Чтение 10–й страницы книги ~Eurocon 2008. Спасти чужого~

Фридрих. Нет, календарных, а вернее - ресурсных. Вы вообще в курсе, что у нас лаборатория выработала ресурс полностью? Работает на честном слове… В общем, я провёл ему высокоточный ЯМР. С напряжением магнитного поля в четыреста тысяч эрстед…

Татьяна. И что? Фриц, почему из вас надо всё вытягивать?

Фридрих. Потому что сам себе я кажусь болтуном и страшно этим недоволен… Ну, исследование выявило и спасателя, и колонии химер. А заодно вылечило Глеба. Я не знаю, погибли эти нанобактерии или нет… вряд ли, конечно, а тем более псевдоприоны, которые и живыми существами не назовёшь, у вирусов больше оснований называться живыми… но в результате магнитной обработки вся эта дрянь слиплась - образовались сравнительно большие коацерваты, и их уже могли обрабатывать лейкоциты, но получилось даже забавнее: во время исследования магнитное кольцо медленно перемещается вдоль тела, сверху вниз, так вот бoльшая часть этих коацерватов так и ушла от мозга вместе с магнитом, осела в почках, в печени, в ногах… ну, пришлось с ними долго ещё разбираться, но всё обошлось. Ноги - это проще, чем мозги.

Татьяна. А как он убедил вас пройти эту же процедуру?

Фридрих. Вот этого я просто не помню. Очнулся уже потом, с совершенно другой головой…

Татьяна. Но это было до триггера?

Фридрих. Разумеется. То есть очнулся прежний свой-парень-док, а если начистоту, то фельдшер, слегка придурок, но добрый… в общем, этакая психологическая смазка для экипажа. Чтобы ничто не скрипело.

Татьяна. Расскажите, что произошло потом.

Фридрих. Если вы имеете в виду попытку самоубийства Глеба, то я мало что могу сказать. Я был слишком занят остальными… Понимаете, Глеб на вашем фоне был просто красавец. Вы все просто спали стоя… ребята, можно, я не буду описывать это всё? Правда, жуткое зрелище. При этом понимаешь, что и сам недавно был точно такой же… как я свою каюту отмывал, это… в общем, вот. Я по очереди сумел обработать магнитным полем - сначала командира, потом вас, Таня… а потом вынул Глеба из петли. И тут у меня, конечно, сработал триггер.

Татьяна. Но вы же провели с ним реабилитационные беседы, назначили лечение?

Фридрих. Разумеется. Он объяснил попытку самоубийства внезапно нахлынувшей глубокой депрессией, чувством полного одиночества, заброшенности… и он был уверен, что достаточно испугался смерти, чтобы дальше держать себя в руках. Тем не менее я назначил лечение… можно без подробностей?… в общем, вполне адекватное лечение… но на всякий случай ввёл ему под кожу программируемые микрошприцы с миоблокаторами и нейроплегиками. Настроены они были на гормоны стресса, то есть как только человек начинает делать что-то во вред себе, даже ещё не делать, а планировать, эти штучки его обездвиживают и тормозят. Но я не учёл, наверное, что мы все находились в чудовищном подавленном стрессе, гормоны у нас зашкаливали - и сейчас наступило истощение. Так что мои сторожа не сработали…

Татьяна. Второй случай не был демонстративным суицидом? «Криком о помощи»?

Фридрих. Уверен, что нет. Он всерьёз пытался себя убить. Просто ему ещё раз повезло… В общем, когда он пришёл в сознание, у него начался тяжёлый реактивный психоз. Я уже занимался только им, не спускал с него глаз, но он улучил момент… Ну, я не знаю, какую волю надо иметь, чтобы при тех дозах неоладрила, которые он получал, суметь воткнуть в себя ножик…

Татьяна. Доктор, мне кажется, вы старательно избегаете того, чего мы от вас ждём. Объяснения этих суицидов.

Фридрих. Если и избегаю, то не потому, почему вы думаете… Просто я не сумел этого выяснить. И мне не хочется признаваться в неудаче… Или вы хотите спросить, не влияние ли это спасателя? Наверняка да. Но у меня нет никакого объяснения, почему . Масса предположений… но я не могу их проверить. А без проверки они не стоят ни черта.

