невозможности. И что-то с выражением лица не в порядке.
которые, как я уже успел выяснить, никакого отношения к Георгесу не имеют
("Они у меня такие всегда").
Манолис. - Кто угодно может зайти.
пришлепнет меня из своего "макарова", то это будет самая большая пошлость из
тех, что я перевидал за сегодняшний день - примерно так я тогда подумал. Это
абсолютно нелогичное, анекдотически глупое и избитое появление
мужа-рогоносца, этот идиотский пистолет (дымящийся!), это дикое лицо,
постепенно принимающее прокурорские очертания, этот наш рефлекторно, вяло,
на глазах у Манолиса продолжающийся акт - все это, конечно, было достойным
завершением дня абсурда.
предохранитель поставь.
жизни не понимаю. Как только я ему сказал закрыть дверь, он, ни слова не
говоря, покорно повернулся и отправился в прихожую закрывать дверь. Честное
слово!
до совместного оргазма, давно уже ожидаемого. Я слыхал, что внезапная помеха
акту, тем более такая пугающая, как появление мужа во фраке и с дымящимся
пистолетом, отбивает у совокупляющихся всякую охоту к продолжению
сексуальных забав - у нас было не так. Неожиданный и в высшей степени
странный приход Манолиса в тот момент нас будто и не касался, будто Манолис
отделен был от нас толстой стеклянной перегородкой; будто по телевизору его
показывали в неинтересной передаче, будто так и надо было, чтобы он пришел
как раз тогда, когда до вершины акта нам оставались считанные фикции.
прервали уже завершенного соития - тяжело дышащие, вспотевший, полузакрыв
глаза, мы медленно, устало "работали корпусами".
выразить, что за взгляд. Я потом пытался - не получалось. Я только в него
вчувствовался. Очень странное смешение самых разных эмоций.
свой все еще дымящийся пистолет.
поступил, что озарило меня. Я изобразил, что все еще наслаждаюсь его женой
(это было не совсем так) и тихо спросил:
щелканье пистолетного предохранителя по звуку вряд ли определю, но вроде там
больше и щелкать-то было нечему.
продолжил я (а Тамарочка ультразвуковала от ужаса), между прочим,
пистолетик-то твой еще дымится.
слышит, Манолис спросил:
когда пистолет уже выстрелил. Это все равно, что разбиться вдребезги, а
потом спрыгнуть с десятого этажа.
стала с меня сползать.
перекосило от горя, но он хорошо держался. - Я, понимаете, пистолет этот в
парке нашел, около скамейки. Он и тогда дымился. Я почему на него внимание
обратил? - дымок, гляжу, из травы вьется. Дай, думаю, подниму и в участок
снесу, мало ли кто подымет. Если не я. И сюда по пути зашел. А то он дымился
и дымился - странно как-то.
мужчиной. Тамарочка так и осталась лежать ничком в постели в чем мать родила
- с ней какие-то страсти трагические происходили, не понимаю я этих баб.
у них в институте есть военная кафедра и он, стало быть, без пяти минут
младлей. Я налил ему громадный фужер вино, любезно Георгесом
предоставленный, и очень скоро мы нашли общий язык. Я объяснил ему насчет
тренировки перед группешником, а он толковал насчет того, что его жена очень
несчастный человек. Я его презирал за то, что он сразу не прикончил меня из
своего дымящегося "макарова", и называл его почему-то "ле пижон", а он все
кивал и кивал согласно нескладной головой и рассказывал мне, как он безумно
любит свою больную Тамарочку, и чтобы я не смел говорить про нее плохо.
когда-то в тамарочкином шкафу.
изысканнее - из тех, которые я про себя называю "кафка-камю".
способна родить только уродство.
фраки и свинство. Они думают, что если твердый знак на конце поставили, то,
значит, уже и девятнадцатый век. Коммунисты - такие неталантливые скоты!
поделиться воспоминаниями о Георгесе тех времен, когда он еще лежал в ее
фамильном шкафу. Мы говорили, что это для нас витально важно.
шкаф. Когда я была маленькой, от него чем-то восточным пахло.
знакомому телефону.
- Шли бы вы, молодой человек. Не дожидаясь длинного сигнала.
прямо передо мной. Точнее, она стояла над Тамарочкой, которая, глядя на нее,
нервно хихикала.
собрались на кухне, чтобы выпить еще вино. Тамарочка, в одних прозрачных
трусиках, сидела с фужером в руках и строила нам с Манолисом глазки.
для нас все равно, что смотреть на картину Тициана - доставляло эстетическое
наслаждение и ни в коем случае не больше. И Вера театральной жрицей царила в
кухне.
сучки (ох, простите, Манолис, я все про ее болезнь понимаю, я вот не понимаю
некоторых небольных!), что именно от нее к нам пришел Георгес.
которым были переполнены улицы (Там страшно сейчас! Страшно не потому, что
насилие, а потому, что все нелогично и люди смотрят бессмысленно), а хаос
родился из переплетения многих реальностей, точнее, нереальностей, многие из
которых еще не оформлены (и Вера кивала глубокомысленно, и Тамарочка глядела
на супруга блестящими, онаркочеными глазами), но как из грязи родилась
глина, из которой был слеплен первый человек; как из белого шума рождается
прекрасная музыка, так из бессмыслицы наших взаимопересекающихся разговоров
постепенно рождался, набухал томительный, заранее ошеломляющий, еще не
постигнутый нами смысл.
своему креслу. - Но почему не сейчас? Почему в какой-то обязательно
деньрожденье?
случае!". Я ни заметил, в какой момент куда-то подевался его идиотский фрак,
теперь я видел перед собой некоего малознакомого юношу из хорошей семьи,
одетого в джинсы и мешковатый (здесь изыск!) свитер серой масти, очень
дорогой, миллионерской серой масти, которую так запросто ни у кооператоров,
ни в валютках не сыщешь. Вместо дурацкой сальной косички была у того юноши
короткая прическа с благородной проплешиной, открывающей не очень высокий и
не очень чистый в смысле морщин лоб. Из-подо лба на меня изливался жесткий и
умный взгляд интеллектуального бретера, чем-то донельзя оскорбленного.
Вот-вот! Отвечая Тамарочке, он все время глядел на меня. В то же время, и я
прекрасно понимал это, сидел передо мной готовый от горя и растерянности
Посняков Андрей
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Пехов Алексей
Шилова Юлия
Шилова Юлия