сказала Нина без улыбки низким, сипловатым голосом.
ладони. - Ох, Нина, и давно же у наспраздника не было!
прошелся по кабинету. - Гарри-то, оказывается, не зря был столь угрюм и
молчалив. Нет, не зря. Он уже знал, что Мэри ему изменила. Но известно ему
было далеко не все, он не знал главного-она его любила! - Панюшкин
предостерегающе поднял указательный палец. - Да, все было именно так-он
молча защищался у перил, а в этот миг она его любила. Какие слова, Нина!
Он молча защищался у перил, а в этот миг она его любила! И при этом не
забывай-в воздухе сверкают два ножа! Ядрена шишка! - Панюшкин восхищенно
покрутил головой.
она, садясь на табуретку возле стола.
на Нину глубокими синими глазами и тут же прикрыл их густыми бровями.
взяла со стола листок и принялась складывать его, снова распрямлять, опять
складывать. - Не понимаю... Живут люди, хорошо знают, кто чего стоит... А
как что случится - зовут со стороны разобраться... Неужели самим нельзя?
было гусеницами не растерзал, ведь мы сами все решили. Может быть,
напрасно посамовольничали, но решили сами. Полюбовно. Простил я его. Даже
не его, я о тебе думал. Должен ведь начальник заботиться о том, чтобы
подчиненные улыбались почаще... Вот я и позаботился. Полгода ты улыбалась.
Но сейчас... Нина, он ударил человека ножом. Причем пойми, там сверкали не
два ножа, там сверкал только один нож. Его нож, Нина.
разберется. Суд не любит, когда ему подсказывают решения.
решили эту историю... с бульдозером?..
Елохина ножом пырнул, но и над Большаковым поработал. Большакова нашли
обмороженного, разбитого... Переломана нога, ребро... Да и Юрку он в
сопках бросил. Это тоже статья-оставление человека в условиях, опасных для
жизни. Юрка мог замерзнуть? Мог. Неважный тебе пират попался, Нина.
Тем более у нас здесь хватает ребят. Только свистни!
голосом. Она приехала работать учительницей, но в последний момент
оказалось, что с учителями перебор вышел, много ли их надо для полутора
десятков детишек? Панюшкин предложил ей место секретаря. А потом, когда
появилось место учителя, Нина не захотела идти в школу. Из нее вышла
жестковатая, неразговорчивая, но на удивление дельная секретарша.
преждевременный. В любом случае справедливость я тебе обещаю.
ней не ляжешь, сыт ею не будешь, да и на стенку не повесишь...
должен быть идеалистом или притворяться им. Для этого мне слишком много
лет... И потом, для идеалистки я недостаточно счастлива.
ходила. Не муж он тебе, да и не хотел им быть! Ну, ладно, это я не туда,
не в ту степь поскакал. Прости великодушно.
скатерти размазывать. Это Комиссия... Что-то будет?
кончилось. И зрелость... С ярмарки, Коля, едем, с ярмарки. Неужели в самом
деле все перегорело и только пепел на ветру завивается? Нет, кое-что
осталось.
помнит прикосновение холодной телефонной трубки, и слышны еще в тебе те
ночные, безответные звонки. Да только ли это...
во дворе, куда вышла вся свадьба после пятого или десятого тоста. Зной
струился по раскаленной кирпичной стене, плыл над тощими, вытоптанными
клумбами, обволакивал деревья и задыхающихся от жары гостей. Вынесли
проигрыватель, стол с выпивкой и закуской, кто-то снова заорал "горько", и
свадьба продолжалась на потеху соседям, приникшим к подоконникам четырех
этажей.
идти, знал наверняка, что не должен быть на свадьбе, если у него есть хоть
капля достоинства. Он дал себе страшную клятву не идти, с самого утра
занимался какими-то необыкновенно важными делами, которые вроде бы должны
были помешать ему пойти, но знал, знал, что не хватит у него ни гордости,
ни прочих высоких качеств, чтобы остаться в общежитии.
глазами, с губами, раздавленными криками "горько". Пойдет, чтобы
освободиться от нее. Мог ли он подумать, что даже через много лет, за
тысячи километров, на промерзшем Острове он все еще не добьется свободы и
будет счастлив этой своей кабалой.
же ты опаздываешь? - Ирка была хмельная и немного развязная.
обливающегося потом, красного от жары, от выпитого, блаженно улыбающегося
мужа.
выпьем за молодых... Только, слышь, не звони в эту ночь, ладно? Я тебя так
прошу, так прошу, чтобы ты в эту ночь не звонил! Понимаешь, у меня просто
не будет времени подойти к телефону. И у нее тоже не будет времени.
позвонит послезавтра. Да, Коля?
сказала лишнее.
- И вообще, о чем ты говоришь, Коля?
настолько четко, что иногда ему казалось возможным снова оказаться в том
душном, пьяном дворе и закончить разговор, который Панюшкин никак не мог
довести до конца и сегодня. Он не помнил - выпил ли тогда с ее мужем, что
было потом, как он ушел, куда ушел, но до сих пор видел перед собой -
растерянное Иркино лицо, слышал ее пьяный, чуть хрипловатый голос.
был переполнен. Собрались начальники участков, бригадиры, представители
общественного питания, торговли, снабжения. Панюшкина в кабинете не было,
но в воздухе висело нечто неосязаемое, неуловимое, но остро всеми
ощущаемое - "Толыса снимают". Кто мог бросить этот слух, какими путями
просочился он сюда, было непонятно. Никто из прибывших членов Комиссии, из
руководства стройкой, тем более сам Панюшкин, этих слов не произносили.
они с такой удивительной скоростью проникают в самые недоступные места,
что невольно хочется думать о них, как о чем-то мистическом, таинственном.
Кто откроет законы их рождения, размножения, распространения? Кто сумеет
поставить их на службу человечеству? Кто найдет для них полезное
применение, да и будет ли это когда-нибудь? Может быть, есть микробы
слухов? Или же это волны, неведомые физикам? Известно лишь, что есть
переносчики слухов, люди, которые без сплетен хиреют, ссыхаются и гибнут.
испытать высочайшие взлеты мысли, ощутить пьянящую силу любви и ненависти.
Слухоносец легко вступает в контакт в подобными себе, шутя преодолевает
ступени социальной лестницы, для него нет преград языка, национальности,
цвета кожи, обычаев, религии. Единственное его стремление-передать слух
дальше, освободиться от тайны, сбросить ее с души, как непомерно тяжелый
груз.
густому папиросному дыму, наполняли кабинет Панюшкина, явственно ощущался
запах крови - "полетит у Толыса голова".