read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com



Боярин улыбнулся, кивнул:
— Коли так, завтра к князю Друцкому поеду. Обговариваться. — Он оттолкнулся от перил. — Ладно, пойду с матушкой о подарках условлюсь.
— А я?
— Ты за усадьбой приглядывай. То ведь не твое дело — свадьба. То хлопоты родительские.
Родители уехали с изрядной свитой на следующее утро — ради такого случая десятерых холопов с работ сняли. Вернулись и вовсе за полночь, пьяные до изумления. В смысле — все, кроме лошадей. Андрею ни боярин, ни Ольга Юрьевна ничего не сказали. Хотя чего говорить? Видно, что от ворот поворот никто им не давал.
— Трудно жить без фотоаппарата, — вздохнул Зверев. — Хоть глянуть бы, на кого жена будущая похожа?
Увы, об этом ему предстояло узнать только на самом бракосочетании.
Вечером, наласкавшись с Варей, он вытянулся на спине, закинул руки за голову, закрыв глаза и пытаясь хоть примерно представить, какова она — княгиня Полина? Память услужливо нарисовала облик веснушчатой девчонки с пляшущими в глазах огоньками свечей, с пухлыми пунцовыми губами. Черные, круто изогнутые брови, выступающие скулы.
— Людмила, — узнал ее молодой боярин. — Людмила Шаховская...
Он представил дымку вокруг ее облика, шагнул в нее — и оказался в лесу. Куда ни глянь — поваленные сосны, могучие дубы, сплетающиеся кронами с липами и березами. На вид — чащоба дремучая, непролазная. Но, тем не менее, света много. Впереди — поляна с тропинкой утоптанной от края и до края, камень большой, замшелый посередине, с выступом над землей.
На выступе том и сидела княгиня Людмила — в одной вышитой рубахе ниже колен, простоволосая и босая. На коленях у нее лежала большая краюха хлеба, и она, отламывая по маленькому кусочку, кормила с рук подходящих из-под деревьев ягнят, козочек, лисиц, волков и огромных, горбатых, бурых медведей.
— Вот, значит, какие у тебя сны... — тихо пробормотал Андрей.
Но девушка услышала, вскинула голову, вгляделась в тень, под которой таился незваный гость, и охнула, приоткрыв маленький ротик:
— Опять ты?!
— Не бойся, я ухожу. Просто глянуть на тебя хотел. Все, ухожу. Спи.
Зверев и правда отступил, но не ушел — спрятался за ствол низкой, кряжистой, словно дуб, березы, и опустился на четвереньки, воображая себя мохнатым, матерым волком. Во сне оказалось совсем не трудно превратить руки и ноги в лапы, вытянуть лицо, отрастить хвост и даже им завилять. Андрей неторопливо выступил в таком виде на поляну, настороженно подобрался к жертве. Остановился. Людмила протянула ему кусочек хлеба. Он, наклонив набок голову, слизнул угощение — совершенно, кстати, безвкусное, — а потом положил подбородок княгине па колени. Девушка погладила его по голове, почесала за ушком. Молодой человек ухмыльнулся обманом украденной ласке, мурлыкнул. Княгиня провела ладонью ему по волосам пару раз, потом остановилась:
— А почему ты мурлыкаешь? Ты же волк!
Зверев понял, что прокололся, развернулся и потрусил назад к деревьям.
— Стой! Ты кто?
После такого вопроса Андрей поднялся на задние лапы, ускорил шаг. Входя под кроны, встряхнулся, возвращая себе человеческий облик, повернул голову, через плечо улыбнулся Шаховской, подмигнул и нырнул в дымку, окончательно покидая ее сон.
Внизу перед ним открылась бездонная пропасть. Голубое небо, голубая вода внизу, голубая вода вокруг. Он падал в струе водопада, наполненной белоснежными пузырьками, и каждый из них улыбался. Разумеется, это был сон. Но уже его, собственный. Боярин поджал ноги, сделал несколько кувырков, потом раскинул крылья и вырвался из холодного потока на воздушный простор. Летать так летать.
Пожар
До Юрьева дня отец и сын Лисьины крутились, как две белки в одном колесе. Нужно было проследить, чтобы дворня не ленилась и вовремя убрала хозяйские поля, чтобы заложенное над хлевом и конюшней и сметанное во дворе сено было достаточно просушено, помещено на сухое место и хорошо укрыто. Особенно на сеновалах: когда они заполнены, кровлю уже не проверишь, течь не найдешь. Коли где вода протекает... Хорошо, если просто сгниют припасы. А то ведь недосушенная трава и полыхнуть может запросто.