Татьяна. Понятно. Спасибо, доктор Голубовский. Потом мы, может быть, вернёмся к этой теме… Бернар, я прошу теперь вас - описать то, что вы увидели после того, как вас обработали в магнитной камере.

Бернар. Татьяна, я могу спросить, зачем мне перечислять то, что и так есть на объективном контроле?

Татьяна. Вы единственный, у кого был психический срыв после… давайте будем пользоваться словом «выздоровление» для обозначения того, что со всеми нами произошло после обработки магнитным полем. Итак, после выздоровления…

Бернар. Я прошёл по кораблю, а затем занялся тестированием систем. Корабль был в недопустимом состоянии, особенно это касалось бытовых отсеков и научной лаборатории. Я не представлял себе, что с лабораторией можно сотворить такое … как Фриц сумел найти там что-то, что работает…

Фридрих. Никак. Гамма-анализатор собрал из запчастей. Ну, там ещё… в общем, что смог.

Бернар. Глеб тогда ещё был в порядке, мы с ним произвели разгрузку фильтров, заново запустили регенератор, обновили белковые синтезаторы… одним словом, поборолись за живучесть. Но потом… потом оказалось, что маршевые двигатели выведены из строя…

Татьяна. Именно выведены ? Кем-то - и преднамеренно?

Бернар. Тогда мне показалось, что именно так. Сейчас я не могу утверждать однозначно. В том, что двигательный отсек был вскрыт, и в том, что двигатели не прошли предполётного тестирования, причинно-следственной связи может и не быть.

Татьяна. Бернар, вопрос, на который я не уверена, сможете ли вы ответить. Решайте сами. Этот так называемый психический срыв… не мог быть результатом или… э-э… аварийным несрабатыванием триггерного переключения?

Бернар. Я думал об этом. Насколько мне известно - нет. Скорее всего, нет. Но вы же все знаете, что нам сообщают далеко не всё о наших дополнительных личностях и о том, по какому триггеру они включаются. Так сказать, исходя из наших же интересов… Так вот, я думаю, что мой срыв был вполне мотивирован… к тому же доктор сказал, что мы все были истощены - и физически, и морально…

Татьяна. Мы сможем запустить двигатели?

Бернар. Пока не знаю, нужно… Что, Сильвия?

Сильвия Кобчик. Может быть, имеет смысл триггернуть меня?

Бернар. В инженера-ремонтника? Рано ещё. Сначала прогоним утилиты резерва, потом решим, хорошо? Я всё-таки не исключаю того, что это сбой диагностики.

Сильвия. Моё дело предложить…

Татьяна. Сильвия, а откуда вы знаете свою резервную личность?

Сильвия. Это не полнообъёмная личность, а профессиональный сервис-пак. А что у меня резервное полное - я, естественно, и не представляю. Пока ещё до него не доходило.

Татьяна. Понятно… Ну, чтобы не интриговать зря, скажу: двигательный отсек вскрыл Глеб - после того, как уложил доктора Голубовского в магниторезонансную камеру. Проследить, что он делал внутри отсека, невозможно…

Сильвия. Забавно. А мне смутно казалось, что это была я. Такой… как бы сон. Значит, вещий. Типа, придётся чинить.

Татьяна. Что существенно: Глеб в своей прощальной записке ни словом не упомянул о том, что он сделал с двигателями. А ведь он был уже здоров. Но при этом под воздействием спасателя. И я подозреваю, что если мы его разбудим и спросим, он этого эпизода не вспомнит.

Фридрих Голубовский. Должен сказать, что у Глеба самый благоприятный из всех из нас анализ крови. Не то чтобы хорошо, но так… не вызывает тревоги. И гормоны почти в норме.

Татьяна. Это вы к чему?

