Чтение 10–й страницы книги ~Время перемен~

- Чушь, - сказал он уверенно. - Полная и абсолютная.

- Поясни!

- Да тут и объяснять нечего! Это у кого, интересно, жизненное пространство ограничено? Какой у нас нынче гарантированный жилищный минимум?

- Не помню. Метров двадцать?

- Пятнадцать с половиной! - сказал батя.

- Не может быть! - удивился я. - Так мало?

- Мало? - Батя хмыкнул. - Когда я на свет появился, на таком пространстве люди втроем-вчетвером жили. Не все, конечно. А островные японцы до сих пор так живут - на ограниченной территории. На то человеку и дан разум, чтобы всякие, извини, инстинкты сдерживать. А как историк я тебе могу сказать: люди способны мирно уживаться на таких ограниченных "территориях", что никаким крысам не снились. Представь себе полсотни взрослых мужиков, которые на площади в несколько десятков квадратных метров проводят даже не дни, а месяцы. А ведь примерно так выглядели все морские путешествия еще пять-шесть веков назад. Без женщин, с однообразной пищей и тухлой водой... И заметь, за борт не бросались и глотки друг другу не рвали.

- Не думаю, что это подходящий пример, - возразил я. - У твоих древних мореходов традиции были другие и стимулы. А у нас...

- Стоп! - Батя поднял палец. - Ты говорил не о традициях, а о биологическом виде хомо сапиенс. А вид этот за последние сорок тысяч лет изменился весьма незначительно. Именно как вид. Следовательно...

- Пап, подожди минутку... - В моем сознании смутно зашевелилась какая-то идея... - А почему ты решил, что человек как вид не изменился?

- Я не сказал: человек, - заметил батя. - Я сказал: хомо сапиенс сапиенс. То есть наш с тобой биологический вид. Даже не вид, а подвид, поскольку наши с тобой отдаленные предки успешно скрещивались с другими представителями вида хомо сапиенс и давали вполне жизнеспособное потомство.

У меня ёкнуло внутри. Перед глазами встал чудовищный облик трехглазого "пессимиста" с американской базы. Нет, не может быть! Или - может? И наш трехглазый "брат по разуму" давно известен кучке продвинутых ученых археологов-палеоантропологов. Я тут же представил, как в каком-нибудь "Вестнике археологии Томского филиала АН" уже лет десять идет строго научная и абсолютно непонятная для непосвященных полемика о том, как именно крепились челюстные мышцы к костному фрагменту № 56, извлеченному из слоя такого-то, при том, что сами челюсти обнаружены не были, а факт наличия в частично восстановленном черепе третьей глазницы обсуждался в седьмом и двенадцатом номерах прошлогоднего "Вестника" и для научной общественности более интереса не представляет.

- Пап, - осторожно спросил я. - Кого ты имеешь в виду под другими представителями хомо сапиенс?

- Неандертальцев, конечно, - батя был удивлен. - Или вашему "Алладину" удалось обнаружить еще кого-то? - Доктор исторических наук, действительный член дюжины Академий Алексей Андреевич Грива одарил своего сына покровительственной улыбкой, не подозревая, насколько близок к истине.

Батины слова меня и успокоили, и огорчили одновременно. Успокоили потому, что вернули веру в то, что не существует неких "отстойников информации", недоступных нашим аналитикам. А огорчили потому, что любая информация по "пессимисту" была бы необычайно полезна.

И тут мысль, которая шевелилась у меня в мозгу, перед тем как батя сказал о "других разумных", оформилась, и я спросил:

- Пап, а с чего ты взял, что наш биологический вид, или подвид, все равно, не мог измениться прямо сейчас?

- Ты имеешь в виду - в последнее столетие?

- Да хоть в последнее десятилетие! Или ты станешь утверждать, что это невозможно?

- Утверждать не стану, - батя усмехнулся. - Я историк, Темка. Я не оперирую понятиями "прямо сейчас". Даже сто лет - это ничтожный срок для каких-то определенных выводов. Дай мне хотя бы триста-четыреста - и при наличии необходимых документальных и материальных свидетельств я попробую сделать обоснованный прогноз. А делать выводы для "прямо сейчас" - это не ко мне, это к деду. Или в Государственную Думу. Там тебе на любой вопрос прямо сейчас и ответят, только ответы почему-то все разные окажутся! - Батя нахмурился и залпом опрокинул бокал коллекционного калифорнийского. - Р-разогнать дар-рмоедов к чертовой матери!..

Все, мой отец уселся на любимого конька. Это - надолго.

Пятнадцать лет назад, когда я еще полировал брюками скамьи Военной школы, дед уговорил батю выставить свою кандидатуру от "Прогрессивной христианской партии". Батя согласился. Главным образом, чтобы дедулю не огорчать. Старик как раз второй инфаркт перенес.

Батя был абсолютно уверен, что никто его не выберет, но где-то наверху, в кругах, приближенных к Государю, сочли, что Грива-младший, известный ученый, признанный не только в Запад-Европе и Азии, но даже по ту сторону Атлантического океана, идеально соответствует имиджу новой России. В избирательную кампанию бати влили сколько-то там сотен тысяч рублей, поддержали по гало... Кажется, даже сам Государь что-то сказал... позитивное. И стал мой батя депутатом. Я, помнится, тогда очень гордился.

К сожалению, к закулисным политическим играм мой отец оказался совершенно непригоден. Голосовал исключительно по собственному разумению, на дебатах помалкивал, а если и брал слово, то резал правду-матку... Чем снискал себе определенную популярность, но начисто угробил свою карьеру государственного деятеля, смертельно возненавидел все политические игрища и до сих пор ворчал, что впустую потерял четыре года. Может, и так... Но после депутатства у бати больше никогда не было проблем с финансированием экспедиций. Он, конечно, приписывал это своему научному авторитету, но мне, в прошлом сотруднику Департамента внешней разведки, которому по должности полагалось разбираться в закулисных играх, было ясно, откуда такая щедрость. Для политической верхушки Министерства науки и образования сын действительного тайного советника Гривы и до своего депутатства был не чужим, после стал и вовсе своим. Одним из. Пусть сам он считал иначе. Пусть выдвинув, его пришлось задвинуть обратно. Но зато теперь там, наверху, его знали лично. "Грива? Какой? Алексей Андреич? - спрашивал замминистра, наискось проглядывая документ, чтобы найти знакомое слово среди заумных научных терминов. - Конечно, дадим. Сколько он хочет, триста? Андреич лишнего не попросит. Дадим ему полмиллиона. Надо поддержать перспективного ученого...

... Батя закончил обличительный монолог, запил бокалом калифорнийского и сказал будничным голосом:

- А вообще-то ты можешь оказаться прав, Темка. Условия меняются - меняется и вид. С человеческим видом по приспособляемости разве что тараканы могут конкурировать. А ты знаешь, кстати, что у нас в Эрмитаже, в хранилище, шипящие тараканы живут. Размером с пол-ладони.

- Откуда они там взялись? - искренне удивился я.

Тараканов я видел всяких. И с пол-ладони, и побольше. В Азии, в Африке... Но дома...

- А бес их знает, откуда. - Батя отправил в рот очередную устрицу. - Уборщики их ловят и в зоомагазины продают. И каким же ты представляешь себе представителя вида хомо сапиенс новалис?

Я пожал плечами.

- Нечто большеголовое, на тоненьких ножках, - я усмехнулся.

- Угу. Добавь еще атрофированный пенис и третий глаз - и пиши сценарий для гало. Эй, ты что такой серьезный?

Еще бы мне не быть серьезным! Прямо в десятку!

- Не нравятся головастики, могу предложить более современный вариант: две извилины, два сердца, лазер в ухе и свинцовая скорлупа на тестикулах! - Батя слегка опьянел и развлекался. Мне же было не до смеха. Впору было зашипеть, как тропический таракан в холодном Эрмитажном подвале.

