Чтение 10–й страницы книги ~Квартиронка~

- Вы говорите о квартеронке? Конечно, и она вместе со всеми. Она такая же невольница, как и остальные. Ее продадут.

"Такая же невольница! Продадут вместе со всеми!" Однако я не высказалэтого вслух.

Не могу выразить, в какое смятение повергли меня его слова. Кровьбросилась мне в голову, и я с трудом удержался от гневного восклицания.Но как я ни боролся с собой, я, видно, не мог скрыть своего волнения,ибо всегда спокойные глаза Рейгарта с удивлением остановились на мне.Однако если доктор и угадал мою тайну, он был великодушен и не задавалмне вопросов.

- Значит, все невольники будут проданы? - пробормотал я снова.

- Без сомнения, все пойдет с торгов - таков закон. Надо полагать, Гайар и купит плантацию, ведь она граничит с его землей.

- Гайар! О негодяй! А что же будет с мадемуазель Безансон? Неужели унее нет друзей?

- Я слышал о какой-то тетке, у которой есть небольшое состояние. Онаживет в городе. Должно быть, Эжени будет теперь жить у нее. У тетки, кажется, нет детей, и Эжени - единственная наследница. Впрочем, не могупоручиться, что это так. Знаю только по слухам.

Рейгарт говорил спокойным, сдержанным тоном. Мне даже сначала показался странным этот тон, но я понял причину его сдержанности. У него было ложное представление о моих чувствах к Эжени. Однако я не хотел разуверять его.

"Бедная Эжени! У нее двойное горе. Неудивительно, что она так изменилась в последнее время! Неудивительно, что она была так печальна!"

Все это я подумал про себя.

- Доктор, - сказал я вслух, - мне необходимо поехать на плантацию.

- Только не сегодня.

- Сейчас, сейчас!

- Дорогой мой Эдвард, вы не должны этого делать!

- Почему?

- Это невозможно, я не могу вам разрешить. У вас начнется горячка.Это может стоить вам жизни!

- Но...

- Нет, нет! Я и слушать вас не стану! Уверяю вас, вам грозит горячка.Вы не должны выходить из комнаты хотя бы до завтра. Утром - другое дело.Сегодня это невозможно.

Мне пришлось подчиниться, хотя я отнюдь не был уверен, что, оставшисьдома, выбрал лучший способ спастись от горячки. Причина ее была во мнесамом, а вовсе не в опасном ночном воздухе.

Сердце колотилось у меня в груди, кровь прилила к голове, сознаниезатуманилось.

"Аврора - невольница Гайара! Ха-ха-ха! Его рабыня! Гайар - Аврора!Ха-ха-ха! Это его я схватил за горло. Нет! Это змея! Ко мне! Помогите!Помогите! Воды, воды! Я задыхаюсь!.. Нет, это Гайар! Я держу его! Опятьне он - это змея! О Боже! Она обвилась вокруг моей шеи! Она душит меня!Помогите! Аврора! Любимая! Не уступай ему!"

"Я умру, но не уступлю!"

"Я так и знал, благородная девушка! Я иду к тебе на помощь!"

Как она бьется в его руках! Прочь, дьявол, прочь! Аврора, ты свободна! Свободна! Ангелы небесные!

Таковы были мои сны в эту ночь - лихорадочный бред помутившегося рассудка.

Глава XLI. ПИСЬМО

Всю ночь я то впадал в забытье, то просыпался, то бредил, то вновьприходил в себя.

Ночь не принесла мне отдыха, и утром я проснулся, почти не освеженный. Некоторое время я лежал, припоминая все события вчерашнего дня, идумал, что же теперь предпринять. Наконец я решил тотчас же ехать наплантацию и собственными глазами убедиться, что там происходит. С этимрешением я встал.

Одеваясь, я случайно взглянул на стол и увидел письмо. На нем не быломарки, и оно было подписано женским почерком: я сразу догадался, от когооно.

Разорвав конверт, я прочел:

"Сударь!

Сегодня, по законам Луизианы, я стала совершеннолетней, но нет насвете женщины несчастнее меня. Солнце, осветившее день моего совершеннолетия, осветило и мое разорение!