Требовалось промчаться по деревням, глянуть, как у них с уборкой идет, что уродилось, куда укладывается. Оброк, конечно, штука оговоренная — но ведь, что ни осень, вопросы разные возникают. Одно уродилось, другое не выросло, третье подгнило. Знать надобно, где схитрить смерды пытаются, где их пожалеть нужно, какой оброк и чем заменить можно. Чтобы и смерды не бедствовали, и самому в дураках не остаться. Он даже не заметил, когда вернулся Пахом. Просто как-то утром, когда он вышел на берег разминаться, там же оказался дядька и предложил для разнообразия побаловаться ножами. Но и этот день тут же утонул в череде хлопот. После того, как опустели луга и угодья, настало время заготовки мяса. Поначалу под нож шла свинина. Ее коптили, солили, тушили в больших крынках, которые сверху заливались салом и закрывались промасленными тряпочками — чтобы не попортилось.
— Если кто-то скажет, что консервы изобрели в двадцатом веке, не верь ушам своим, — прокомментировал этот процесс Андрей.
Вторыми на очереди были гуси — как твари не менее жирные, нежели хрюшки, — потом настал черед скотины более постной: коз, бычков и коров. Под нож пустили и часть баранов, нескольких лошадей. Зима — время суровое. Запасенного сена и брюквы, зерна должно хватить на всех. Пожалеешь кого-то сейчас — весной придется всей скотине жрать кору.
Последними — когда уже ударили ощутимые морозы, когда на озере и Окнице лед достаточно окреп, чтобы удерживать человека, а склоны вокруг усадьбы были залиты сверкающей зимней броней, в погреб отправились куры. Кровавое было зрелище. Десять человек расселись на льду, из курятника послышались отчаянные вопли птиц, пытающихся спасти свои жизни, и вскоре с кухни начали пучками сносить на лед уже ошпаренные тушки. Семь женщин их ощипывали, наполняя пером и пухом полотняные мешки, один холоп рубил пополам, один выгребал в деревянные кадки внутренности, один макал в прорубь еще теплые половинки, после чего развешивал их на перекладине в специальные петельки. Через пару часов половинки — или, как их тут называли, полти — покрывались тонкой ледяной корочкой и в таком виде на тележке увозились на ледник. Потроха потом сортировались, слегка подсаливались и тоже замораживались, перо кипятилось со щелоком, как белье, сушилось и превращалось в подушки, перины и детские «конверты». И даже оставшуюся на льду кровь за два дня дочиста склевали вороны, сороки, вылизали неведомые ночные гости. Курочки ушли в дело целиком, без остатка. В некогда шумном курятнике осталось всего три десятка несушек и два петуха. Те, что зимой будут угощать людей яйцами, а к весне выведут новое потомство — которое до новых заморозков успеет набрать вес и нарастить мясо.
К концу сезона, когда хлопоты наконец-то начали сходить на нет, Зверев начал уж подумывать о том, что не мешало бы ему пойти учиться на агронома. Опыт у него уже имелся, осталось разбавить его толикой теории. Но такого дня, когда утром можно было бы встать, вскинуть руки и вдохнуть воздух полной грудью, так и не наступило. Потому как, едва иссяк поток едущих в усадьбу с оброком подвод и саней, Василий Ярославович положил ему руку на плечо:
— Ты сказывал, нам надобно в Москву ехать? Пожалуй, сразу после Рождества можно и отправляться. Главное, почитай, сотворили. С остальным матушка управится сама.
— А когда Рождество?
— Нечто забыл? Послезавтра!
На третьи сутки после святого дня, в разгар празднества, когда все обитатели усадьбы еще гуляли и веселились, молодой боярин надел утром поверх рубахи поддоспешник, байдану, ферязь — благо холодная погода позволяла на одежде не экономить, — поверх того накинул епанчу. Прихватил саблю, бердыш, лук. Василий Ярославович тоже согласился отправиться во всеоружии, разве только без рогатины, да и холопы снарядились по всем правилам — Лисьин согласился взять сразу шестерых, хотя для кошта Ивана Кошкина это могло быть изрядно обременительно. Выпив на дорогу по корцу вина и перекрестившись на храмовые кресты, они пустились в путь.
Десять суток скачки — и они опять оказались в Москве, знакомым путем проехали ко двору, в котором собиралась братчина, и...