Фридрих. Ну… С одной стороны, спасатель толкнул Глеба к нескольким попыткам суицида. С другой, он оказывал на Глеба безусловно терапевтическое действие. С одной, это он - наверняка, он - каким-то непонятным мне способом натолкнул Глеба на идею, как вылечиться от нашей энцефалопатии и вернуть нам рассудок. С другой, на какое-то время он отключает Глебу мозги и заставляет что-то сделать с двигателями. Вот, собственно…

Татьяна. Фриц, вы говорите так, как будто считаете, что этот спасатель - разумен?

Фридрих. Кхм!… Я же это говорю с самого начала. Разумен в каком-то общем смысле, или это элементарный носитель распылённого интеллекта, или достаточно сложно запрограммированный микробот…

Бернар. Фриц! А где тело того паразита, которого…

Фридрих. Вот. И я о том же. Я не помню, командир.

Татьяна. До официальной передачи функций командир здесь я.

Фридрих. Понял, командир. Как прикажете обращаться к бывшему командиру?

Татьяна. Доктор, я вас прошу не ёр… о-ох… извините…

(Звуки общего замешательства.)

Бернар Кристиансен. Для протокола. Я Бернар Кристиансен, по триггеру 2Б - чрезвычайный комиссар Агентства внешней безопасности. Объявляю этот корабль и планету Близнец зоной потенциально опасного контакта. Прошу всех представиться.

Татьяна. Татьяна Сиверская, ксенолог.

Фридрих. Фридрих Голубовский, врач-ксенопатолог.

Малга. Малгожата Кац, военный советник.

Сильвия. Сильвия Кобчик, бортинженер.

Бернар. Ещё один член экипажа - в изоляторе, другой - заморожен… Командно-административные функции возвращаются ко мне. Татьяна, спасибо, вы неплохо справились в критической ситуации. Смена личностей обусловлена срабатыванием триггера 2Б: «Подозрение на неподготовленный тесный контакт с внеземным разумом». Фриц, насколько я понимаю, у вас личность осталась прежней, просто установился сервис-пак?

Фридрих. Именно так, командир.

Бернар. Тогда продолжайте.

Фридрих. Дело в том, что операцию я делал в том беспамятстве… предлагаю назвать состояние, в котором мы находились после высадки, «дисхронией».

Бернар. Лучше «синдром Голубовского».

Фридрих. Благодарю, но нет. Синдром ещё не описан, возможно… В общем, суета это. Дисхрония, и всё.

Бернар. Док сказал «в морг»…

Фридрих. Именно. Я не помню, куда дел препарат. Боюсь, что просто выбросил в лоток с использованными материалами.

Бернар. А лоток…

Фридрих. Скорее всего, отправил в утилизатор.

Сильвия Кобчик. Так, подождите! Если Глеб в отключке, а его ведёт эта тварь, которая в нём, а тварь не знает схемы корабля, но её тянет к… ну, к той, которую Фриц выкинул… то он как раз и упирается в дверь двигательного отсека - потому что она вот, как раз на прямой от бытовки к утилизатору! - открывает, входит, понимает, что это тупик, выходит… А дальше он куда пошёл? Вниз?

Татьяна. Нет. Он постоял и пошёл обратно.

Бернар. Я думаю, нам так или иначе придётся Глеба разбудить… Сильвия, прямо сейчас идите и займитесь дальнейшей проверкой двигателей - я записал, на чём остановился, работайте. Мне всё-таки не верится в то, что двигатели можно испортить голыми руками. Фриц, а вы…

Фридрих. Командир. Или комиссар. Как правильнее? Я всё не могу договорить. Я отпрепарировал ткань спасателя, которая осталась в теле Скотта, сделал элементарный анализ…

Бернар. Совпадает по молекулярному составу с химерами?

Фридрих. Нет, командир. Не совпадает абсолютно. Вообще неотличима от нас, от наших тканей. Те же аминокислоты, те же нуклеотиды…

Бернар. Тогда, может быть, это был просто нерв?

Фридрих. Звёздчатого сечения и с просветом внутри? Не смешите мои тапочки, комиссар.

Бернар. Как такое может быть?

Фридрих. Единственное объяснение, которое я не считаю притянутым за уши, такое: спасатель строит свою систему управления носителем из тканей самого носителя. Во-первых, это позволяет избежать иммунного ответа организма, во-вторых…

Бернар. Док, это приближает нас к ответу на вопрос «что делать»?

