Чтение 10–й страницы книги ~Париж на три часа~

Гороскопы гадалки Кленорман подтвердились: Наполеон уже сидит в берлоге
русского медведя.

- Ну, - отшутился Мале, - он свалился в эту берлогу по недоразумению.
Посмотрим, каково-то он из нее выберется, когда одноглазый медведь проснется
с рычанием.

- Вы имеете в виду Кутузова? - спрашивали его... Мале не поленился
принести карту России.

- Смотрите! - сказал он. - Наполеон попал в условия, в каких ему бывать
еще не приходилось.., нигде в Европе. Отступление Барклая и Кутузова - не от
страха и не от слабости россиян. Нет, - утверждал Мале, - это, скорее,
великолепная западня, в которую наш император залезает сам, еще не
догадываясь, куда и зачем он лезет... Москва для него и станет задвижкой,
которая разом захлопнет эту западню!

В мемуарах людей того времени мы находим одно удивительное совпадение.
Именно в эти дни умнейший человек Парижа, князь Талейран де Перигор, - в
частной беседе с маркизою Куаньи - сказал буквально следующее:

- Вот самый удачный момент, чтобы ЕГО низвергнуть...

В лечебнице для душевнобольных, почти одновременно с Талейраном, точно
так же думал и генерал Мале.

"КОНСПИРАЦИЯ" - "КАМПАНИЯ"

А затем всякие известия из России перестали поступать в Париж; по
осенней, затянутой дождями Франции расползались мрачные слухи об ужасах
русской зимы, о неизбежной гибели от русских дикарей самого императора и
всей его армии...

Вечером 19 октября Мале без предупреждения вошел в комнату Лафона.

- У меня серьезный вопрос... Можете ли вы представить, что императора
более не существует?

В поднятой руке Мале держал шандал со свечами.

- Разве получены новые депеши из России?

- Нет, - отчеканил Мале. - Но советую заранее проникнуться мыслью, что
императора более не существует.

- Куда же он денется? - недоуменно спросил аббат.

- Наполеон уже пронзен пикою русского казака.

- Кто-нибудь во Франции знает об этом? Мале выступил из тени, задул пламя
свечей.

- Пока что об этом знают только два человека: я и вы! Причем, - добавил
он, - смерть императора наступит тогда, когда мы с вами определим ее дату...
Готовьтесь!

Руки аббата судорожно дернулись, рванули нитку, и горошины четок вдруг
весело закружились по комнате.

- Генерал... Что вы задумали, генерал?

- Восстановить лишь то, что разрушил император. - Аббат при этих словах
обессиленно рухнул в кресло, но генерал Мале безжалостно закончил:

- Да, я понимаю, что республика вам не по душе, но все-таки вам предстоит
примириться с нею...

Выступление было назначено на конец октября, о чем Аделаида Симоне и
предупредила генералов Лагори и Гидаля в их заточении. Мале велел жене
приготовить крупные боны государственного казначейства, вынуть из нафталина
мундиры.

- Один мундир, - наказывал он, - с выпушкой и басонами, генеральский.
Другой - адъютантский, с аксельбантами. Шпаги возьми у Роже, он тебе не
откажет. Пистолеты зарядишь сама потуже, как перед боем. И раздобудь
полицейский шарф. Все это привезешь на квартиру испанца Каамано...

Филадельфы уже заготовили поддельный "сенатус-консульт", в котором
говорилось о гибели Наполеона 7 октября под Москвой, далее следовал декрет,
гласивший: "Так как императорская власть не оправдала надежд тех, кто ждал
от нее мира и счастья французам, эта власть с ее институтами упраздняется".
К власти должно было прийти временное правительство с президентом -
генералом Моро, вице-президентом назначался знаменитый республиканец и
ученый-математик - Лазар Карно...

- Осечки не будет, - сказал Мале жене.

***

Осечка в заговоре возникла по вине герцога Ровиго, который посетил
Ла-Форс, любезно побеседовав с узниками-генералами:

- Лагори, ваше дело закончено. Нет смысла томить вас по тюрьмам империи,
и вы скоро вернетесь в Америку к своему генералу Моро. - После чего министр
повернулся к Гидалю:

- Ас вами у нас сложнее. Вы предстанете перед судом военного трибунала в
Марселе... Прошу вас, господа, заранее экипироваться для столь дальнего
дорожного путешествия.