Я собиралась устроить ваше счастье: доказать вам, что умею быть благодарной. Увы! Это уже не в моей власти. Я больше не владелица плантацииБезансонов и не хозяйка Авроры. Я потеряла все: Эжени Безансон теперьнищая. Ах, сударь! Это печальная история, и я не знаю, к чему она приведет.

Но увы! Есть несчастья еще более тяжкие, чем потеря состояния. Такаяпотеря может со временем возместиться, но тоска неразделенной любви любви сильной, единственной н чистой, как моя, - длится долго, быть может, вечно.

Знайте, сударь, что в горькой чаше, которую мне суждено испить, нетни капли ревности или упрека. Я одна виновата в постигшем меня несчастье.

Прощайте, сударь! Прощайте и будьте счастливы! Нам лучше больше невстречаться. О, будьте счастливы! Ни одна моя жалоба никогда не коснетсявашего слуха и не омрачит вашего светлого счастья. Отныне только стенымонастыря Сакре-Кер будут свидетелями горя несчастной, но благодарной

Эжени".

Письмо было написано накануне. Я знал, что это день ее рождения: вчера она стала совершеннолетней.

"Бедная Эжени, - думал я, - ее счастье ушло вместе с беззаботнойюностью! Бедная Эжени!"

Слезы катились у меня из глаз, когда я читал это письмо. Я поспешновытер их и, позвонив слуге, приказал оседлать мою лошадь. Быстро одевшись, я вышел. Лошадь стояла уже у крыльца. Я вскочил на нее и поскакалк плантации.

Выехав из деревни, я вскоре нагнал двух всадников; они держали путь втом же направлении, что и я, но только не так спешили. Одеты они были,как обычно одеваются плантаторы, и неискушенный наблюдатель принял бы ихза местных землевладельцев. Однако в их наружности было что-то, делавшееих не похожими ни на плантаторов, ни на торговцев, ни вообще на людей,которые занимаются одной из распространенных здесь профессий. Я судил непо одежде, а по тому особому отпечатку, который трудно определить словами, но по которому легко распознать служителей закона. Даже в Америке,где они не носят форменной одежды или специальных значков, я сразу замечал этот отпечаток и думаю, что мог бы узнать полицейского в любомштатском платье.

У людей, о которых я говорю, это особое выражение сразу бросилось мнев глаза, и я подумал, что это констебли или представители шерифа. А между тем, проезжая мимо, я успел только мельком взглянуть им в лицо и вдругое время не обратил бы на них внимания.

Я не поклонился этим людям, но заметил, что мое появление их заинтересовало. Обернувшись назад, я увидел, что они подъехали вплотную друг кдругу и о чем-то оживленно беседуют, а по их жестам догадался, что разговор идет обо мне.

Вскоре я ускакал далеко вперед и перестал о них думать. Я спешил наплантацию, еще не зная, что предпринять.

Я выехал по первому побуждению, надеясь только скорей узнать, что тамделается, либо от Эжени, либо от самой Авроры.

Так ничего и не обдумав, я доехал почти до самой плантации. Теперь янемного придержал коня, чтобы собраться с мыслями. Я даже на минуту остановился. Здесь речной берег делал небольшой изгиб, и дорога как бысрезала его. Эта часть берега была не возделана и не огорожена. Свернувк реке, я остановил лошадь у воды и сидел, не слезая с седла, погруженный в раздумье.

Я старался составить какой-нибудь план действий. Что мне сказать Эжени? Что - Авроре? Захочет ли Эжени видеть меня после того, что она написала? В своем письме она сказала мне "прощайте", но сейчас было не времясоблюдать какие-то церемонии. А если она не захочет, удастся ли мне повидаться с Авророй? Я должен видеть ее. Кто может мне помешать? Мне надотак много сказать ей! Сердце мое было переполнено. Только разговор с нареченной мог принести мне облегчение.

Так и не приняв никакого решения, я снова повернул коня и, пришпоривего, поскакал по береговой дороге.

Подъехав к плантации, я увидел у ворот двух верховых лошадей. Я сразуузнал лошадей тех всадников, которых обогнал на дороге. Они опередилименя, пока я стоял на берегу реки. Теперь седоков не было видно: они,должно быть, вошли в дом.

Лошадей держал негр. Это был мой старый друг Зип.

Я подъехал и заговорил с ним, не слезая с седла. Мне хотелось узнать,кто эти люди.

