будет приводить ее в движение? - снова прервал пан Антоний.
какой-то инструмент. Он брал в руки различные долота, клещи, стамески, но
все это, видимо, не подходило, ибо он откладывал их на станок и принимался
лихорадочно искать другие.
не было времени обратить внимание на смущение бедняги, так как он думал о
салате и с тревогой смотрел на небо, где, как ему казалось, заметил наконец
подозрительную тучу, грозящую градом и ураганом.
первого взгляда легко было догадаться, что у этого жалкого животного есть
щенята и что она прибежала сюда, чтобы поискать среди мусора пищи.
пан Антоний к Гоффу с выражением скуки и нетерпения в голосе.
этот винт, а тогда он нажмет на вот этот прут... Этот прут нажмет на колесо,
совсем как гиря на весы...
что тут нет механического двигателя.
умолк.
площадь, куда с самого начала разговора глядел Пелунович, не понимая ни
колес, ни винтов, ни произведения силы на пространство. Голодная сука лежала
теперь под окном, придерживая лапами и грызя кусок черствого черного хлеба,
который бросила ей Констанция.
указывая на суку. - Голодное, худое, да еще взбеситься может!
показалось, что как раз в это мгновение он ощутил боль в желудке.
Антоний.
филантропов; но Констанция услышала его и залилась слезами.
свою машину.
Гоффу, сказал:
благополучно. До свидания!
Антоний.
подачек, которые лишь деморализуют низшие классы, и принципиально же
выполняю решения большинства. А больше я ничего не знаю, ни о чем не желаю
слышать и вам советую поступать так же. Нам всегда недоставало дисциплины и
пунктуальности.
пана Клеменса, который выпрямился, как солдат на часах, и мерным шагом
направился к своему дому.
разыгралась следующая сцена:
попросить у этих господ?
дверям.
вслед за отцом, который, как оказалось, стоял в сенях, опершись о косяк, и
смотрел на улицу.
своем. Гофф стал осматривать токарный станок, а Констанция швейную машину.
Наступила тишина, среди которой слышно было только неровное дыхание больного
ребенка, жужжание запутавшейся в паутине мухи и тиканье часов, которые без
спешки, но и без запоздания выбивали свое: так! так! так! так!
этого досуга у него было вдоволь, а так как он презирал лень, то и выдумал
себе два честных и безобидных занятия. Первое из них заключалось в том,
чтобы насвистывать и смотреть в окно, второе же - в том, чтобы учить
свистать своего дрозда и опять-таки смотреть в окно.
Теофраста. После нескольких лет наблюдения этот добрый человек знал уже всех
извозчиков, живущих на его улице, научился угадывать, когда будут заново
красить соседние дома и когда чинить мостовую, на которую он непрестанно
смотрел. Кроме того, пан Теофраст догадывался, что кто-то из жильцов дома
разводит голубей, и заметил, что количество вышеупомянутых птиц все
увеличивается в степени прямо-таки угрожающей общественному благосостоянию.
Теофрасту небольшой каменный дом напротив. Этот скромный домик ежедневно, не
исключая праздников и воскресений, словно какое-то чудотворное место,
посещало множество лиц. Люди различного пола, возраста, вероисповеданий,
пешком, в повозках, на извозчиках, даже в собственных колясках, наперегонки
устремлялись сюда.
паломников вступал в узкие грязные сени смущенный, почти всякий колебался и
раздумывал и что решительно всякий, кто туда входил, оставался там недолго и
возвращался в гораздо лучшем настроении.
Теофраста, которому нечем было занять себя и который в простоте сердечной
полагал, что, бормоча такие фразы, как, например: "И за каким чертом эти
люди туда ходят!" - или: "Вот странность!" - он тем самым совершает один из
сложнейших умственных процессов.
странный дом возбуждал в еще более странно устроенном уме пана Теофраста.
Наш пенсионер обладал слишком кисельным темпераментом, чтобы лично
исследовать причину этого паломничества, а так как он полагал, что другие
разделяют его взгляды, то никого и не расспрашивал, удовлетворяясь этой
невыясненной тайной.
случае узнать весьма интересные вещи. Он заметил бы прежде всего, что с
незапамятных времен каждые несколько дней в этот дом в девять часов утра
входил некий низенький желтый человек в синих очках и уходил оттуда около
девяти часов вечера. Далее он заметил бы, что посещающие дом паломники
весьма часто приносили маленькие, а то и большие узлы и свертки,
возвращались же с пустыми руками. Наконец, он заметил бы, что наиболее
частым, наиболее смелым паломником в эти места был средних лет еврей с