вихри враждебные веют над нами..." Самое страшное уже позади.
Прощай, суровый хребет! Началось выздоровление. Теперь мы останемся живыми.
вниз. Вот уже начался мелкий подлесок. Еще и еще вперед. С каждой верстой
лиственницы становились выше и выше, лес гуще и гуще. Но он не пугал нас.
Напротив, мы были бесконечно рады тайге. А вот и замерзший ручей. Из
последних сил нарубили мы сушняку и разожгли огромнейший костер, такой
костер, возле которого могла бы, кажется, нагреться целая рота солдат. Тепло
нежила нас, сразу же захотелось спать. Но мы не поддались соблазну, Когда
костер прогорел, напились горячего чая, потом сгребли жаркие угли в сторону,
наложили па горячую землю веток стланика и только тогда легли в своих мешках
на теплую, распаренную, душистую хвою...
Оглянулся, удивленный, и вижу: Володя бежит на лыжах от ручья и тащит белого
зайца. Свежее мясо!
надежда на благополучный исход путешествия подняли наши духовные и
физические силы, и мы двинулись вперед, на юг, столь же быстро, как и тогда,
из Крест-Альжана. Еще день, другой, еще неделя похода. Гостеприимная долина
ушла на восток. Мы с грустью оставили ее и пошли по узкому распадку вправо,
на юг. И вот опять начались скалистые ущелья, редкие деревья, тяжкие
переходы, после которых вечером ноют натруженные ноги, болит спина, болит
все тело и хочется бросить все, лечь на снег и больше на вставать. Мне
стыдно сознаваться, но я, старый человек, вынужден был искать поддержки в
своем молодом друге и, должен сказать, находил ее всегда. Вот когда Человек
открылся во всей своей красоте. Старая, как мир, поговорка "друг познается в
несчастьи" полностью оправдалась в приложении к моему товарищу. Сперанский -
человек высокой души. Не унывающий, несгибаемый, Владимир Иванович всегда
горел светлым огнем, как горьковский Данко, и если бы не нелепый случай...
Но об этом дальше.
было деваться от злого, обжигающего ветра. Вечерело. Мы поглядывали по
сторонам в поисках подходящего места для ночлега. Камни да редкий лес. Это
нам не подходит. Переходили ручей по льду на другую сторону. Сперанский