Фридрих. Нет.

Бернар. Тогда я прошу всех присутствующих высказать своё мнение вот на какую тему: учитывая всё, что с нами произошло, как вы полагаете, мы вступили во взаимодействие враждебное, или дружественное, или нейтральное? Малгожата?

Малгожата. Скорее нейтральное.

Фридрих. Скорее дружественное.

Татьяна. Нечто четвёртое. Примерно так: этот разум не опознал в нас партнёра. Мы для него явление природы, феномен биосферы…

Бернар. Почему вы так думаете?

Татьяна. Мы же его не опознали. Вернее, опознали, но очень не сразу.

Бернар. Ну да, ну да… Док, эти бактерии-химеры - они относятся к аборигенальной флоре?

Фридрих. Нет, конечно. Здешняя цивилизация не дошла до создания искусственных организмов.

Бернар. Почему искусственных?

Фридрих. Ну - химера же! Вы когда-нибудь где-нибудь слышали о природных химерах? Абсолютный нонсенс, химеры не могут образоваться в природе…

Бернар. То есть и бактерии искусственные…

Фридрих. Ну так я о чём битый час толкую! Малга, ты-то что молчишь? Ты же биолог, чёрт тебя побери!…

Бернар. Она уже не биолог… Значит, получается что? Что эти червячки - или как мы их назовём? - вывели бактерий-химер, которые полностью уничтожили здешнюю цивилизацию… но при этом зачем-то пытаются спасти нас? Не складывается…

Татьяна. Вовсе не обязательно, что бактерий вывели червячки. И уж совсем точно то, что бактерии эти - не оружие.

Бернар. У вас есть версия? Давайте.

Татьяна. Предположим, что бактериальное загрязнение было непреднамеренным. Несчастный случай. Катастрофа. Население гибнет… ф-ф-ф-ф… Слушайте! Мы все ослы. Эти червячки - такие же инопланетяне здесь, как и мы. Это объясняет, почему есть следы только одной - гуманоидной и примитивной - цивилизации. Потому что другая - развивалась не здесь. Не на этой планете. И когда они поняли, что случилось… Ну, теперь мы знаем, что надо искать!

Бернар. Что? Разбившийся корабль?

Татьяна. Нет, с этим сто лет возиться… Магнитные аномалии! Искать надо точечные магнитные аномалии. Фриц, ты говорил, что бактерии-химеры живут за счёт восстановления металлов?

Фридрих. Именно так.

Татьяна. Можно предположить, что это искусственно созданные нанометаллурги?

Фридрих. М-м… Если на уровне предположения - вполне. Нужны, конечно, дальнейшие исследования…

Татьяна. Тогда червячки должны знать, как с ними обращаться. То есть - магнитные поля и всё такое…

Бернар. Татьяна! Если я правильно понял, вы считаете, что здесь произошла катастрофа чего-то вроде передвижного металлургического комплекса, рабочие вырвались на волю и принялись за свою привычную работу, попутно уничтожая отходами производства местную биосферу, а когда инженеры поняли, в чём дело, было уже поздно… или они с самого начала выпустили ситуацию из рук, не знали, что делать… так что теперь наши червячки просто продолжают спасать остатки разумных - а заодно и крупной фауны?

Татьяна. Да. Продолжают. Наверное, не без успеха. Сумели же они втолковать Глебу, что нужно сделать…

* * *

…Вот чем они занимались, пока я лежал, распятый на функциональной койке, налитый под завязку неоладрилом и прокантеролом, и смотрел мучительные сны. Мучительные не содержанием, оно было вполне нормальным для человека моей нервной организации, а - невозможностью понять это содержание, как невозможно пробить лёд из-под воды, или взлететь, приподнимая себя за волосы, или как-то ещё… и к этому добавлялось отчаяние от одиночества и отчаяние от утраты чего-то огромного и важного, без чего жизнь не жизнь, а гнусное пустое прозябание. Я в снах вдруг забывался, на миг отвлекался от потока вещей и событий, а когда вспоминал, что надо участвовать, - оказывался в пустой Вселенной без единой звезды, в полном одиночестве и в оторванности от всего, что мною было и мною стало…

Потом меня разбудили, но держали связанным, чтобы я ничего над собой не сотворил, а я знал, что уже не сотворю, но мне не верили, и, может быть, правильно делали.