— Ничего себе! — охнул Зверев, когда подворники отворили ворота. — Они, чего, в поход сбираются?
И без того не самый просторный двор московского боярина был заставлен множеством разноцветных шатров и остроконечных войлочных юрт, между которыми оставались только узкие щели для прохода. Перед одной из палаток Василий Ярославович увидел приятеля, раскрыл объятия:
— Боярин Глеб! Вот и снова свиделись!
— И тебе здравствуй, боярин Василий. И тебе, боярин Андрей!
— Ты не скажешь, друже, отчего тут теснота такая?
— А разве ты забыл? При тебе ведь Ваня Кошкин сказывал, чтобы невест к зиме свозили! Государь невесту будет выбирать.
— О-о, Андрюша, — оглянулся на сына Лисьин. — Кажется, мы не вовремя. Нам тут ныне не поместиться.
— Брось, друже! Кошкин вернется, найдется для вас местечко. Токмо коней на другие дворы отвести надобно, тут места, и верно, для них не хватит. Ну, да друзей московских у нас хватает. Ты не беспокойся, дом-то прежний. Вот невест своих мы все в шатрах держим. Нехорошо ведь с мужиками под одной крышей. Ты сколько красавиц привез?
— Никого, друже, — вздохнул Василий Ярославович. — Сам знаешь, дочерей у меня нет. А племянницы уж замужем все давно али не доросли до смотрин. Я уж думал, вспоминал, да никого не высмотрел.
— А я дочку привез, да племянницу. Вон, в шатре ногайском, с девками. Кошкин сказывал, пока не отсылать. Вроде как обе понравились.
— Что, смотрины уже идут? — заинтересовался Зверев. — А где это, как?
У него чуть не вырвалось: «Где билеты продают?». На конкурсах красавиц Андрей еще ни разу не бывал.
— Вестимо, как, — понизил голос боярин Пашохин. — Баня богатая во дворце. Девиц, что на выданье, туда париться водят. Они моются, прихорашиваются, а государь через окошечко тайное подсматривает. Что не понравились, указывает, какие приглянулись — тоже. Так и отбирает.
— Чего же он подглядывает? — не понял Зверев. — Государь ведь!
— Дык, не париться же ему каженный день с утра до вечера? — хмыкнул боярин. — Тут кто угодно сомлеет. А может, и стесняется. Шестнадцать лет ведь всего, малец... Ой, прости, боярин Андрей.
— Ничего. Возраст — он ведь не годами, а битвами измеряется. Я год назад тоже сам себя стеснялся и в руку свою не верил. А потрепали маленько — и повзрослел.
— Тоже верно, — согласился Глеб Пашохин. — Ничего, достанет сражений и на долю великого князя нашего. Пойду, девицам скажу, чтобы в неясности не мучились.
— Может, все же на постоялом дворе остановимся, отец? — проводил его взглядом Зверев. — Зачем толкаться?
— Кошкин обидится. И правильно сделает. Лучшие в тесноте, да с друзьями, чем в роскоши, но одному.
— Пожар будет, — понизил голос Андрей. — Сгорит ведь все. Людей жалко. Да и коней тоже.
— Ах, вот оно что... — посерьезнел Лисьин. — Однако все едино с Ваней Кошкиным встретиться, поговорить нужно. Его тоже предупредить. А там решим.
Боярин Кошкин ворвался к ним в парилку, когда они смывали с себя пыль и пот после долгого пути, влетел прямо в шубе и в сапогах. Порывисто обнял одного-другого:
— Как хорошо, что вы приехали! Как вовремя! Государь опять про тебя спрашивал. Торжество, ведаю, готовится великое. Так он на торжество тебя велел не звать, а вот на пиру хотел увидеть. Как удачно, что вы ныне прискакали!
— Предчувствие у моего сына появилось, Иван.
— Это хорошее предчувствие...
— Нехорошее, боярин, — перебил его Андрей. — Такое же, как в прошлый раз.
— В прошлый раз? А что было в про... А-а-а... Иван Кошкин вспомнил, и выражение его лица сразу переменилось. — И-и-и... Кто? Когда?
— Кто, не знаю, но думаю, что опять Шуйские мутят, — стер с лица капли воды Зверев. — Случится это после пожара. На Глинских они толпу натравят, а заодно и государя захотят извести.
— Пожара? Какого пожара?
— В Москве пожар будет страшный. Выгорит, почитай, вся. Люди погибнут. Вот после него заваруха и начнется.
