Чтение 10–й страницы книги ~Танец для живых скульптур~

Потом она сказала мне, что это произошло помимо е„ воли.

Со стороны это выглядело так, как будто я преградил ей дорогу.

- Я в первый раз на море. Здесь, кажется, принято знакомиться без церемоний?

И тогда я услышал е„ голос.

- Что ж,- сказала она.- Давайте познакомимся.

Голос у не„ был низкий и звучный, но мягкий, что-то отзывалось ему внутри, где-то глубоко. Говорят, бархатный. Бархатный голос.

Она сказала, что с первого взгляда приняла меня за девушку, но разглядела, что плащ заст„гнут на мужскую сторону.

Два дня и три ночи мы не выходили из номера.

Она допытывалась, были ли у меня женщины. Я сказал, что нет. Она сказала, что не верит, требовала, чтобы я сказал правду.

Чтобы я рассказал ей вс„.

- Рассказывай мне. Вс„-вс„! Ничего не бойся.

- Как на исповеди?

- На исповеди всего не говорят,- сказала она.

Она захотела, чтобы мы обменялись крестиками, и я подумал: "А можно ли? Ведь у нас разные?"

Но она сказала: "Дева Мария видит нас. Она пойм„т, ведь она женщина".

И она надела мне на шею свой крестик, католический крестик на серебряной цепочке.

Я чувствовал, что она сильнее меня. И это было приятно. Никогда раньше так не было. И я рассказывал ей, как было раньше, а она вдруг начинала ревновать, требовала: "Люби меня!"

А я говорил: "Я никогда не любил раньше. Я не знал, что такое любовь".

Я не знал, что такое страсть, я читал о ней, но не мог представить, что женщина может быть такой.

Иногда она оговаривалась: "Ты одна у меня!"- когда она начинала говорить быстро-быстро, уже не словами, а самим голосом, и вдруг срывалась на ш„пот.

И однажды я не выдержал и сказал: "А муж?"

Она посмотрела на меня так, как будто я произн„с неприличное слово. Потом неприязненно повела плечами: "Это была ошибка".

- Забудь про вс„, как будто ничего не было!..

И только теперь мы родились...

Вс„ прошло, мы одни...

Она повторяла: "Мы одни".

- Посмотри, вокруг никого!

Здесь, сейчас, всегда, в целом мире, одни, одни, ты одна у меня!

От не„ невозможно было ничего скрыть, и я исповедовался ей, а она слушала, жадно, как любила, жадно искала всегда только одного.

- Но ты не любил е„?

- Но между вами ничего не было? Не ходи туда больше. Никогда, слышишь? Не связывайся с ними. Никогда не ходи к ним. Уж я-то их знаю.

Я подумал: "Откуда она может знать?"

- Но ты не стал звонить ему?

- Я же сказал, нет.

- Я верю,- шептала она.- Я верю тебе.

Я думал, правда ли это? Она не верит мужчинам.

Она боится, что я стану таким, что это прид„т откуда-то, ворв„тся и отнимет меня у не„. Предчувствие?

Но что!

Когда мы одни в целом мире!..

Когда я отдавался ей, изнемогая от наслаждения, когда она становилась одним пылающим комком страсти и становилась вдруг больше самой земли, всего мира, и я падал в не„ и растворялся в ней, и не было уже ничего больше... Тишина.

Она борется с чем-то?

Когда она вдруг становится задумчивой, о ч„м она думает?

Я не спрашивал е„. Она знала больше меня.

Если я обижался, она обращала вс„ в шутку. Она смеялась, подшучивая надо мной.

Я был от не„ без ума.

Иногда мне становилось страшно, когда я думал о том, что она для меня - вс„. Что, если я потеряю е„? Это будет конец.

Она тоже чувствует это?

Она боится своей страсти, боится потерять меня, она не хотела привязываться ко мне так сильно? А теперь уже поздно, и она ещ„ больше распаляется, желая удержать меня. Или защитить?

Ведь она сильнее.

Защитить, заслонить, но от чего же? От чего, Каролина?..

От чего, Каролина? Ведь мы же одни, совсем одни, посмотри, вокруг никого!..

Я всегда был один.

И таил сво„ одиночество, оно рвалось из меня и разрывало мою грудь, и плакал, мне было жалко себя, я хотел, чтобы они знали, что я плачу, я убегал от них, чтобы они не увидели, и, забыв обо мне, они веселились, а я, спрятавшись, плакал, мне хотелось, чтобы они стали искать меня и нигде не могли найти, и испугались, они бы раскаялись. Я плакал от бессилия и жалости к себе, я ненавидел их и хотел к ним.

Они забыли про меня, я был один.