Я не верю в случайные совпадения. Меня так учили: не верить в случайные совпадения. Батя у нас в семье самый умный. Но его не учили на разведчика. А меня учили. А разведчик - это не только умная голова, но и сверхчувствительная задница. Без этого органа ни один "полевик" не выживет. И этот самый орган мне сейчас подсказывает: батя что-то надыбал. И сейчас очень осторожненько прощупывает меня, сотрудника Всемирного комитета по выявлению и пресечению несанкционированных научных исследований (в просторечии "Алладина"), который, по совместительству, - его родной сын. Нет, у меня точно паранойя.

- Ладно, пап, - сказал я. - Давай теперь серьезно. Если среди нас, не дай Бог, зародились эти самые новые человеки, то какая у них главная задача?

- Выжить, - немедленно ответил батя.

- А кто будет у них главным соперником в этом процессе?

- В корень смотришь, сын! - одобрил батя. - В меня пошел. Продолжай!

- Новый вид хочет занять место старого, а старый, соответственно, будет беспощадно сопротивляться. Рефлекторно. На голом инстинкте...

- Будем, сын!

Звякнули бокалы, я влил в себя новую порцию калифорнийского и сказал:

- Получается, не будет ни большеголовых карликов, ни свинцовых яиц. И будут эти хомо сапиенс новалис внешне - вылитые старые человеки. Более того, они могут и сами не знать, что они - новый вид. Вот ты, например... Может, ты и есть - новый.

- Нет уж! - Батя засмеялся. - Я уже слишком стар. Ты - другое дело!

Глава семнадцатая

О СЛУЖЕБНЫХ ТАЙНАХ И ПРЕВОСХОДСТВЕ ДЕРЖАВЫ

Маленькое кафе размещалось в зеленом уютном дворике. Четыре стола, ступенчатый фонтанчик, два вышколенных официанта - на подобающем отдалении. Накрыт был только один стол - на три персоны. Сучков с Буркиным уже были тут.

- Штрафную! - моментально провозгласил Буркин.

- Без проблем! А за что пьем?

- У меня сын родился! - торжественно объявил Иван.

- Поздравляю! Все нормально?

- Угу. На месяц раньше, но это не страшно. Два восемьсот. Клавка говорит: красавец, весь в меня! - Сучков просто светился от счастья.

- Если красавец, то точно не в тебя, а в Клавку! - улыбнулся Буркин.

- Ты, Серега, лучше на себя посмотри! - обиделся новоиспеченный отец. - Эх! Удачно я все-таки в Махачкалу не поехал! Родила бы Клавушка без меня, нехорошо получилось бы.

- А что там, в Махачкале? - спросил я, проглотив скользкий рыжик. - Не по моей части?

- Ишь, пуганая ворона куста боится! - Иван подмигнул Буркину. - Не боись, Алексеич, в Махачкале все замечательно. Нормальная секта: Аллах Акбар плюс Харе Кришна. Обычный псевдорелигиозный синтет с примитивной философией и совсем не примитивной, я бы даже сказал - талантливой методикой психообработки. Наши психологи в полном восторге. Даже жалко сажать.

- А тех, кого он оболванил, не жалко? - осведомился Буркин.

- Не боись, мы им мозги поправим.

- Сколько этому самородку светит? - поинтересовался я.

- До восьми лет. А потом - пожизненное лишение прав и запрет на занятия общественной деятельностью. Но не сказал бы, что он - самородок. Дипломированный специалист. Утверждает, что проводил научный эксперимент. Ты кушай, кушай, вот салатик возьми.

- Ох уж мне эти экспериментаторы... - проворчал я.

Буркин тем временем плеснул по второй.

- Давай, брат, за Клаву твою! Чтобы все у вас было путем!

Сбоку неслышно возник официант:

- Горячее подавать, ваше высокоблагородие?

- Неси, - разрешил Сучков. - Эх, братцы, как жить-то хорошо!

- Постучи - сглазишь! - быстро сказал я. Сразу вспомнилось нехорошее. - Как наша тема, Иван? Есть движение?

- Работаем, - уклончиво ответил Сучков. - Дело на контроле Императорского Совета, так что самых башковитых умников подключили.

- Угу, - подал голос Серега. - И один из этих башковитых уже слил тему китайцам.

- Да ты что! - воскликнул Сучков. - Кто?!

- А это, брат, оперативная информация, - строго произнес статский советник Буркин. - Это я к тому...

- ... что они там, в разведке, тоже не лаптем щи хлебают! - засмеялся я.

- Угу, - буркнул Сучков. - Шампанское пьют. Из дамских туфелек. Что с ним сделали?

- С кем?

- Со шпионом?

Мы с Серегой переглянулись.

- Жандармы! - выразительно произнес я. - Что с них возьмешь?

- Но размножаются они получше некоторых! - заметил Буркин. - Выпьем за это! Иван, не свирепей. Это у тебя работа - выявлять и прекращать. А наша задача - обеспечить информационное превосходство Державы. Ученые - они такие. Постоянно общаются и постоянно друг другу выбалтывают что-то... имеющее соответствующий гриф. Нормальный процесс. Наш сболтнул, так ведь и китайский тоже кое-что полезное поведал. Например, оказалось, что у них такая же петрушка с самоубийствами имеется. В Тайване. Но там другой расклад. Это у нас в Санкт-Петербурге суицидников нормально в год десяток, а у них там счет на сотни идет. Так что, полсотни туда, полсотни сюда...

- Анекдот есть такой, - перебил я. - Сибирский. Встречаются лиса, волк и медведь. Делятся воспоминаниями: кто как зиму провел.

Я, говорит лиса, на птицефабрику контролером устроилась, поработала неделю, но не удержалась как-то: на две курицы больше запланированного процента убыли съела, недосчитались и выгнали!

А я, говорит волк, в питомник розыскных собак завербовался. Гавкать научился, показатели самые высокие давал... Но однажды не выдержал: кинолога слопал, а они, оказывается, все посчитаны. Еле ноги унес.

А я, сказал медведь, на стройке вот работаю в одной гонконгской фирме. Нормально.

Волк и лиса:

И что?!

А там китайцы одни, кто их считает...

- Я этот анекдот уже слышал, - сказал Буркин, бросив на меня внимательный взгляд. - Только там вьетнамцы, помнится, фигурировали... Хочешь сказать, ваш "Алладин" уже в курсе насчет Тайваня?

- Сказать я ничего не хочу, - усмехнулся я. - Это ты сказал. А вывод?

- Вывод, очевидно, таков, что это не общее нарастание тяги честного народа к самоубийствам, а некая локальная функция, коррелирующая... С чем?

Хитрец Серега.

- Так я тебе и выдал все служебные тайны! - усмехнулся я. - Лучше, друзья, я вам гипотезу изложу, которую мой батя вчера надыбал.

Поскольку авторитет Алексея Андреевича Гривы среди моих однокашников был на стратосферной высоте, то оба моих дружка мигом превратились в слух, и я вкратце изложил им идею "нового человека".

- Хм-м... - скептически произнес Сучков. - Ну, я не знаю...

- И сколько вы с батей перед этим приняли? - поинтересовался проницательный Буркин.

- Пустяки. Пару бутылочек калифорнийского.

- Водку надо пить! - назидательно произнес наш сибиряк. - Давайте-ка выпьем за Сучкова-младшего! Чтоб пошел он по батькиным стопам и служил Государю и России доблестно и преданно, как дед его служил и отец служит!

- Спасибо, братцы! - растрогался Иван.

И больше мы о деле в тот вечер не говорили. Только в самом конце, когда рассаживались по вертушкам, Буркин меня тихонько спросил:

- Ну так что там, на Тайване?

Он, конечно, сибиряк. Не опьянеет, даже если водка из ушей потечет. Но я тоже не юная курсистка.

- Жарко там, - говорю. - Душно, грязно, преступность, китайцы кругом. Сам не бывал и тебе не советую.

