Чтение 10–й страницы книги ~Сестрички не промах~

рядышком за накрытым столом, сложив на коленях ладошки и с отчаянной немой
мольбой во взоре. Оба сильно маялись с перепоя. Я вошла, поставила чайник на
плиту и, откашлявшись, исполнила что-то лирическое, вошедшая Мышильда
подхватила куплет, вслед за ней пристроился Евгений, Михаил Степанович не
выдержал и зычно повел нас в заоблачные выси. Песня кончилась, пала тишина.
Михаил Степанович, собравшись с силами, начал речь:

- Елизавета...

- Молчите лучше, - съязвила я. - Как вы могли? Человек вашего таланта,
воспитания... интеллигент... и появляетесь здесь в таком виде, пугая детей и
собак.

Михаил Степанович слегка поник головой, а Мышильда ядовито заметила:

- В сильном подпитии прибыли.

- А кто не пьет? - выбросив вперед ладонь, возмутился предпоследний. -
Фолкнер пил, Хемингуэй пил...

Мышь устыдилась.

- Ну, если вы в компании...

- Ты ж говорил, что один приехал? - удивился Евгений и, с мольбой
переведя взгляд на меня, прошептал:

- Елизавета...

Я выдала деньги, хозяин отправился за водкой, а Михаил Степанович
попробовал улыбнуться.

- Деньги есть? - посуровела я.

- Лизок, на последние прибыл. Тосковал душой...

- Бомжевать, значит? - грозно поинтересовалась я. Михаил нахохлился и
приуныл. - Кормить не буду, и не мечтай. И за постой плати сам, на меня не
рассчитывай. Все понял?

- Как же я, Елизавета?

- Так же. Раньше надо было думать, а теперь хоть пешком домой
возвращайся.

Пришедший хозяин застал нас в тягостном молчании. Не принимая этого
близко к сердцу, он быстро разлил водку. Я приподнялась и убрала стопку
из-под носа Михаила Степановича. Евгений испуганно прошептал:

- Мы ж не звери... - но я осталась непреклонной.

- Выходи из-за стола, - заявила я предпоследнему. Тот поднялся и с
трагическим лицом пошел к двери, правда трижды обернувшись. Евгений замер с
бутылкой в руке, и по всему видно было, что он очень Михаилу сочувствовал. Я
взяла вилку и приступила к завтраку. Предпоследний дважды заглянул в дверь,
но я никак на это не отреагировала.

- Пусть бы жил, - тихо заметил Евгений. - Места много, чего ты,
Лизавета?

- Я его кормить не буду. Его даже в паспорте моем больше нет, на что он
мне сдался?

- Жалко человека.

- Не пропадет, - заверила хозяина Мышильда, а я начала мучиться
угрызениями совести.

Вдруг послышались шаги, и на пороге (дверь в кухню по причине жары не
закрывали) возник Бельский Иннокентий Павлович, последний муж и адвокат.

- Здравствуйте, - улыбнулся он с приятностью и неуверенно шагнул в кухню.

- О Господи, - простонала Мышильда. - Этому-то что надо? Здесь в округе
ни одного балкона.

- Иннокентий Павлович, - без улыбки спросила я, - вас по какой такой
нужде черт принес?

За черта Иннокентий обиделся и сказал с печалью:

- В конце концов, я должен знать, где проводит отпуск моя жена.

- Это тоже муж? - удивился Евгений.

- Бывший, - покаялась я.

- Не выглядит, - задумчиво сказал хозяин, разглядывая гостя. Тот собрался
что-то ответить, но в этот момент в кухню влетел Михаил Степанович и
возмущенно воскликнул:

- Что же это делается, Елизавета? Мне в проживании отказано, а ему,
значит, можно?

- И ему нельзя, - успокоила предпоследнего я и перевела взгляд на
Иннокентия Павловича. - Кеша, дом не безразмерный, тебе здесь места нет.

- Я найду где устроиться, - с достоинством ответил он. - А вот этот что
здесь делает?

- Что вы оба здесь делаете? - возмутилась Мышильда. - Люди серьезным
делом заняты, а вы тут таскаетесь и волнуете Елизавету Петровну по пустякам.
Стыдились бы.

- Но у меня отпуск, - в самом деле устыдившись, заметил Иннокентий.

- И у меня, - встрял Михаил, а я добавила:

- Бессрочный. Покиньте дом оба и не нервируйте меня, - закончила я и
отвернулась. Дом они покинули, но на этом все, само собой, не закончилось.

День, как видно, не сулил нам ничего, кроме неприятностей. Пытаясь
поскорее забыть о моих мужьях, мы торопливо закончили завтрак и пошли на
пустырь. При нашем появлении в районе соседской дыры мелькнула легкая тень.
Мы подошли к фундаменту и ахнули: кто-то (ясно кто - предполагаемый
родственник или просто самозванец - Эдик, одним словом) не только облазил
освобожденную от крапивы территорию, повсюду оставив следы, но и копал в
трех местах (это успокоило - если в трех разных, значит, точного
местонахождения клада он не знает). Такое наглое вторжение на нашу
территорию буквально потрясло Мышильду. Она деловито направилась к соседской
дыре, начав по дороге возвышать голос. Я припустилась следом, обогнала
сестрицу и затаилась возле забора.

- Где тебе копать было сказано? - рявкнула она, сунув голову в дыру. -
Проходимец, аферист, ворюга!

По ту сторону забора хранили молчание. Минут пять сестрица высказывалась
от всей души, потом выдохлась и пошла прочь. В тот же миг в дыре возникла
плешивая голова Эдуарда, и он ядовито крикнул (правда, не очень громко):

- Где хочу, там и копаю!

Я ухватила его за ворот рубашки и пропела:

- Здравствуй, кисуля. - Он охнул и обмяк, что позволило мне без особого
труда втащить его на пустырь. Мышильда, углядев врага, вернулась и спросила
с лаской, способной вогнать в дрожь крокодила:

- Так, говоришь, где хочу, там и копаю?

- Говоришь? - вопросила я, легонько его встряхнув.

- Говорил, говорил, - кивнула Мышильда. - Я слышала.

- И я слышала.

- У нас и за меньшее головы лишали.

- Это точно, - согласилась я. - Сразу кончим или помучаем?

- Я жаловаться буду, - завозился наш враг, я нечаянно встала ему на ногу
и для верности подпрыгнула. - Буду, - повторил он.

- Что будешь? - удивилась Мышильда.

- Жаловаться, - сказал Эдик.

- Каков мерзавец! - возмутилась сестрица. - Когда крапиву дергали, он в
тенечке сидел, а теперь прибежал на готовенькое.

Я тряхнула Эдика как следует и резко разжала пальцы. Враг рухнул.

- Не волнуй меня, - погрозила я ему пальцем и пошла к фундаменту.

- Надо с ним что-то решать, - хмуро заметила Мышь. - Ведь эдак никакого
толку в работе: с таким-то соглядатаем в дыре.

- Разберемся, - заверила я.

Вооружившись лопатами, мы занялись расчисткой завалов с целью освободить
старый фундамент и, привязав его к нашему плану, определить, где находилась
кухня в первой четверти двадцатого века. Работа оказалась нелегкой даже для
меня, а про сестрицу и говорить нечего, но она держалась молодцом, не ныла,
не хныкала и вообще не досаждала. Поиски сокровищ весьма благоприятно
сказывались на ее характере.

Евгений, зашедший на пустырь узнать, как идут дела, сходил за тележкой и,
впрягшись в нее, стал отвозить мусор все к той же злополучной дыре. Мы
наперебой нахваливали хозяина, единогласно решив, что с ним нам повезло.

- Время обеда, - наконец заявил он, устраиваясь на тележке и вытирая
потное лицо матерчатой кепчонкой, потом посмотрел на меня и сказал не без
робости:

- Елизавета, я насчет Михаила то исть. Пусть живет. За постой я с него
денег не возьму, а пропитание... Много ли он съест? Человек душевный,
неприхотливый, точно птаха Божья.

Мышильда фыркнула, услышав такое сравнение, а я нахмурилась. Про
неприхотливость Михаила Степановича я могла бы рассказывать долго, но в это
время в голове мелькнула мысль, как нам можно использовать предпоследнего,
от которого все равно не отделаешься, и одновременно досадить конкуренту.
Бросив лопату, я зашагала к дому, Евгений торопливо шел за мной, а за ним
следом поспешала трусцой Мышильда.

Напротив дома стояли "Жигули" Иннокентия Павловича, а сам он сидел на
крылечке и беседовал с хозяйкой, той самой востроносой бабкой по имени
Клавдия, что вчера сигнализировала нам о прибытии Михаила Степановича.
Михаил Степанович, кстати, сидел на лужайке перед нашим домом и испепелял
взглядом "Жигули" последнего и его самого в придачу. Последний в ответ
лучисто улыбался.

- Михаил, - сказала я, он подпрыгнул от неожиданности и торопливо
вскочил. - За вчерашнюю выходку тебе нет прощения. Но моя сердечная доброта
и ходатайство Евгения Борисовича побудили меня дать тебе шанс загладить
вину.

- Елизавета, - шагнул Михаил Степанович, простирая ко мне руки.

- Стоять, - осадила я его, - условия такие: живешь на пустыре, сторожишь
фундамент. Поставишь там себе шалаш. Сам. Доски и толь найдутся. Не
поставишь, будешь жить под открытым небом. Кормлю раз в день обедом. И
отвезу домой по окончании экспедиции. В противном случае вычеркиваю тебя из
жизни раз и навсегда.

- Елизавета, а как же... - начал было предпоследний, но я решительно
перебила:

- Согласен?