Я шептал о своей тоске собакам, а они вдруг начинали выкусывать из своей шерсти и глупо таращились, испуганно вскакивали и отбегали и издали смотрели на меня злобно, не понимая, за что я бью их. А я звал их, чтобы они простили меня. Я понимал, что это гадко, и ненавидел себя и бил себя по лицу, и хотел убить... Я шептал о своей тоске подушке, стене, окну, темноте, дереву, кому-то неведомому, доброму...

- Я хочу знать, зачем тебе деньги знать, зачем, зачем тебе знать об этом, ты

- Я хочу знать, что ты затеял никогда, никогда не пойм„шь этого, никогда

- Я дам тебе денег, если ты объяснишь, зачем они тебе не пойм„шь меня, вы все, никогда!

- Так ты не желаешь объяснить Никто никогда не пойм„т этого! я искал тебя, всегда искал тебя, я знал, что ты есть, я всегда был один, ты полюбишь меня, ты пойм„шь то, чего Никто Никогда Не Понимал!

Меня гладили по голове, называли мужчиной, но тут же забывали обо мне и смеялись между собой, потому что думали, что я реб„нок, мне хотелось кричать. Сделать им больно, так, чтобы они знали, кричать!..

Я убегал и забивался в угол, а за столом мне наливали морс и звали, чтобы я пил и отправлялся спать.

А женщины пили вино и не замечали, что меня нет.

Она сказала: "Называй меня мамой".

......................................................................... ...................

Леди, сидя у большого зеркала в вычурной золоч„ной раме, делает утренний макияж. Перед ней на туалетном столике косметика - крема, тоники, чего только нет. Неужели она вс„ это возит с собой?

Уже утро, или, может быть, день. Я только проснулся, ещ„ не умылся и не успел привести себя в порядок - заспался.

Я неслышно подкрался к ней сзади, но она увидела меня в зеркале и улыбается мне.

- Доброе утро, засоня.

- Я вчера уснул, устал с дороги... Ты уж извини...

Я наклоняюсь к ней и целую е„ в плечо.

Она поворачивается ко мне.

- Выспался?

- Да.

- Значит, теперь ты в форме?- она пожимает плечами и снова отворачивается к зеркалу.- Тогда к чему этот трагический тон?

Я снова наклоняюсь к ней, чтобы поцеловать.

- За нами скоро заедут. Может быть, ты хочешь принять душ?

- Да,- говорю я, глядя на е„ волосы.- Что? Извини, я ещ„ не совсем проснулся.

- Так просыпайся скорее!

- Вс„ это похоже на сон.

- Завтрак ты уже проспал,- говорит она.

- А что, здесь завтракают по часам?

- Да. Неудобно, правда?

- Да,- говорю я.- Но мы с тобой можем позавтракать и в номере? Или где-нибудь...

- Не думаю, что у нас будет на это время. Ты был здесь когда-нибудь?

- В этих местах? Нет, никогда.

Сегодня она устраивает пикник. Она говорила мне об этом вчера.

- Никогда?

- Нет.

- А, вообще, на море?- говорит она, извлекая из футляра алую губную помаду.

- Летом - никогда.

- Неужели, никогда?- она смотрит на меня в зеркало.- Ну, иди, у нас мало времени.

Я отправляюсь в ванную.

И, только я успеваю включить воду, как в комнате за дверью раздаются радостные женские голоса.

Я выключаю воду и минуту-другую стою, прислушиваясь.

Потом закрываю дверь на шпингалет, снова включаю воду и затыкаю ванну пробкой.

Мне хочется выйти к ним, но не выходить же в таком виде. Ничего, без меня не уедут.

.................................................................

Я открыл шпингалет и вышел. Комната была пуста.

Я уселся в кресло и под монотонное жужжание фена стал прикидывать, куда мне пойти. Или, может быть, остаться в номере и ждать е„?

Не могла же она уехать без меня. Значит, она скоро верн„тся.

Тут я вспомнил, что у меня нет денег, но, странно, я не испытывал никакого беспокойства.

Я выключил фен, отложил его в сторону и подош„л к окну.

Весь мир был залит солнцем, море... Отсюда был виден пляж и полоса прибоя.

Я стоял и смотрел в окно.

А потом я увидел деньги. Они лежали на подоконнике.

И ещ„ записка: "В 4 часа у пристани".

Я посмотрел на часы. Впереди был весь день.

Я рассмеялся.

......................................................................... ..........

Я стоял у открытого окна в пустом гостиничном номере и смеялся, а там, впереди, было море, и вс„ вокруг было залито солнцем.

Я ш„л по раскал„нному солнцем тротуару, отбивая находу чеч„тку, оркестр, шествовавший за моей спиной, подбадривал меня пронзительными воплями труб и грохотом тарелок, от улицы к улице он становился вс„ громче - должно быть, ко мне сбежались все уличные музыканты и ресторанные оркестры, какие только есть в этом городе, и просто все-все-все.

Заметив очередной кабачок, я командовал штурм, и под радостные завывания саксофонов, р„в литавр и нетерпеливое повизгивание скрипок мо„ доблестное войско овладевало очередной крепостью, и тогда, подогретая возлиянием, музыка окончательно сходила с ума, сотрясая ст„кла и стены заведения, чем заставляла доброго хозяина то и дело хвататься за сердце и возводить глаза к потолку.

Заплатив за вс„, что было здесь выпито и разбито, я просил его заказать что-нибудь моему оркестру,- обычно заказывают посетители, ну, а мы сделаем наоборот!

И он называл какую-нибудь песенку, и мы пели е„ все вместе.

"Ах, эта музыка возвращает меня прямиком в детство. Вот это было время!"

И мы расставались, счастливые и растроганные, и музыка продолжала триумф.

И если по улице шла обворожительная принцесса,- несомненно, заколдованного королевства,- я требовал исполнить в е„ честь гимн, и цветочницы сбегались как пч„лы на запах клубничного варенья, и я брал у них охапки цветов и подносил своей незнакомке.

А музыка продолжала шествие.

Я объявлял танец, и музыканты, не отрываясь от своих инструментов, устраивали нечто вроде урока гимнастики в палате для буйнопомешанных, и мне непременно хотелось быть первым, и мне аплодировали из окон, а я раскланивался, стараясь делать это как можно изящнее, что было не так просто, как может показаться - ведь я едва держался на своих ногах.

Вскоре обнаружилось, что пиршество уже не может вместиться в обычных размеров кабачок, и я скомандовал привал. Мы расстелили скатерти прямо на тротуаре, и все нашли, что это придумано на редкость удачно.

Меня понесло на поэзию, и я стал импровизировать какую-то сногсшибательную поэму, мой голос немедленно окрылился музыкой, и вот уже вс„ это обернулось оперой, а тем временем кто-то усердно и стремительно расписывает скатерть в цвета летней победы и венецианских карнавалов.

"Давайте курить сигары!"- капризно тянет тенор, встряхивая руками.

"Сейчас закончу, сейчас!"- заверяет его художник, распл„скивая по скатерти потоки своего вдохновения.

Со второй попытки я вс„ же поднимаюсь над тротуаром на высоту своего тела. И мне хочется подняться к самим облакам, если они есть, и ещ„ выше!

"На какой руке носят часы?"- спросил я у людей, отчаявшись понять, что это за время.

"На той, где запястье",- ответили люди.

"А почему вас так много?"- спросил я у них.

Они не ответили.

Я вытряхнул из карманов остатки денег.

"Я должен идти. Один",- сказал я, заметив, что некоторые стали подниматься.- "Выпейте за прекраснейшую из женщин земли, чья красота пленяет ангелов небес и демонов ада! И сыграйте мне что-нибудь на прощанье".

И они провожали меня музыкой, и я ш„л к ней.

К моей Леди.

......................................................................... .....

- Давай скорей, все уже в сборе.

Едва я прыгнул на борт, катер отчалил от берега. И вот, я уже снова знакомился, улыбался и пожимал руки. Да, да, да, конечно.

Я искал Леди глазами, но она куда-то исчезла. Повсюду были эти люди, а е„ нигде не было. Мне стало не по себе.

А потом она появилась.

Все вокруг шумели, кто-то открывал шампанское.

- Где ты была?

Она не ответила.

- Куда ты вс„ время уходишь?

Она, кажется, даже не слышала, мимоходом шепнув только: "Выпей шампанского". И снова исчезла.

Мы причалили к берегу. Я хотел помочь Леди сойти, но кто-то уже подал ей руку.

- Надо бы обследовать этот остров,- предложил я, ни к кому особо не обращаясь. Мне никто не ответил.

- Я пойду, прогуляюсь,- сказал я Леди.

- Да,- сказала она.- Там есть тропинка, она вед„т на самый верх. Только не уходи надолго.

- Ладно,- сказал я.- А где она, эта тропинка?

- Там увидишь.

Я оглянулся на море и катер, с которого перетаскивали на берег корзины и ящики с вином и снедью, и побр„л по горячему белому песку в сторону леса.

......................................................................... ........

Разве хоть кто-то любил меня? Но ты такой красивый...

Я никогда не был красивым, всегда, всегда я был красивым реб„нком, игрушкой, куклой, ах, какой у вас очаровательный мальчик! Ты бер„г себя для меня!

Я не бер„г себя. Кто же! Дева Мария? Мария!

Для тебя, для тебя одной во вс„м мире, Мария! У меня никогда не было, никогда!

...какой у вас большой сын, посмотри, какой