— С тобой, друг мой, говорить боязно, — передернул плечами Кошкин. — Чем дальше, тем жутче. Токмо пожара нам не хватает. Когда, мыслишь, он случится?
— По датам не знаю, но до того незадолго великий князь повенчаться должен.
— От как! А он покамест и невесты-то не выбрал.
— Но ведь выбирает, — напомнил Андрей.
— Да, — согласился боярин Кошкин. Поднялся, закинув длинные рукава за спину. — Ну пока опасаться нечего, не так уж и скоро полыхнет. Нет пока вестей о венчании... А кого он выберет, не знаешь?
— С виду пригожая. Но по имени кто такая, не знаю.
— Жаль, — огладил бороду хозяин дома. — Ну вы располагайтесь, други. Отдыхайте, приоденьтесь побогаче. Третьего дня на пиру вас ждать будут. Я государю про вас ныне же донесу. Пусть порадуется. А что до пожара... Даже и не знаю, как быть-то. В набат не ударишь, нет пока огня-то. Упредить люд московский — так либо в колдовстве обвинят, либо в поджоге. Как скажешь про такое? Откуда, понятно, знать возможно?
— Ты хоть свое-то добро потихоньку в имение вывези, — посоветовал Василий Ярославович. — И нашим, братчине, посоветуй. А больше чего сделать-то, и не ведаю.
— Ох, крест мой тяжкий, — осенил себя знамением боярин Ивам. — Что смогу, содею. А вы отдыхайте.
Поутру во дворе стало чуть свободнее — из двух десятков походных домов четыре исчезли. Видать, кому-то Иван Васильевич отворот дал решительный, без сомнений. Бояре Лисьины, обнаружив, что на дворе нет ни их коней, ни холопов, отправились на торг пешими и после долгих поисков купили Андрею темно-коричневый кафтан с высоким воротником, с отделкой из рыси и золотыми шнурами поперек всей груди, от плеча до плеча. Себе Василий Ярославович выбрал голубой зипун, отделанный каракулем и прошитый по швам ярко-алым шелковым шнуром. Выглядели они теперь как Иваны-царевичи на палехских шкатулках. Непонятно было только, ради чего все эти приготовления приходится совершать.
Обычный по вечерам пир после общей братчины на этот раз особого веселья среди друзей не вызвал. Все были в думах тяжких, в хлопотах. Кто занимался делами государевыми, кто беспокоился о своих девах, привезенных к великому князю на смотрины. Так уж сложилось, что в эти дни друзья оказались не заодно все вместе, а соперниками. Един на Руси государь, и супруга у него может быть только одна. Посему на дворе боярина Кошкина стало меньше еще на три палатки.
Перекусив и выпив пару ковшей пива, Зверев покинул эту грустную компанию и отправился к себе, на боковую. Чего еще делать, коли пить неохота, бердышом помахать негде, а телевизора с компьютером еще не изобрели? Варенька, Трощенка старого дочка, осталась далеко на закате, километрах в семистах, если не более. Веснушчатая Людмила, княгиня Шаховская, была еще дальше: за высокими заборами, за крепкими стенами, за булатными засовами. Не достать. Да и не знакомы они даже, чтобы о ней задумываться.
Но не думать не получалось. Ведь приехали они, считай, к самому ее дому. Ее образ вставал перед глазами, едва Андрей смыкал веки, и никакой логике это видение не поддавалось. Оставалось лишь пойти на поводу фантазий, окутать девушку облаком и войти в него, стараясь не торопиться и не попадаться раньше времени Людмиле на глаза.
В этот раз он оказался в мире мрачном, черно-коричневом, словно в фильме о фашистской Германии. Правда, декорации были совсем из другой эпохи: частоколы, частоколы, частоколы. Дома, дома, дома. Окна узкие, двери запертые, ворот и вовсе в заборах не имелось. И что странно — никого вокруг. Ни единой живой души! Ни собаки не лают, ни куры не кудахчут, ни коровы не мычат, ни люди по делам своим не торопятся. Хотя по количеству крыш, торчащих во все стороны, насколько глаз хватало, это был город. Людей вокруг должно слоняться, как букашек в муравейнике.
Земля дрогнула. Раз, другой, третий. По городу поползла огромная черная тень. Андрей поднял голову и присвистнул от изумления: кроша дома, амбары и частоколы, в его сторону, вглядываясь в землю и напряженно порыкивая, двигался мавр размером с четырнадцатиэтажный дом, совершенно голый и — что интересно — бесполый. Раскосые глаза, широко растопыренные ноздри, пышные усы. Подбородок голый, бритый, как в рекламе многоразовых станков.