Прошло несколько веков.

Фриц мучил меня, от него исходила угроза, он был громаден. Я понимал: это потому, что он убил второго Друга, того, который спасал Скотта. Но у него ничего не получилось, потому что Фриц убил его (и я сейчас исходил ужасом, когда исполинский Фриц касался меня), - поэтому Скотт бросился за помощью к остальным, но он обезумел, потому что из него грубо, всё оборвав, выдрали Друга, и я… я убил Скотта. Я убил. Он был безумен, но он был мой товарищ. Надо было, я должен был, я просто обязан был спасти, найти способ внедриться в него, подключиться к нему, взять на себя его боль утраты и его беспамятство. Но я не нашёл ничего лучшего, как убить его. Может быть, из жалости, я уже не помню сейчас, всё так перемешалось. Я не помню. Я помню, как убивал, но не помню, почему.

Потом пришла Сильвия. Она смотрела на меня сверху. Она сказала, что мы остаёмся здесь, никуда не летим, потому что маршевые двигатели страшно поражены микрокоррозией, бронза волноводов будто проедена триллионами маленьких древоточцев, а в просветах скопилось несколько тонн тончайшей бронзовой пыли. Это поработали те бактерии, из-за которых мы сами почти потеряли рассудок. Ещё она сказала, что наши спутники, запущенные над самой ионосферой планеты, обнаружили несколько десятков мощнейших магнитных аномалий, в основном в горах, - возможно, там пещеры. Только потому, что у нас были «запудрены мозги» (это выражение только что выдала Малгожата, и оно всем понравилось), мы не обнаружили эти аномалии в первый же день. Приборы их засекли, но мы тогда не обращали внимания на приборы.

Я оставался туповат - наверное, это было остаточное действие наркотиков. Или проявление Друга, который понял, что меня надо беречь.

Или он уже умирал.

Я сказал об этом Бернару. Бернар был как-то непривычно организован и подтянут. Голос у него сделался резким и раздражающим. Потом я понял, что сработал триггер и что это не совсем тот Бернар, которого я так давно знал. Нас всех удачно модифицировали для долгого пребывания рядом в закрытом помещении - может быть, даже слишком удачно, так тоже бывает. А когда в полёте что-то происходит и человек обретает новые качества, потому что у него теперь такая роль, это всегда кажется со стороны немного неестественным и жёстким или ломким. В общем, с ним трудно. С Бернаром было трудно, я быстро устал. Но я ему говорил, что плохо чувствую Друга, пока он не вдумался. Тогда он спросил, как, и я попытался это описать. Но это было ещё труднее, чем пытаться понять те мои сны.

Я устал и уснул, а когда проснулся, понял, что мне надо лететь вниз, на планету. Наверное, туда, где найдена одна из аномалий.

Например, на место гибели Скотта.

Я проковылял в кают-компанию. Там не было никого, и я нажал кнопку общего сбора.

Все сбежались, они были раздражены и взвинчены, что-то, наверное, происходило не то, но мне на это было начхать. Я сказал, что лечу вниз, потому что так будет правильно. Потому что иначе Друг умрёт, а именно ему мы обязаны тем, что живы, а что придётся болтаться возле планеты или на планете несколько лет, пока не прилетят спасатели, - так и ладно, мы знали, на что идём. А если этого мало, пусть вспомнят, что смерть Друга не поднимет нас в глазах (если у них есть глаза) его друзей и родных. У них, конечно, не так, как у нас, и личность одной особи в сравнении с личностью роя очень невелика, но это, согласитесь, тоже своего рода триггер: одного разумного Чужого ещё можно погубить, не сориентировавшись, и это им понятно (как понятно подобное нам - всё-таки Скотта погубили именно они, хотя и не хотели этого, а хотели, наоборот, спасти), но если убить второго - это будет сигнал, что мы если и не враги, то опасное дурачьё, и соответствующее будет к нам отношение. А если и этого мало, пусть сообразят, что наша магнитная установка на грани истощения ресурса, а нам предстоит провести здесь несколько лет, и лучше заранее договориться, что мы, может быть, много раз обратимся за помощью.

И ещё я настоял, что полечу один. Кто-то на шлюпке может следить сверху.

Фриц сказал, что боится за меня, потому что он, Фриц, исследуя местных животных, мог повредить и нескольких Друзей. Он животных не вскрывал, а исследовал ручным сканером, но кто знает, как на Друзей действует карбофентанил, которым заряжены обездвиживающие пули? Но я откуда-то знал, что тогда всё прошло благополучно и никто не пострадал.

Бернар сказал, что берёт ответственность на себя. То есть - посылает меня на поверхность с особой миссией. Всё это выглядело высокопарно и жалко. Я бы улетел и так.

* * *

Надевать разведкостюм было бы глупо, а без него в шлюпке казалось слишком просторно. Силовая штанга вытолкнула скорлупку за поле корабля, тяжесть исчезла, и кровь прихлынула к голове. Никогда не любил невесомость. Я чувствовал испуг и неуверенность Друга.

- Потерпи немного, - сказал я. - Сейчас будем дома.

Сразу стало легко.

Владимир Васильев

Спасти рядового Айвена [Взаимосвязан с рассказом Сергея Лукьяненко «Сказка о трусливом портняжке». См. сборник «Убить Чужого».]

- Выключай, - буркнул Арибальд.

Дежурный санитар, небритый человек с тусклыми глазами, послушно клацнул тумблером на пульте мнемографа.

Помощница Арибальда, совсем еще молодая эльфийка по имени Фейнамиэль, грустно поглядела в сторону полупрозрачной стены, за которой бредил самый интересный пациент. Пациента звали Иван, но эльфы предпочитали называть его Айвеном. Согласно досье из истории болезни, до возвращения эльфов на Землю он был радиофизиком, однако в данный момент воображал себя портным.

Полупрозрачность стены заключалась в следующем: эльфы и санитар из пультовой прекрасно видели все, что делается в палате, а пациент их видеть не мог, так что правильнее было бы назвать стену односторонне прозрачной. В данный момент в палате не происходило ничего интересного: Айвен в совершенной отключке валялся на койке и за последние полчаса ни разу не шевельнулся. Бред у него случался презанятнейший, вот как, например, сегодня.

Арибальд жестом отослал санитара, подождал, пока за ним закроется дверь, и исподлобья поглядел на Фейнамиэль.

- Что скажешь? - хмуро осведомился он.

- Он опять наделил вас женским именем, мастер Арибальд, - виновато пробормотала эльфийка. - Вас и коммандера Ваминора.

Арибальд досадливо хмыкнул. Вряд ли это странное обстоятельство его сколько-нибудь расстроило. А вот выводы из оной мелочи наверняка можно было сделать, причем весьма интересные выводы, ибо опыт, на который опирался этот эльф, был уникален и, по-видимому, бесценен.

- Слабовато у него с фантазией на имена, - заметил Арибальд, растягивая уголки рта в подобии улыбки. - Хоть бы что-нибудь неожиданное! Так нет - Ариэль, Ваминэль… Спасибо, не Нитроэмаль.

- У людей есть мифологический персонаж, которого звали Ариэль. Причем мужчина, - подсказала Фейнамиэль с готовностью. - Вы, несомненно, об этом знаете, мэтр.

- Знаю, - кивнул Арибальд. - Но люди придумывают эльфам-мужчинам имена, оканчивающиеся на «эль», совсем не поэтому. Йэнналэ, Фейна, б о льшая половина людей невежественнее, чем мы в состоянии представить! Ни о каком Ариэле они слыхом не слыхивали! Это какая-то темная особенность человеческой психики, дорогая. Возможно, даже наследственная. Что еще тебе показалось странным или необычным, а?

Эльфийка подумала и осторожно предположила:

- Пожалуй, можно счесть необычным то, что Айвен принял вас за полукровку. Я знаю, глупые слухи о возможности кровосмешения между эльфами и людьми очень популярны. Среди людей популярны, я имею в виду. Но все же Айвен - человек образованный, пусть он не биолог, а радиофизик, однако все равно должен прекрасно понимать, что подобное невозможно! Что млекопитающие-приматы и членистоногие-сейдхе, невзирая на чисто внешнее сходство, настолько далеки друг от друга морфологически и метаболически, что ни о каком кровосмешении и речи идти не может. По-моему, это самый заметный логический прокол в сегодняшнем сеансе, мэтр. Ну и второй, помельче: он несколько раз называл эльфов пауками. Членистоногие и паукообразные также…

- Пауки, - перебил девушку Арибальд. - Н-да. Наверное, главным полуэльфом люди считают своего дурацкого Спайдермена. Какое счастье, что Айвен нарек меня всего лишь Ариэлем - персонаж их древнего фольклора куда симпатичнее! Кстати, Фейна, прекрати называть меня мэтром. Я еще понимаю при венценосных особах, но здесь, в клинике… Зачем?

- Это обычная вежливость, Ари, - сказала эльфийка и улыбнулась.

«Кажется, я ему нравлюсь», - подумала она, но так и не смогла с ходу решить - рада этому или нет.

- Вот! Так гораздо лучше!

Арибальд поколдовал над пультом, извлек из считывателя кристалл с мнемозаписью и упрятал его в нагрудный карман.

- Время к обеду, - сказал он. - Куда пойдем? Может быть, сегодня в «Лаваэсти»? Не всплескивай руками, Фейна, я знаю, что там дорого. Я приглашаю. И расслабься ты, я вовсе не намерен тебя охмурять. Мне просто приятно общество молодой и неглупой женщины, с которой доводится вместе работать. А приглашение на обед совсем не обязательно должно заканчиваться постелью.

Фейнамиэль немного смутилась, но мэтр Арибальд говорил так просто и естественно, что ему истово хотелось верить.

- Я согласна на «Лаваэсти», Ари, - сказала она. - Надеюсь, поход туда не слишком вас разорит.

Арибальд рассмеялся, запрокинув голову, и отворил дверь пультовой.

- Прошу!

За полупрозрачной стеной человек по имени Айвен неподвижно лежал на больничной койке, покрытой синим байковым одеялом.

Арибальд и правда не думал приставать к напарнице, хотя она была молода и симпатична. У мэтра и без Фейны хватало подруг, это раз. А второе, и главное, - Арибальд всерьез любил свою работу. Настолько любил, что увлекался каждым необычным случаем, забывал о времени и окружающем мире и не мог думать ни о чем, пока очередная логическая головоломка не оказывалась решенной. И он бился за каждый заблудший разум в деле будущего возрождения человеческой расы.

Людей действительно следовало спасать.

Миры-миражи, в которые по прихоти одурманенного мозга погружались опустившиеся люди (из тех, кто еще не умер от передозировки), завораживали Арибальда. В этих мирах если и существовала логика, была она настолько чуждой и непонятной, что не вдруг удавалось ее обнаружить. Эта извращенная логика требовала раскрепостить интеллект, избавиться от наросшей коросты привычек и убеждений и рвануть в иллюзорный мир случайных ассоциативных последовательностей. Арибальд относился к жизни как к игре, а лучшими играми считал игры чистого разума.

В «Лаваэсти» было, как всегда, хорошо и уютно, ну а к здешней кухне и напиткам не сумел бы придраться и самый капризный гурман. Невидимый исполнитель пел с придыханием: «Вольному - воля, спасенному - боль». Следовало признать: Фейнамиэль имела все основания полагать, что мэтр решил за ней приударить, раз сюда пригласил. Однако подозрения ее быстро развеялись - он даже за обедом говорил о работе. И продолжал донимать спутницу расспросами.

- Ты догадалась, как возникла цепочка «эльфы - пауки - матка»? При всей кажущейся нелогичности?

Фейнамиэль уже размышляла об этом. Цепочка и впрямь была странная: матки бывают у пчел или муравьев, но уж никак не пауков. Среди пауков вообще нет общественных видов.