Гидаль и Лагори тревожно переглянулись: заговор трещал по всем швам, и
они заявили почти в один голос:

- Просим повременить с нашим удалением из Парижа, ибо вы сами должны
понять, что надо собрать вещи, вернуть белье из стирки.., уладить кое-какие
дела.

Савари разрешил им отсрочить отъезд, а надзирательница Симоне в тот же
день повидалась с Мале, предупредив его, что сроки мятежа следует перенести
на ближайшие дни. Мале взвесил все обстоятельства и наказал сообщнице:

- Передайте Лагори и Гидалю, что в ближайшую из ночей их сон будет мною
потревожен.., неожиданно!

Встретив аббата Лафона, который при виде генерала пытался шмыгнуть за
угол, Мале остановил его сердитым окриком:

- Стойте! Куда вы спешите?

- Я хотел бы навестить цирюльника, - растерялся аббат. - У меня уже
заросла тонзура, не мешает ее выбрить...

Генерал бесцеремонно обнажил его плешивую голову:

- О создании тонзуры, я вижу, давно озаботилась сама природа, и потому не
советую тратиться на цирюльников. Вы, мой друг, от меня не отвертитесь.
Укрепитесь в греховной мысли, что всевышний уже прибрал к себе вашего
императора.

- Генерал, - понуро отозвался аббат, - не могли бы вы расправиться с его
величеством без моего участия?

- Увы.., но я спешу. И мне уже некогда подыскивать соратников более
решительных. Придется брать за собой в бессмертие ту тряпку, из которой
никак не выкроить знамени...

Днем 22 октября капрал Рато явился в больницу, выложив на стол генерала
последние перебеленные им страницы "Хрестоматии Революции". Мале похвалил
юношу:

- У вас отличный почерк. Если бы вы пошли по гражданской службе, из вас
получился бы недурной канцелярист.

- Но я мечтаю быть офицером, - признался Рато.

- Вы заслуживаете этого. И скоро станете офицером.

- Я? Какое счастье... Да здравствует император!

- Не орите, - строго одернул его Мале. - Вы находитесь не в кабаке, а в
приличном заведении для благородных психопатов. И здесь никому не
позволяется выкрикивать глупости...

- Извините. Но я так рад, так рад.., а мои сестры теперь будут приняты в
обществе... Правда, что я буду офицером?

- Завтра, - ответил Мале уверенно. - А сейчас слушайте меня с крайним
вниманием. Вечером, сразу после девяти часов, вы должны быть на улице
Нев-Сент-Жиль у известного вам испанца Каамано, туда же приведете и студента
Бутри.

Рато выслушал и подобострастно кивнул:

- Я с удовольствием исполнил бы вашу просьбу. Но мне, господин генерал,
нельзя покидать казарму в столь позднее время.

- Повторяю, - отчеканил Мале, - к девяти часам вы будете на улице
Нев-Сент-Жиль со студентом Бутри. А командир вашего батальона будет извещен
мною о вашей отлучке.

- Благодарю вас, генерал!

Проводив капрала до ворот, Мале вдруг спросил:

- Постой, ведь ночью, когда будешь возвращаться от Каамано, тебя без
пароля не пропустят в казарму.., верно?

- Точно так, генерал.

- Ты недогадлив... Так вот, не забудь узнать пароль по гарнизону Парижа
на сегодняшнюю ночь.

- Будет исполнено, генерал.

***

Лафон по собственному почину навестил Мале.

- Мне совсем не хотелось бы, - сказал он, - чтобы вы сочли меня
тряпкой... Я имею вполне законное право быть крайне взволнованным. Как слуга
церкви, я далек от дыма сражений, а звуки органа для меня всегда были милее
рева воинских горнов. Так извините, генерал, мою минутную слабость...

Мале, распахнув объятия, привлек аббата к себе:

- Не будем ссориться. Впереди у нас целая ночь, каждое мгновенье которой
будет расписано в легендарных хрониках.

Лафон действительно справился с трусостью, во время ужина оставался
благодушно-покоен. Затем генерал Мале предложил ему партию в карты, и аббат
не отказался. Мале несколько раз подряд обыграл священника, и Лафон в своих
мемуарах не забыл отметить, что "генерал был абсолютно спокоен и настолько
хорошо владел собою, что я ему постоянно проигрывал...". Но постепенно
настроение аббата менялось, и Мале ощутил это:

- Чем объясните потерю бодрости? Неужели проигрышем?

- Да, генерал. Честно говоря, я не очень-то люблю оставаться в дураках, -
увильнул аббат от прямого ответа.