Глава восемнадцатая

ИГРЫ НА ВЫСШЕМ УРОВНЕ

Мама приехала. И в доме сразу стало тесно. Пыль взметнулась и осела в фильтрах мусоросборников. Перегруженный "домовой" игнорировал все приказы, кроме распоряжений хозяйки. В доме замельтешили какие-то люди: сервис, доставка, профилактика... Батя удрал в институт, а я остался. Мне всегда было любопытно наблюдать, как моя мама, словно жонглер-виртуоз, управляется с множеством предметов и людей, в считанные часы создавая вокруг себя абсолютный хаос, который вдруг волшебным образом превращается в идеальный порядок. В этом было что-то невероятное. В детстве, когда родители каждое лето таскали меня за собой в экспедиции, я не однажды наблюдал эту мамину магию: утром - привычный, в меру упорядоченный археологический лагерь; днем - груды предметов, спущенные палатки, полуразобранные механизмы, взмыленные рабочие, таскающие туда-сюда коробки и ящики... А вечером - аккуратные, промаркированные и опечатанные контейнеры, сотрудники с просветленно-измученными лицами, тоже аккуратно построенные и готовые к погрузке в вертушки... И моя мама, спокойная, сосредоточенная, ледяным голосом предупреждающая кого-то по коммуникатору, что трехминутное опоздание прибытия транспортных средств согласно пункту такому-то обойдется транспортной фирме в столько-то тысяч евро...

На этот раз досмотреть до конца мне не удалось. Снизу донеслось:

- Здравствуй, Ванечка! Как дела, как Клавочка себя чувствует? Как маленький?

- Все хорошо, Марина Антоновна. Здоровы, довольны. От Клавы вам с Алексеем Андреевичем поклон! Артём дома?

- У себя. Тема!

- Иду! - Я уже спускался по лестнице - мимо электрика, ковыряющегося в щите, мимо мальчишки-посыльного с пластиковым пакетом больше него самого, мимо незнакомых девушек в знакомой униформе "Народной кухни"...

- Как в Анголе, Марина Антоновна, жарко? - светски осведомился подполковник Сучков.

- А сам как думаешь? Нет, в столовую, всё в столовую! (это девочкам в униформе). Ваня, хочешь кофе?

Даже когда Ванька станет генералом (а он непременно станет генералом), для моей мамы он навсегда останется Ванечкой, одним из вечно голодных кадетов, моих друзей-односкамеечников, пятнадцать лет назад взиравших восхищенно на красавицу-жену самого депутата Гривы... Что, впрочем, не мешало им работать челюстями, поглощая "депутатские" расстегаи. В те времена нам вечно хотелось жрать, хотя кормили в Высшей Императорской качественно.

- Спасибо, Марина Антоновна! - расшаркался бывший кадет Сучков. - Хочу, но не могу. Извините, некогда.

- Тогда вечером приходи. Жалко, что Клавочка в клинике. Будет интересно.

- У вас всегда интересно, Марина Антоновна.

Мама заметила меня.

- Вот, Артём, видишь: у Ванечки уже сын, а ты...

- Мама! - возмутился я. - Что ты, в самом деле! Доктор исторических наук - как деревенская бабушка!

- Ты уж повлияй на него, Ванечка! А то, ей-Богу, самой рожать придется...

- Почему бы и нет! - засмеялся Сучков.

- Это, надо полагать, комплимент. Артём, к обеду у нас...

- Мама, я пообедаю в городе, - быстро сказал я, чмокнул ее в щеку. - Пока! - И выскользнул за дверь, увлекая за собой Сучкова.

Вертушка с эмблемой Департамента территорий стояла на лужайке перед домом.

- Ну, выкладывай! - потребовал я, едва мы оказались внутри и Сучков захлопнул дверцу. - Что стряслось?

- Твои приехали, - с видимым неудовольствием произнес подполковник. - Комиссия по пресечению несанкционированных. Желают видеть.

- Добро.

- Это кому как, - проворчал Иван. - Ладно, полетели, - он коснулся сенсора, активируя "болвана" вертушки.

- Эй! - сказал я, увидев, что аппарат разворачивается не туда. - Мы к тебе летим или куда?

- Или куда, - буркнул Сучков. - В Петергоф. Рылом я не вышел ваших боссов принимать. На то есть большие люди из Совета Безопасности. А мы с тобой так, мелкая сошка.

Прибыли мы вовремя. Возможно, даже рано, потому что некоторое время нас продержали в роскошной приемной.

Относились, впрочем, с подобающим пиететом и подчеркнутой вежливостью, хотя здесь, в Императорской резиденции, какой-то там подполковник жандармерии и "лицо, приравненное к рангу младшего камергера", пусть даже и работающее в самой престижной мировой организации, - действительно мелкая сошка.

Двери зала совещаний распахнулись перед нами спустя тридцать пять минут.

Сучков был прав: большие люди оказались действительно большими. В смысле чинов, а не размеров. Два тайных советника в официальных мундирах. Один двухзвездочный генерал (в штатском), начальник Управления по связям: этот кивнул мне весьма дружелюбно, как своему, хотя я служил не у него, а в Управлении контроля внештатных ситуаций. В Департаменте же внешней разведки два разных Управления - это все равно что две разные планеты. Одного из тайных советников я тоже знал. Причем с тех времен, когда он был еще не в генеральских чинах7, а всего лишь титулярным советником, дядей Колей, - и одним из самых перспективных подчиненных моего деда.

"Дядя Коля" тоже меня признал. И чуть заметно кивнул.

Второго "тайного" я видел только по гало: член Императорского Совета и сопредседатель Монархической партии Михаил Михайлович Галль.

Также в зале присутствовали две женщины. Как я узнал позже, это были пресс-атташе Императорского Совета Анна Андреевна Филатова и замначальника Управления безопасности информационных сетей Мария Львовна Фридкина. А за ними скромно пристроился (и вот тут я по-настоящему удивился!) наш российский ученый номер один Федор Семенович Колосов.

Я покосился на Сучкова. Ванька тоже пребывал в некотором недоумении. Зачем на подобном совещании понадобился математический гений?

Галль представил нас присутствующим (чистая формальность, но приятно) и предложил занять места в дальнем конце стола, сразу за академиком Колосовым.

Едва мы уселись, секретарь доложил о приходе "полномочных представителей выездной комиссии Всемирного комитета по выявлению и пресечению несанкционированных научных исследований", то бишь "Алладина".

Ого! Похоже, и наше начальство тоже отнеслось к ситуации серьезно. Аж два специальных координатора, одним из которых был мой непосредственный начальник Хокусай Танимура, второй, вернее, вторая - темнокожая женщина с седыми, коротко остриженными волосами, Инис Леру, о которой я знал только, что она когда-то была депутатом Конгресса Запад-Европы. Еще я слыхал, что ее собираются назначить главой нашего регионального управления по Восточно-Европейскому сектору. Итак, два специальных координатора, а вместе с ними - два крутейших наших "умника": Главный Консультант Президиума Международного координационного Центра по исследованию проявлений феномена спонтанной деструкции доктор социологии Сяо Сунь, и всё тот же суперумник доктор Праччимо. С обоими я был знаком, поскольку, когда меня "потрошили" по теме трехглазого "пессимиста", эти двое руководили прочими "умниками".

Гости уселись по другую сторону стола (мне бы, как представителю обеих высоких сторон, следовало переместиться под столешницу, но я остался на своем месте, рядом с Иваном) и минут пятнадцать обменивались изъявлениями уважения. А я тем временем с удовольствием наблюдал, как сидевший рядом со мной Колосов и расположившийся напротив Праччимо, наплевав на дипломатический протокол и остальных присутствующих, на дикой смеси из четырех языков Запад-Европы и научного сленга принялись обсуждать какие-то свои научные дела.

Генералы-дипломаты поглядывали на них добродушно-покровительственно, как на расшалившихся, но любимых детей, и продолжали дуть в свои волынки, а я наконец въехал, что господа ученые обсуждают моих "леммингов". Впрочем, дальше общего понимания темы я не продвинулся.

- Гр-р-гхм! - откашлялся тайный советник Галль. - Господа, перейдем к делу. Полагаю, все мы уже ознакомились с материалами?

Присутствующие, кроме нас с Иваном (которым никаких материалов на ознакомление не предлагалось) и Колосова с Праччимо (поглощенных беседой), с достоинством кивнули.

- Тогда... Гр-р-гхм! Я попрошу господина Колосова изложить нам свою точку зрения на печальные события, которые являются предметом сегодняшней встречи. Федор Семенович, познакомьте нас со своей гипотезой, чтобы мы могли ее всесторонне обсудить.