поменяться местами. Ночью, когда все заснут, перелезть вместо Сашки на сено,
а Сашку в эшелон отправить. А когда станут отъезжать, то вскочить на
поезд...
своим планом, сам сообразил, как выручить брата из беды.
чахлого до изнеможения, со здоровым и румяным Колькой трудно спутать. Да и
ночи у них нет, поезд скоро отправляется... Надо что-то другое соображать.
зовут?
стукнулся. В глазах искры побежали. Как же он сам-то не сообразил! Ну,
конечно! Кто еще может им помочь, если не эта чудотворница, восточная
царица, Шехерезада! Скорей, скорей ее разыскать надо!
- Ты лежи. Сделай вид, что спишь, и никаких таблеток не бери, а то отравят.
И везти себя не давай! А я сейчас... Я ее найду! Слышь? - И стукнул в дно
три раза. Это чтобы Сашке было веселей ждать.
Колька бросился к своему эшелону, потому что времени у них оставалось совсем
мало.
но нигде не было восточной женщины по имени Регина Петровна. И никто ее не
знал.
бы это по-инострански: "Ху из ху". Непонятно, но здорово, будто кто-нибудь
выругался.
вагон потешил, но теперь... Дошел до паровоза, почему-то на тендер заглянул,
двух мешочников там увидел, они сидели на угле и жрали яйца с огурцом. Но
женщины нигде не было.
машинист по переднему с красным ободом колесу молоточком стучит, смотрит,
небось, как оно, колесо, будет крутиться или нет...
успел сбегать, пристукнул молоточком, послушал и сказал:
полчаса! Чего не успел, торопись!
товарняк, где лежит Сашка, да схватить его, пока там сообразят, они до
вагона своего добегут.
ни одной, которая могла помочь брату. А все это от отчаяния! Не найти ему до
отхода эту Регину Петровну!
задумалась и смотрит куда-то вдаль, Кольку не видит. А в руках у нее, вот уж
сказали бы, так не поверил ни за какие коврижки, самая настоящая папироска.
Кольке ль не знать папирос фабрики "Дукат", марки "Беломоро-Балтийский
канал".
сосредоточенно так вдаль глядит. Думает.
такой странной, красивой, да еще и курящей женщине.
путаное объяснение у него вышло. Про понос, про порошки да таблетки и про
ту, которая белая, потому что в белом халате, и хочет она Сашку оставить, а
Кольку прогнать... Как уже прогнала! А одного Сашку они тут уморят, пропадет
он на этой станции. А без него Колька пропадет. Они до сих пор потому и не
пропали, что не было такого, чтобы их разделить...
спросила:
дрожащему под напором свирепой воды мосту.
разглядеть и рассказать Сашке.
воронки и взбивала у каменных быков порушенного моста белые буруны.
раз вспомнил свои фронтовые дороги, и особенно путь на Сталинград, где ехать
приходилось по рельсам, положенным на голые шпалы через заволжские степи.
если, как сделал Колька, смотреть только на одну ревущую внизу воду, то
могло показаться, что мост медленно, вздрагивая и поддаваясь, опадает в
глухую пропасть под ними.
переехали и не упали, - пошли сады и огороды, сплошь затопленные водой.
реке, что все вокруг под собой похоронила! Одни верхушки деревьев торчат!
потому что пообещала белой врачихе за братьями, особенно за Сашкой, следить,
- и объяснила, что в жаркое время, вот как сейчас, на горах тает снег и реки
на Кавказе начинают разливаться. Кубань тоже горная река.
ли?
показаться, что она думает о чем-то другом, - и ответила, что да, конечно,
они уже на Кавказе. Въехали, дружок!
Но и он бы, конечно, спросил то же самое. Вот тебе и Кавказ - одна вода на
огородах!
губы, дрогнули, и глаза наполнились грустной глубиной.
огромную тайну. - До вечера, милые мои Кузьменыши, будут вам горы!
кивнул.
пропустите!
американским белым маслом, без запаха и вкуса, а сама ушла. Ее ждали два
мужичка: Марат и Жорес.
станции выменял оба куска на целую литровую банку желтой крупной алычи. На
хлеб можно было выменять что угодно.
"Эх, в Москве бы..."И Колька сразу понял брата, который хотел сказать, что в
Москве такое богатство никому и не снилось: литровая банка алычи! - и жалко,
что Кузьменыши не могут ни похвастать, ни угостить собратьев из томилинской
их шараповки!
со своей алычой! Все бы бросились просить, уставясь на невиданный фрукт, а
Колька бы нехотя объяснил, что это, мол, фрукт с Кавказа, с берегов горной
реки Кубань, алычой прозывается, и там ее завались: жри до горла!
штуки три, он старший и никогда не бил Кузьменышей; Ваське-Сморчку дал бы
пару, он всегда голодный... Тольке-Буржую дал бы одну, он тоже как-то дал
Кузьменышам лизнуть из ложки, когда его серенький солдат-отец приносил ему
кашу в котелке и Толька обжирался у них на глазах.
холодная, равнодушная женщина Анна Михайловна и всегда безразлично
относилась к Кузьменышам, вовсе не замечая и ни разу не запомнив их, но
Кольке ее жалко. Все-таки ждет она свово генерала, значит, не совсем уж
равнодушна, и с солдатами не гуляет, как некоторые другие...
надежде чем-нибудь поживиться, и ничего, даже сухой корочки, не нашли. Была
какая-то баночка, желтенькая, костяная с пудрой, которую тут же на рынке
барыга жадно выхватил у Кольки, отдав за нее три картофелины. Потом Анна
Михайловна всем говорила, что у нее пропала драгоценность из слоновой
кости... Пожалуй, воспитательнице Колька бы отдал целых две алычи, пусть
нажрется за баночку.
Кузьменышей на промысел отпускал. И усатой музыкантше... Не жалко... На
Кавказе алычи много, пусть едят! Им тоже в войну нелегко. И тоже алычи
хочется.
Брал в рот по одной, по две, а то и по три штуки! И вышло, что в мечтах-то
Шломо Вульф
Николаев Андрей
Свержин Владимир
Маркеев Олег
Корнев Павел
Шилова Юлия