— Не бывать тебе, мужик, в раю, — пробормотал Андрей. — Апостол Петр в воротах за бабу примет. А баб с твоим именем у него в списках наверняка не числится.
Гигант влажно гукнул, словно срыгнул, наклонился, махнул рукой, словно ловя кого-то на земле. Но не поймал — выпрямился и пошагал к Звереву. Боярин на всякий случай проверил, есть ли бердыш за спиной. Бердыш был, а вот кольчугу и шишак он вообразить забыл. Хотя какая польза от кольчуги, если на тебя наступит даже всего лишь пятиэтажка?
В конце улицы показалась девушка в разорванном платье. Она металась, стучалась в запертые двери, кричала возле частоколов, бежала дальше, спотыкаясь и вытирая на ходу слезы бессилия. Чернокожий монстр явно гнался за ней, время от времени наклоняясь и пытаясь сцапать в громадную пятерню. Разумеется, несчастной жертвой была Людмила.
— Что, малышка, кошмары? — поинтересовался Андрей, когда княгиня оказалась рядом.
Шаховская ойкнула, прижалась к очередной запертой двери, попыталась влезть в узкое окно, но, разумеется, не смогла. Такие фокусы в ночных кошмарах не проходят.
— Эй, дылда! — Боярин перекинул бердыш из-за спины в руку. — Эй, ты мною перекусить не хочешь?
Мавр выпятил губы, что-то буркнул на языке злобных монстров и потянул к Звереву ладонь.
— Ага, счас. Разбежался, — презрительно хмыкнул Андрей и, когда вокруг него начал сжиматься кулак, резко крутанулся, выставив широкое лезвие перед собой.
Кожа великана поползла, как гнилая тряпка, из-под нее обильно засочилась зеленая кровь. Мавр взвыл от боли, выпрямился, вскинул руку к глазам и злобно зарычал. Он сжал кулак, глянул вниз, намереваясь прихлопнуть колючую букашку — но молодой боярин за это время успел пробежать пятнадцать метров до ноги врага и, крутанувшись, со всего размаха рубанул его по ахиллесову сухожилию. Великан, внезапно лишившись опоры, разразился козлиным блеянием, взмахнул руками и опрокинулся на спину, заставив землю содрогнуться так, что Зверев и переставшая плакать княгиня подпрыгнули.
— И чего же ты такой длинный? — покачал головой Зверев. — До горла теперь полверсты бежать.
Он потрусил в сторону головы бесполого монстра — но тот, издавая звуки, сильно похожие на банальный мат, заворочался, перевернулся на живот и встал на четвереньки. Андрей свернул к руке, подпрыгнул и рубанул туда, где у бледнолицых обычно пульсирует синяя жилка. Но на этот раз кровь не потекла. Наоборот, от места раны вверх побежали мелкие трещинки. Почуяв неладное, Зверев кинулся в сторону, и очень вовремя: порождение кошмара внезапно превратилось в глиняного болвана, который тут же обрушился на землю многотонной массой черепков.
— Фу-уф, — облегченно опустил оружие боярин. — Кажется, управились. А вы, леди, в следующий раз пугайтесь, пожалуйста, кого-нибудь попроще.
— Ты спас меня, витязь! — радостно запрыгала юная княгиня, платье на которой волшебным образом восстановилось. — Ты мой избавитель! — Она присела и склонила голову: — Чем я могу тебя вознаградить?
— Ну что ты, Людмила, — закинул Андрей бердыш за спину. — Ведь это всего лишь сон.
— Если сон, то тогда здесь можно все!
Она взяла молодого человека за руки, привлекла к себе, перехватила обеими ладошками за затылок и поцеловала со страстью, какая бывает только при первом любовном поцелуе. Даже во сне это было чертовски приятно, и Андрей одним усилием воли снес мрачный город вокруг, превратив его в поросший чудесными цветами остров посреди голубого океана с белыми пенными волнами. Но девушка засмеялась, закружилась, вспорхнула к облакам — и ему пришлось взметнуться за ней, подобно соколу над легкокрылой голубкой. И тут вокруг зазвонили колокола.
Небо исчезло, они стояли на земле — правда, взявшись за руки.
— Что-то случилось, — закрутила головой Людмила. — Придется просыпаться...
