Чтение 10–й страницы книги ~Путь Императора~

передвигаться. Даже раненный в ногу, опираясь на меч, как на костыль, ковылял
прочь. Бывший солдат не стал его преследовать. Соображал он довольно медленно,
если дело не касалось драки. И теперь предпочел, чтобы в происшедшем разбирался
Тарто. Благо старшина не пострадал.

Трупы убитых собрали на краю поляны. Раненых без излишней жестокости
добили. К счастью, если не считать нескольких синяков и попорченного в драке
реквизита, цирковые не пострадали. Это казалось невероятным. Тарто только
головой крутил, глядя на трупы и кучу оружия, сложенного отдельно.

- Муж, - проговорила Нифру, - взгляни-ка сюда. Совсем молодой воин.
Грудь - в запекшейся крови, но черты безусого лица удивительно спокойны.

- Ого, - пробормотал старшина. - Это же самерийский горец! Кто его так
отделал? Большой! - крикнул он.

- Погоди. - Нифру наклонилась над убитым, развязала куртку. Отсвет огня
вспыхнул на кольчужных кольцах.

- Это не я. - Подошедший Большой покачал головой, потом,
присмотревшись, почесал голову и изрек:

- Похоже, как в четыре руки били копьями.

- Переверни его, - сказала Нифру. В спине самерийца обнаружились точно
такие же раны.

- Что скажешь, муж?

Тарто развел руками.

- Это не копья, - проговорил Большой, ощупав разрывы кольчуги. - Никто
не делает копий с круглыми наконечниками. А где его нашли?

- Налус! - позвал Тарто. - Где ты нашел этого парня.

- Там, - показал тот. - А что?

- Хотелось бы знать, кто его убил!

- А какая разница? - флегматично произнес сын старшины. - Убили, и
ладно.

- Знаешь, муж, - задумчиво проговорила Нифру. - А ведь он прав.

Тарто внимательно посмотрел на жену... и ничего не спросил.

- Налус, - сказал он. - Проследи, чтобы женщины легли спать. И принеси
лопаты.

Мечи и прочее вооружение, кроме разрешенного, по решению Тарто сдали
начальнику ближайшей крепости, куда цирковые без трудностей добрались на
следующий день. Большой, правда, очень хотел оставить себе меч горца, но Тарто
был тверд. Что запрещено - то запрещено. Возмещение за сданное оружие ничтожно,
зато слава о цирковых, разбивших целый отряд самерийцев, летела впереди
фургонов, утраивая щедрость зрителей, которые - сами профессиональные солдаты -
совсем иначе глядели на жонглирующего топорами Большого. А уж Фаргалу, отвагу
которого старшина расписывал с невероятным красноречием, просто овации
устраивали. Мальчик, впрочем, не понимал, в чем, собственно, его заслуга. Разве
можно поступить иначе?

Тогда-то старшина впервые и назвал его с помоста Даром Ашшура.
Насколько же он был далек от истины!

Жрец Мудрого Аша и его прислужник-человек, которого звали Карашшер,
глядели в магический кристалл, где в голубом сиянии скользил исполинский змей.
Впрочем, только Карашшер видел змея. Маг в этот миг сам был той огромной
рептилией, видел ее глазами и чувствовал все, что чувствовало гигантское
пресмыкающееся. Более того, как слуга Мудрого, он мог бы превратить в змею,
пусть не такую громадную, даже собственное тело. Но последние два века ни разу
этого не делал. Он слишком дорожил магической властью, неразрывно связанной с
человеческим обликом.

- Выходит, ты ошибся, господин, - осторожно произнес Карашшер.

- Нет. - Сознание жреца полностью вернулось в человеческое тело. - У
него особый путь, а законы- Судьбы - выше воли богов. Потому-то отец наш Ашшур
оставил дела своего мира.

- Это действительно так? - заинтересовался Карашшер.

- Так говорят. - Серые глаза жреца на миг утратили огонь холодной мощи.
Но только на миг.

- Мы служим Мудрому. - Последователь Аша сотворил старинный знак
уважения, и зеленый огонек, сорвавшись с его пальцев, медленно опустился на
мозаичный пол. - Не обращайся к тому, чего не можешь понять, и избегнешь беды.

Возможно, это была угроза. Карашшер опустил глаза, уставившись на
зеленый огонек под ногами, молчал, не решаясь нарушить тишину. Маг был
единственным существом, которого он боялся. И Карашшер не мог бы сказать, чего
он страшился больше: кары, за непослушание или того, что маг выбросит его, как
негодную вещь, навсегда забыв о существовании какого-то Карашшера. Воин видел и
то и другое (он был не единственным слугой жреца Мудрого) - и каждый раз ужас
его был безграничен. Но Карашшер знал, что, пока он нужен хозяину, тот будет
терпелив с ним. И воин старался оставаться нужным.

- Я полагал сделать его магом, - сказал жрец Аша. - У него есть и этот
талант. Но, похоже, Судьбе угодно создать из него воина.

- Да, мой господин, - согласился Карашшер. - Этот мальчик -
прирожденный боец. Он не знает страха.

- Он узнает его, - жестко сказал маг. - Позже.

- Я мог бы стать его наставником, - предложил Карашшер. - Уж бойца я из
него сделаю. Лучшего в Четырех Империях!

Маг усмехнулся.

- Нет, - сказал он. - Ты сделал бы из него безупречного воина. А
безупречный воин - всего лишь воин. Он слеп. Тот путь, какой ему предназначил
я, путь боли и одиночества. Пусть он познает слабость, пусть станет гибким, как
плеть. Тогда никто, кроме держащего рукоять, не сможет угадать, куда он ударит.

- А рукоять держать будешь ты? - угадал Карашшер.

- Да, - сказал маг. - Так угодно Мудрому... и мне.

Глава седьмая

Фаргал разбежался и, высоко подпрыгнув, вскочил на подставленные ладони
Большого, оттолкнулся - и вот он уже стоит, выпрямившись, у Большого на плечах.
Мимошка бросил им, один за другим, пять ножей и застучал в маленький барабан,
задавая ритм. Ножи замелькали в воздухе. Фаргал и Большой жонглировали в четыре
руки. Отполированные клинки вспыхивали на солнце. Фаргал сам придумал этот
номер, и они с Большим два месяца разучивали его, сначала с деревянными
жезлами. Лезвия у ножей затуплены, но жала - острые. Ошибка - и получишь
серьезную рану. Но партнеры не ошибались. Они на диво хорошо чувствовали друг
друга.

- Хоп! - крикнул Мимошка, и один из ножей взлетел высоко вверх, а
четыре разом полетели в деревянную мишень.

Пятый нож Фаргал поймал зубами и ловко спрыгнул на землю.

- Ну как? - спросил он Мимошку.

- Отлично!

- Не очень-то, - проворчал Большой, подходя к мишени, на которой был
намалеван человек с длинными белыми волосами: пират-кушога.

Ножи, брошенные Большим, воткнулись в жирную бурую кляксу, обозначавшую
рот. Один из ножей, брошенных Фаргалом, попал точно в глаз кушога, а вот второй
валялся на земле.

- Ты куда целил? - поинтересовался бывший десятник. - В солнышко?
Фаргал молчал. Большой выдернул пару ножей и бросил Фаргалу.

- Ну-ка! - сказал он.

Фаргал прищурился, резко взмахнул руками. Ножи, дважды перевернувшись в
воздухе, ударили в мишень. Правый - в глаз, левый - на ладонь в сторону, у
самого края доски.

- Еще раз! - потребовал Большой, возвращая Фаргалу ножи.

Мальчик повторил бросок. На этот раз левый попал в цель, а правый едва
не продырявил учителя. Большой уклонился, подобрал нож и не глядя, сбоку,
вогнал его в мишень. Точно в нарисованный глаз.

- Баба, - презрительно сказал бывший солдат. - Неуклюжий щенок.

- Но я не могу думать о двух руках одновременно! - запротестовал
Фаргал.

- А кто сказал, что ты вообще должен думать? - зарычал Большой. -
Бросай, криворукий, а не болтай!

Фаргал метнул ножи... Правый - в цель, левый - куда-то в область
"живота" мишени.

- Пятнадцать шагов, - презрительно процедил Большой. - Может, тебе
попробовать с трех? Фаргал надулся.

- Не могу я, - обиженно пробурчал он.

- Сможешь, - сказал бывший десятник. - Это не труднее, чем бросать
вверх раскрашенные палки.

- Ну это-то у меня выходит получше, чем у тебя, - с оттенком
превосходства заявил Фаргал.

Большой многозначительно щелкнул по своему ремню. Фаргал на всякий
случай отошел подальше.

- Дядя, давай я ему скажу, - вмешался Мимошка.

- Ты? - Большой состроил гримасу. - Да ты и так-то не сможешь.

- Не важно. Слушай, малой, ты правую ногу вперед не ставь, нет, и левую
тоже, ровно встань, понял? Во! Теперь бросай!

Фаргал метнул ножи. Левый опять ушел в сторону, но намного меньше, чем
раньше.

- Шею не напрягай, - посоветовал Мимошка. - И на мишень прямо не
смотри, пусть руки смотрят.

Большой открыл рот, чтобы высказать все, что он думает по поводу
советов племянника, но тут Фаргал снова метнул ножи... и оба клинка угодили в
цель!

- Еще раз! - потребовал бывший солдат. Новый бросок был так же точен.

- Не понимаю, в чем тут дело, - пробормотал Большой, - но прими мое
уважение, племянник. Может, сам попробуешь?

- Не, это не мое! - засмеялся Мимошка. - Мое - вот! - и махнул сальто
назад.

- Я тоже так смогу! - заявил Фаргал.

- Сможешь, - согласился Мимошка. - А вот он - нет! - И сделал
пренебрежительный жест в сторону Большого.