Его ответ меня не удивил. Предположение мое оправдалось. Это былиблюстители закона - местный шериф и его помощник. Незачем было спрашивать, по какому делу они приехали, я и сам догадался.

Я только спросил Сципиона о подробностях. Он коротко рассказал мневсе, что знал, а я слушал, не прерывая его. Шериф наложил арест на дом ивсе имущество; Ларкин пока по-прежнему управляет негритянским поселком,но скоро всех негров продадут; Гайар постоянно бывает здесь, а "миссаЖени уехала".

- Уехала? Куда?

- Не знаю, масса. Наверно, в город. Она уехала этой ночью.

- А...

Я на минуту остановился, сердце мое бешено колотилось.

- А Аврора? - спросил я с усилием.

- Рора тоже уехала, масса. Она уехала вместе с мисса Жени.

- Аврора уехала?!

- Да, масса, она уехала, истинная правда.

Я был крайне удивлен тем, что он мне сообщил, меня поразил этот таинственный отъезд. Эжени уехала ночью! Вместе с Авророй! Что это значит?Куда они поехали?

Но сколько я ни расспрашивал Сципиона, мне не удалось раскрыть этутайну. Он ничего не знал о делах своей госпожи, ничего, кроме того, чтокасалось негритянского поселка. Он слышал, что его самого, его жену идочь, малютку Хло, как и всех его товарищей-негров, отправят в город ипродадут с торгов на невольничьем рынке. Отъезд был назначен на следующий день. О продаже с аукциона уже дали объявление в газетах. Вот и все,что он знал. Нет, не все. У него была еще новость для меня. Это истиннаяправда, он слышал, как об этом говорили белые люди - Ларкин, Гайар и работорговец, который теперь занимался их продажей. Речь шла о квартеронке. Ее должны были продать вместе со всеми.

Кровь закипела во мне, когда я услышал рассказ Сципиона. Нечего и говорить, что я верил ему. Все подробности разговора звучали в его передаче вполне правдоподобно. Не могло быть никаких сомнений, что он говоритправду.

Плантация Безансонов утратила для меня всякую привлекательность. Да ив Бринджерсе мне больше нечего было делать. Новый Орлеан - вот куда ятеперь стремился.

Дружески простившись со Сципионом, я повернул коня и поскакал обратно. Благородное животное чувствовало мою тревогу и мчалось галопом. Этабешеная скачка была под стать бушевавшим во мне чувствам.

Через несколько минут я уже передал свою лошадь конюху и, поднявшиськ себе в комнату, стал готовиться к отъезду.

Глава XLII. ПЛАВУЧАЯ ПРИСТАНЬ

Теперь я ожидал только парохода, который доставил бы меня в Новый Орлеан. Я знал, что долго ждать не придется. Ежегодная эпидемия пошла наубыль, в городе должна была возобновиться обычная деловая жизнь и начаться сезон развлечений. Пароходы, ушедшие на север, уже побывали навсех притоках Миссисипи и, нагруженные дарами щедрой долины этой могучейреки, устремились к великому южному пакгаузу американской торговли.

Пароход мог прийти со дня на день, вернее - с часу на час.

Я решил отплыть с первым же из них.

Гостиница, в которой я жил, да и сама деревня находились на порядочном расстоянии от пристани; ее отнесли подальше от реки из разумной предосторожности. Здесь, как и на тысячи миль вверх и вниз по течению, берега Миссисипи поднимаются всего на несколько футов над ее уровнем, водадень за днем подмывает грунт, и красноватый поток подчас уносит целыепласты прибрежной земли.