И она исчезла. Зверев заворочался, открыл глаза. Да, действительно, веселый перезвон колоколов лился со всех сторон, проникая сквозь окна и стены, через потолок и, казалось, звучал даже из-под пола. Он был везде.
— Как они тут живут-то? — спихнув одеяло, поднялся Андрей. — Захочет человек поспать в выходной день — и то из постели вытряхнут. А если бы я занят был до полуночи?
Одевшись, он выбрался на двор, к колодцу. Здесь царили суета, шум, спешка. Бояре из братчины, разодетые, точно на сватовство, торопили холопов, чтобы те седлали и выводили коней, сами же спешно поднимались в седла и выезжали на улицу, дабы не мешать друзьям в общей давке. Большинство были в одинаковых красных кафтанах — а значит, собирались на государеву службу.
— Вот леший! — Зверев хлопнул по плечу одного из витязей: — Утро доброе, боярин Павел. Иван Кошкин где?
— В доме еще. Но ты его не ищи. Тебе, боярин Андрей, с нами нельзя, не велено. Тебя опосля, к полудню в Кремле ждать будут.
Изрядно удивленный, Зверев отпустил Павла Русина, отошел к колодцу, кинул бадейку в темную глубину, достал, ополоснул лицо, помыл руки и отправился в трапезную. Здесь уже завтракал Василий Ярославович.
— Утро доброе, отец, — опустился на скамью рядом Андрей.
— И тебе того же желаю, сынок. Слыхал новость? Тебя на торжество брать не хотят, однако же велели к полудню в Кремль явиться. У Фроловской башни[30 - Спасская башня называлась Фроловской до 1658 года, пока над въездом не была размещена икона Спаса Нерукотворного.] тебя постельничий великокняжеский дожидаться будет. Он, куда надобно, и проведет.
— Уже порадовали, — кивнул Зверев, подтягивая к себе блюдо с заячьими почками, нанизанными на деревянные палочки. — Да толком ничего не объяснили. Чего там затевается?
— И мне не говорят. Но, мыслю, кабы беда какая случилась, Кошкин бы упредил, пропадать не попустил. Через него ныне половина дел государевых проходит, а о прочих он хоть краем уха, да слыхивал. Посему опасаться нам, пожалуй, нечего. Я тоже с тобой идти решил, общей братчиной не поехал. Одному, мыслю, тоскливо оставаться.
— Спасибо, отец.
Перекусив, они нарядились в новенькие красивые одежи и, никуда не торопясь, двинулись со двора. Лошади, отправленные хозяином к кому-то из друзей, так и пребывали неведомо где, а потому пришлось идти пешком. Впрочем, времени для пути хватало, даже с избытком, и к Кремлю они явились, по жалуй, даже раньше, чем требовалось. Однако их уже ждал боярин в шитом золотом и подбитом норкой кафтане. Как сразу отметил Зверев — без стражи. Уже спокойнее.
Постельничий вежливо поклонился, повел гостей в Кремль, по чисто выметенным дубовым плашкам препроводил к Благовещенскому собору и дальше, к подворью великого князя. Но не к парадному крыльцу, а к нижним дверям — тоже, впрочем, богато украшенным позолотой и деревянной резьбой.
Если бы они попали на кухню — Андрей бы точно обиделся, да и Василий Ярославович такого бы не потерпел, но здесь тянулись обширные горницы с лавками, столами, расписными стенами. Возможно, тут отдыхала дворцовая стража — хотя ручаться за это Зверев, разумеется, не мог. Коридор закончился винтовой лестницей, по которой они поднялись на второй этаж. Там гости миновали еще несколько горниц с расписными стенами, скупо заставленные скамьями, тяжелыми шкафами из красного дерева, пюпитрами, креслами. В одной из комнат стояли сразу три обитые бархатом софы и огромный, с полметра, орел с изумрудными глазами, обсидиановым клювом и телом, покрытым золотыми и серебряными чешуйками.
Наконец они добрались до комнаты, перед которой стояла стража: двое бояр в красных с желтыми шнурами кафтанах — но не из членов братчины.
— Здесь обождите, гости дорогие, — попросил постельничий и вошел в комнату.
Томиться Лисьиным пришлось долго, больше получаса. Наконец двери распахнулись, постельничий отступил в сторону, поклонился:
— Государь ждет тебя, боярин Андрей Лисьин.
Молодой человек передернул плечами, шагнул за порог — и тут же понял, что находится в той же зале, в какой принимали послов. