по фотографии. - Ей бойцы трофейный аккордеон подарили, "Хоннер" называется.
Он легкий, ей удобно играть. А то ведь концертов много, а руки женские,
попробуйте весь день продержать инструмент...
ткнула острием в картошку, не сварилась ли. Отставила чайник и подложила в
печурку несколько палок.
самолета выступают. Где тяжелые бои, туда их и везут. Вот последнее письмо
она с Кавказа написала. Городов она не называет, пишет, что кругом горы и
горы. Нетрудно догадаться.
пережили. Вот наш Петр Николаевич, фотограф-то, он ушел как с ополченцами и
погиб, и могила неизвестно где... А он винтовку-то не держал в руках
никогда, он садовод-мичуринец, у него вишни и яблоки были хороши. А сейчас
дом забит, сад пропал и хозяина нет. Вот какая война, Андрюшенька.
- 8 -
часы и произносила: "Да они сейчас будут, подойдут". Когда перестали ждать и
решили садиться ужинать, в сенцах затопали и в дверях появился мужчина в
военной форме капитана. Андрей встал, поприветствовал. Прихрамывая, капитан
подошел к Андрею вплотную, рассматривая его, а тетя Маня сказала:
Мужчина подал руку:
подошла к Андрею, а кивнула издалека и стала раздеваться.
Марине Алексеевне! Достань продукты, и вообще...
в порядок, подобрала волосы и кинулась по делам.
откинувшись на стуле и поглядывая на Андрея. Лицо у него было широкое,
асимметричное, небольшие рыжие усы.
прерванный накануне разговор. - Боец, солдат у нас самый первый гость.
Значит, на фронт?
Великими Луками, с тех пор по тылам и служу, и Муська со мной служит.
Он вроде и был старше по чину, но вел себя по-домашнему, как штатский
человек, - Небось и пороха не нюхал, - спросил Олег Иванович.
не забудь!
овальной консервной банке и хлеб.
как у девочки, шею и бледноватое лицо. С удивлением рассматривал он женщину,
она почувствовала его взгляд, быстро посмотрела и отвернулась. Олег Иванович
принес из другой комнаты бутылку водки и громко поставил посреди стола.
много.
тонкостенные бокалы, видать, довоенной поры. Но остановился, прислушиваясь,
и вдруг крикнул:
стене, зашуршала, затрещала, и сквозь этот треск пробился, как издалека,
знакомый голос диктора: "От Советского информбюро...". Олег Иванович так и
замер с бутылкой, выжидающе глядя на радио. И тетя Маня подошла, встала под
самый круг, чтобы лучше слышать. И быстрая Муся остановилась, тихо, на
цыпочках приблизилась и встала за спиной у тети Мани. Все, что было живого в
доме, даже огонь в печурке, казалось, стихло, насторожилось и тревожно
ждало.
шли бои местного значения. В результате боев было истреблено и захвачено..."
- Упорные, - произнесла тетя Маня, не поднимая головы.
спокойно. Спокойно, Марина Алексеевна.
спросила тетя Маня.
потеряли веру в свою победу. А мы, наоборот, верим, как никогда. Вот за это
и выпьем... - Не вставая, Олег Иванович сказал: - За победу! - и выпил.
Потом снова себе налил, поднялся, чокнулся с Андреем, глядя на него. Все
встали, и Андрей увидел общее к себе внимание, глаза, устремленные на него,
как будто грядущая победа сейчас только от него и зависела.
и с любопытством уставилась на Андрея, ей было интересно, как он станет
пить. А он чувствовал ее испытующий взгляд, медлил, смущаясь. Потом разом
опрокинул в себя горячую жидкость, задохнулся, не смог дышать. Быстро
схватил картофелину, но и она оказалась горячей, он поперхнулся.
весело стукнула Андрея по спине, сказала с укоризной:
Иванович и снова налил себе и Андрею. Подумал и немного добавил Мусе.
пошло. Только в животе изнутри толкнуло, зажгло и теплом понеслось по жилам.
Он удивленно посмотрел на рюмку и вокруг себя. Разговор зашел обычный, как и
должен быть, о войне, о Гитлере-душегубце, который живет небось в бункере
под землей, закопался поглубже и дрожит, знает, что ждет его за все людские
муки. Вспоминали, кто где воюет, кто погиб, а кто пишет с фронта письма и
какие в них слова.
почти пожелтела, по лицу пошли красные пятна. Она принесла письма от Оли и
стала читать их вслух. Девушка писала, что сейчас у них затишье и давно
такого затишья не было. Они отдыхают, готовятся, скоро будут новые и,
наверное, ужасно сильные бои. "Мамочка, не волнуйся, у меня все хорошо. Все
хорошо". Эти слова она повторяла несколько раз. А может быть, так прочитала
тетя Маня.
за Олю, комсомолку, которую он не видел, но представляет как замечательную и
отважную девушку, за Андрея, хорошего бойца... Снова все встали, потому что
говорилось очень серьезно, почти торжественно. А тетя Маня вдруг запела
хрипловато: "Выпьем за Родину нашу привольную, выпьем за доблестный труд!"Ей
захлопали, а она махом выпила то, что оставалось в рюмке, и заплакала
почему-то. Так плачут от хорошей радости, что у нее в доме такие собрались
славные люди, героические воины, как сказал капитан, и она надеется дожить
до великого дня победы, когда и на нашей улице будет, как предсказано,
праздник. Вот тогда и помереть не грешно, а сейчас главный приказ - это
выжить и победить.
придвинула стул к Андрею и стала рассказывать, как она работает учительницей
и они ходили холодной осенью в позапрошлом году рыть противотанковые рвы...
Ох, Андрюша, что наша работа, - мы уставали так, что падали от усталости, но
еще больше мы страшились, что не остановим врага...
патефон и заиграла музыка, разбитной веселый мотивчик, знакомый с давних
пор. Тетя Маня закрыла глаза и стала подпевать. А Муся схватила руку
сидящего Андрея и, смеясь, потащила его на середину комнаты.
сидела, покачиваясь и прикрыв ладонью глаза, а капитан рылся в пластинках,
что-то искал.
руки, сделал несколько шагов, сразу замечая, как быстро пошли кружиться
вокруг стены. Все понеслось: тихо сидящая тетя Маня и капитан Олег Иванович,
накручивающий патефон как шарманку и пристукивающий в такт деревянной ногой:
"Саша, ты помнишь наши встречи, в приморском парке на берегу...". Издалека,
как из небытия, приходили к Андрею знакомые слова, их тайное тайных,
повествующее о чем-то смутном, необъяснимо волшебном, которого не было в
жизни Андрея, как не успело быть настоящих танцев, настоящих девушек и моря
с приморским парком на берегу. Но рядом была Муся, тонкая, гибкая, странная
женщина с худыми плечами и детской шеей. Он не мог не чувствовать ее, как
сильней и сильней кружилась, заставляя крепче держать ее плечи. В какой-то
момент она приникла к нему вся, и было это ужасно, как землетрясение, как
удар от воздушной волны. Одно мгновение, но он почувствовал и запомнил все:
твердую грудь, горячий живот и будто прилипающие колени... И хоть он тут же