Казалось бы, что такая неустанная работа воды должна со временем непомерно расширить ложе реки. Но нет: под действием течения, образованного новой излучиной, то, что снесено на одном берегу, отлагается на другом, и река сохраняет свою первоначальную ширину. Это примечательное явление размыва и отложения наблюдается от устья Огайо до устья самой Миссисипи, хотя далеко не всюду в одинаковых масштабах. В иных местах размыв происходит столь стремительно, что в несколько дней вода может унести не только часть поселка, но и целую плантацию. Нередко также во времявесеннего паводка своенравная река бросается наперерез собственной излучине и в течение нескольких часов образует новое русло, куда и устремляет свои воды. Представьте себе, что в глубине излучины расположена плантация, а иногда даже три-четыре, - и вот в один прекрасный день хозяин,который лег спать в полной уверенности, что он прочно обосновался на материке, утром просыпается на острове. В ужасе видит он перед собой красно-бурый поток, который мчится мимо, отрезая его от суши. Теперь без парома, который обойдется недешево, ему уже не попасть в соседнюю деревню;не попасть на рынок и фургонам, нагруженным гигантскими кипами хлопка ибочками с табаком и сахаром. Случись еще раз подобное вторжение - и свирепая река унесет, пожалуй, самого хозяина и дом, а заодно и несколькосот его полуголых негров. В страхе перед грозящей гибелью человек бросает родной очаг и переселяется куда-нибудь выше или ниже по течению, где,как ему кажется, он будет надежнее защищен от неожиданной напасти.

Из-за причуд Миссисипи трудно найти в ее низовьях безопасное местодля жилья. На протяжении почти пятисот миль от устья только изредкавстречаются небольшие, годные для заселения возвышенности, но искусственная насыпь восполняет этот недостаток и обеспечивает здешним городам и плантациям сравнительную безопасность.

Как я уже сказал, моя гостиница стояла несколько в стороне, и прибыв-ший с верховьев пароход, подойдя к пристани, мог отчалить прежде, чемменя успели бы предупредить. Нагруженное и не заинтересованное во фрахтесудно не станет здесь долго задерживаться, а харчевня на Миссисипи - нелондонская гостиница, где вы можете смело положиться на исполнительногокоридорного. Шансов на то, что Самбо разбудит вас вовремя, не больше одного на сто, ибо сон его крепче вашего.

Я давно убедился в этом и теперь, боясь пропустить пароход, решилрасплатиться и, забрав свои пожитки, заблаговременно отправился на пристань.

Мне не угрожала опасность провести ночь под открытым небом. Настоящейпристани здесь не было, зато стоял огромный остов давно уже отслужившегопарохода.

Эта махина, пришвартованная к берегу крепкими канатами, представлялаотличную пристань, а ее просторные палубы, салоны и каюты служили складом для всякого рода грузов. Старое судно с успехом выполняло и то идругое назначение и было известно под названием "плавучей пристани".

Было уже поздно, около полуночи, когда я поднялся на его борт. Дажепоследние замешкавшиеся здесь местные жители уже давно разошлись; ушел ихозяин складов. Сонный негр был единственным человеческим существом, которое попалось мне на глаза. Он сидел в отгороженном стойкой углу нижнейпалубы. Перед ним стояли весы с гирями, лежал большой моток толстой бечевки, кухонный нож и прочие необходимые для торговли предметы, которыевы можете встретить в любой мелочной лавке. Позади, на полках, былирасставлены бутылки с разноцветными напитками, стаканы, ящики с галетами, сыр из "Западных резерваций", кадки с прогорклым маслом, пачки жевательного табака и дешевых сигар - словом, обычный ассортимент бакалейнойлавочки. Остальная часть просторного помещения была завалена товарами всамой разнообразной таре: в кипах, мешках, бочках и ящиках. Одни грузыприбыли из дальних краев через Новый Орлеан и направлялись вверх по реке, другие - -щедрые дары земли - шли в обратном направлении, к устьюМиссисипи, чтобы переплыть через Атлантический океан в трюмах огромныхкораблей. На нижней палубе буквально негде было ступить, и, озираяськругом, я тщетно искал места, где бы улечься и хоть немного соснуть. Присвете я, вероятно, нашел бы себе укромный уголок, но сальная свеча,вставленная в бутылку из-под шампанского, сильно оплыла и едва освещалацаривший здесь хаос. Все же слабые отблески огня, игравшие на черном лице единственного здешнего обитателя, помогли мне до него добраться.

- Что, дядюшка, дремлете? - спросил я, подходя к стойке.

Американский негр никогда не позволит себе ответить вам грубо, темболее на вежливый вопрос. Мое приветливое обращение, видимо, затронулочувствительную струнку в душе чернокожего, и в ответ на мои слова лицоего расплылось в благодушной улыбке. Он не спал, и мой вопрос был заданс единственной целью завязать разговор.

- Ах, Боже ты мой, да это масса Эдвард! Дядя Сэм знает вас. Вы необижаете черный народ. Чем могу служить, масса Эдвард?

- Да вот еду вниз, в Новый Орлеан, и хочу дождаться здесь парохода.Говорили, какой-то будет сегодня ночью.

- Обязательно будет, масса Эдвард, обязательно! Хозяин тоже ждет. Какраз сегодня ночью должен прийти один пароход с Ред-Ривер - "Хоума" или"Чоктума".

- Отлично! Так вот, дядя Сэм, если у вас здесь найдется свободная половица футов в шесть длиною и вы не откажетесь разбудить меня, кактолько появится пароход, эти полдоллара будут ваши.

При виде серебряной монеты глаза дядюшки Сэма округлились от удовольствия и еще ярче засверкали его и без того яркие белки. Недолго думая, он схватил бутылку с торчавшей в ней свечкой и, лавируя между тюками и ящиками, повел меня к трапу. Мы поднялись на вторую, так называемуюпассажирскую палубу и очутились в салоне.

- Вон как много места, масса Эдвард! Жаль, нет кровати. Но если массане прочь поспать на мешках с кофе, Сэм очень рад, очень. Я вам свечу оставлю, у меня есть внизу другая. Доброй ночи, масса Эдвард, доброй ночи!Я разбужу, разбужу, не беспокойтесь.

С этими словами добродушный негр поставил свечу на пол и направился ктрапу, а я остался один со своими мыслями.

При тусклом свете сальной свечи я оглядел свою спальню. Как сказалдядя Сэм, здесь и вправду места хватало. Когда-то это было помещение дляпассажиров, но перегородку между дамским и общим салоном убрали, и сейчас оно представляло собой один огромный зал, более ста футов длиной. Ястоял почти на середине, и оба конца его, уходя вдаль, терялись где-то втемноте. Каюты по обе стороны зала и даже двери с узорчатым стеклом остались нетронутыми; одни были наглухо заколочены, другие прикрыты илираспахнуты настежь. Роспись и позолота на потолке и стенах салона потемнели и облупились, и только над аркой входа в общий салон ярко блестелазолотом надпись "Султанша", свидетельствовавшая о том, что я нахожусь востове одного из самых прославленных пароходов, когда-либо бороздившихводы Миссисипи.

Странные мысли бродили в моей голове, когда я стоял, осматриваясь, вэтом разоренном зале. Безмолвный и пустынный, необъяснимый интерес кимени Аврора? испытаешь и в самой глухой лесной чащобе.

Не слышно было ни одного привычного звука - ни стука машин, ни пыхтенья вырывающегося пара, ни гула мужских голосов или звонкого смеха; невидно было привычных предметов - блестящих канделябров, длинных, сверкающих хрусталем столов, и эта тишина, это отсутствие праздничного убранства в когда-то роскошном зале усиливали впечатление заброшенности.Казалось, что стоишь среди развалин древнего монастыря или на старомкладбище.

Мебели тут не осталось никакой. На полу лежали только грубые джутовыемешки с кофе, любезно предложенные мне Сэмом вместо постели.

Осмотрев свою необычную спальню, давшую столь странное направлениемоим мыслям, я стал подумывать о том, чтобы лечь. Здоровье мое еще недостаточно окрепло, и я сильно устал. Мешки с кофе манили меня. Я притащил их с полдюжины, сложил в ряд и, растянувшись на спине, накрылся плащом. Кофейные зерна, подавшись под тяжестью моего тела, оказались довольно удобным ложем, и не прошло пяти минут, как я уснул.

Глава XLIII. КРЫСЫ

Спал я, должно быть, час, а то и больше. Когда я лег, мне не пришло вголову взглянуть на часы, а когда проснулся, было уже не до того. Но чтопрошло никак не меньше часа, я мог заключить по величине огарка.

Этот час был одним из самых страшных в моей жизни. Я видел отвратительный сон. Однако я неправ, называя это сном. То не было сновидением,хотя тогда мне казалось, что я сплю и все это мне лишь грезится.

Но слушайте!

Как уже было сказано, я лег на спину и натянул свой широкий плащ досамого подбородка. Открытыми оставались только лицо да сапоги. Один мешок я подложил себе вместо подушки под голову так, что мне хорошо быловидно все мое распростертое на мешках тело и торчавшие из-под плаща носки сапог. Свечу я поставил прямо перед собой в ногах, и пол был мне виден на расстоянии нескольких ярдов. Я повторяю, что заснул сразу же. Покрайней мере, так мне показалось, да и сейчас кажется, хотя глаза у менябыли открыты и я ясно видел перед собой и свечу и ту часть пола, которуюона освещала. Я старался закрыть глаза, но не мог; не мог и переменитьположение и лежал, глядя на язычок пламени и светлый круг на полу. Вскоре мне представилось странное зрелище. В темноте предо мной вдруг заплясало несколько крохотных светящихся точек. Сперва я принял было эти точки за светлячков, которых множество в здешних местах, но как могли онипопасть в закрытое помещение? И потом, они кружились у самого пола, а нев воздухе, что было уже совсем странно.

Огоньков становилось все больше и больше. Теперь их было не меньшесотни, и что всего удивительнее, они двигались как бы парами. Нет, этоне могли быть светляки!

На меня напал страх, я вдруг почувствовал, что эти движущиеся над полом бесчисленные огненные точки таят в себе опасность. Но что бы этомогло быть?

Едва я задал себе этот вопрос, как тут же получил на него ответ, нисколько, правда, меня не успокоивший. Меня вдруг словно осенило: каждаяпара этих горящих точек - глаза!

Догадаться, что это глаза крыс, не представляло труда, но это былодля меня слабым утешением. Вы, возможно, посмеетесь над моим страхом, ноя скажу вам без шуток, что, если бы, проснувшись, я увидел перед собойготовую к прыжку пантеру, я испугался бы не больше. Я слышал немалорассказов, да и сам был очевидцем наглых набегов и кровожадных подвиговкрыс в Новом Орлеане, где в то время они расплодились в неимоверном количестве, и теперь один вид их вызывал во мне чувство омерзения и ужаса.Но всего ужаснее было то, что они надвигались на меня все ближе и ближе,а бежать от них я не мог. Да, не мог! Мои руки и ноги как бы налилисьсвинцом, и я не в силах был пошевельнуться.

Тогда-то я и подумал, что все это мне грезится.

"Ну конечно, - рассуждал я, ибо еще не лишился способности рассуждать, - это мне только снится. Но какой ужасный, отвратительный сон!Проснуться бы поскорей! Вот он, настоящий кошмар! Так всегда и бывает.Хоть бы я пальцем мог пошевельнуть! Господи!"

Эти мысли действительно мелькали в моем мозгу. Такое состояние бывалоу меня и раньше, когда я находился во власти кошмара. Но с тех пор как яузнал способ отгонять эти мучительные сны, они уже меня не пугали.

Однако теперь я не мог этого сделать. Я лежал, как покойник, которомуне закрыли глаза. Мне казалось, что я сплю. Но спал я или нет, самоестрашное было еще впереди.

Продолжая вглядываться в темноту, я заметил, что количество мерзкихживотных продолжает быстро расти. Вот они достигли освещенного пространства, и я видел уже их тельца, покрытые бурой шерсткой. Они заполонили все кругом. Пол кишел ими, и они колыхались, как волны, гонимые ветром. Отвратительное зрелище!

Крысы подступали все ближе. Я уже различал их длинные мордочки с серыми щетинистыми усами, их острые зубы, видел их злобные, колючие глазки.

Все ближе!.. Они взбираются на мешки, они уже шныряют по моему телу... Они гоняются друг за другом в складках моего плаща, они грызут моисапоги... Ужас! Ужас! Они хотят сожрать меня!..

Их мириады! Они всюду! Мне не видно, что делается справа и слева отменя, но я знаю, что они здесь. Я слышу их пронзительный писк, воздухпропитан запахом этих гнусных тварей. Я задыхаюсь от него. Ужас!..Ужас!.. "О милосердный Боже, пробуди меня от этого страшного сна!.."

Таковы были мои мысли и чувства в эти минуты. Я прекрасно сознавалвсе, что происходило, и потому был уверен, что это сон.

Я делал нечеловеческие усилия, чтобы проснуться, чтобы пошевелить ру-кой или ногой. Но тщетно: ни один мускул не повиновался мне, каждый нервмоего существа оцепенел. Кровь застыла в жилах.

Мне казалось, что эта пытка длится уже целую вечность. Я леденел примысли, что они съедят меня живьем. Правда, кровожадные зверьки пока накинулись только на мой плащ и сапоги, но ужас мой не знал пределов. Яждал, что вот-вот они вопьются мне в горло...

Но что-то отпугивало их от моего лица. Уж не пристальный ли взглядмоих широко открытых глаз? Не это ли удерживало их от нападения? Несомненно! Крысы копошились вокруг меня, взбираясь даже на грудь, но не решаясь приблизиться к моему лицу.

Не знаю, как долго удерживал бы их этот спасительный для меня страх,потому что мучения мои неожиданным образом кончились.

Свеча догорела, огарок с громким шипеньем провалился в горлышко бутылки, и наступила темнота.

Омерзительные животные, испуганные внезапным переходом от света ктьме, со страшным писком бросились врассыпную. Я слышал только торопливый топот лапок по дощатому полу.

Можно было подумать, что именно свет магически действовал на меня идержал в железных тисках кошмара. Как только свеча погасла, ко мне вернулись силы. Вскочив на ноги, я схватил плащ, стал неистово размахиватьим вокруг себя и закричал во весь голос.

Я обливался холодным потом и чувствовал, что волосы у меня встали дыбом. Но я все еще был уверен, что видел сон. Только когда перепуганныйСэм со свечой в руках явился на мой крик, я по плачевному состоянию своего плаща и сапог убедился в том, что меня в самом деле посетили этимохнатые гости и что все это происходило наяву.

Я бросился вон из салона и, завернувшись в плащ, как мог устроился напалубе.

Глава XLIV. "ХОУМА"

Я недолго сидел на пристани. Вскоре до меня донеслось хриплое пыхтенье, вдали показались огни топок, бросавшие на воду багровый отсвет,затем послышалось хлопанье пароходных плиц, бьющих по бурой воде Миссисипи, звон колокола, громкие слова команды, передаваемой от капитана егопомощнику, а от него - матросам, и минут через пять пароход "Хоума",идущий с Ред-Ривер, подошел вплотную к старой "Султанше".

Я взбежал по сходням, бросил на палубу свой багаж, поднялся наверх иуселся под тентом.

Десятиминутная суматоха, тяжелое топанье ног по сходням и палубе одни пассажиры спешили сойти на берег, другие торопились на пароход, пронзительные гудки, грохот огромных поленьев, бросаемых в топку; в промежутке - громкая команда, взрыв раскатистого смеха в ответ на грубуюшутку и сдержанный шепот прощанья... Десять минут шума и суеты, и сновазвон большого колокола, возвещающий об отплытии.

Я уселся в кресло возле стойки тента, почти у самого борта. Отсюдавидны были сходни, соединявшие пароход с плавучей пристанью, которую ятолько что покинул.

Рассеянно и равнодушно смотрел я на суматоху внизу. Если я и думал оком-нибудь, то предмет моих мыслей был не здесь, и самое воспоминание онем заставляло меня отворачиваться от этих суетящихся людей и устремлятьсвои взоры на левый берег реки. Быть может, эти мимолетные взгляды сопровождались вздохами, но когда я отводил глаза, мои мысли не останавливались ни на чем определенном, и мелькавшие передо мной люди казалисьмне тенями.

Вдруг что-то вывело меня из глубокой апатии. Мой взгляд случайно упална две человеческие фигуры, стоявшие на плавучей пристани, но не вблизимостков, где фонарь бросал яркий свет на торопливо бегущих пассажиров, ав отдаленном углу, под тентом. Я не различал ни их лиц, ни фигур подчерными плащами, но по их позам, по тому, что они старались держатьсяподальше от света, и по их явно взволнованному шепоту я решил, что этовлюбленные. Сердце подсказало мне это заключение, и я уже не искал другого.

"Да, это влюбленные! Счастливые влюбленные! Впрочем, нет, не такие ужсчастливые: их ждет разлука. Очевидно, юноша - начинающий конторщик илиторговец - уезжает в город на зимний сезон. Ну так что ж! Весной он вернется и снова пожмет эти тонкие пальчики, обнимет этот прелестный стан,повторит те же ласковые слова, которые после долгого молчания прозвучатеще нежнее... Счастливый юноша! Счастливая девушка! Что значит печальвашего прощания перед той жестокой разлукой, что выпала на мою долю! Аврора! Аврора!.. О, если бы ты была свободна! Если бы ты была дочерьюзнатных людей! Не потому, что я любил бы тебя больше - больше, чем ялюблю, любить невозможно! - но я мог бы смелее домогаться твоей любви,лелеял бы надежду... А сейчас - увы! - между нами разверзлась бездна,нас разделяет пропасть социального неравенства! Но и она не разъединитнаши сердца! Любовь преодолеет все!.." Ах!..

- Хэлло, мистер! Что случилось? Кто-нибудь упал за борт?

Я не обратил внимания на этот грубый окрик. Жгучая боль сжала моесердце, из груди вырвался невольный крик, который и дал повод к этомувопросу.

Пожав друг другу руки и обменявшись поцелуем, молодая чета рассталась. Юноша быстро взбежал по сходням. Я даже не посмотрел на него, когда он прошел мимо, освещенный ярким светом фонаря. Он меня не интересовал. Я не мог отвести глаз от девушки. Мне хотелось увидеть, как поведетона себя в последнюю минуту расставанья.

Убрали сходни. Прозвучал колокол. Мы отчаливали.

В это мгновение закутанная в плащ женская фигура выступила из тени,отбрасываемой тентом. Девушка хотела поймать прощальный взгляд возлюбленного. Сделав несколько шагов, она очутилась у самого края плавучейпристани, там, где горел фонарь. Соломенная шляпка, завязанная под подбородком на манер капора, съехала на затылок. Луч света упал на ее лицо,скользнул по волнам черных волос, сверкнул в чудесных глазах.

Боже милосердный, глаза Авроры!..

Неудивительно, что я крикнул отчаянным голосом:

- Это она!

- Что вы сказали? Женщина за бортом? Где? Где?

Человек был встревожен не на шутку. Услышав мой крик, он, очевидно,счел его ответом на свой предыдущий вопрос, а мой взволнованный видподтверждал его предположение, что какая-то женщина упала в воду.

Стоявшие поблизости пассажиры расслышали его слова и передали их соседям. Тревога распространилась по судну с быстротой лесного пожара.Пассажиры выбегали из кают и салонов и мчались к переднему тенту с криком: "Кто? Как? Где?" Кто-то громко крикнул: "Человек за бортом! Женщина!"

Я-то знал причину этой нелепой тревоги и потому даже не оглянулся.Мои мысли были заняты другим. Первая вспышка отвратительного чувства ревности - поглотила все мое существо, и я не обращал внимания на то,что творится вокруг.

Не успел я разглядеть лицо девушки, как судно, развернувшись противтечения, заслонило ее от меня. Я кинулся вперед, к трапу. Но тут рулеваярубка загородила мне вид на берег. Это меня не остановило. Я решил залезть на нее. Взбудораженные пассажиры оттеснили меня, и прошло немаловремени, прежде чем мне удалось забраться на покатую крышу рубки. А когда мои усилия увенчались наконец успехом, было поздно: пароход отошел нанесколько сот ярдов. Я видел издали плавучую пристань с ярко горящимифонарями, различал даже фигуры стоящих на ней людей, но уже не виделтой, которую искал мой взор.

Разочарованный, я перешел на штормовой мостик, который почти соприкасался с крышей рулевой рубки. Там я надеялся остаться наедине со своимигорькими мыслями.

Но и в этом было мне отказано. Снова послышались громкие голоса, топот тяжелых сапог и быстрые шаги женщин, и в то же мгновение поток пассажиров хлынул на штормовой мостик.

- Вот этот джентльмен! Вот он! - раздался чей-то голос.

В один миг возбужденная толпа окружила меня.

- Кто упал за борт? Кто? Где? - посыпались вопросы.

Я, разумеется, сразу понял, что вопросы относятся ко мне и что поранаконец объясниться и прекратить эту беспричинную панику.

- Леди и джентльмены! - сказал я. - Мне ничего не известно о том, чтокто-то упал за борт. Почему вы обращаетесь ко мне?

- Хэлло, мистер! - вскричал виновник переполоха. - Разве вы не сказали...

- Ничего я не говорил.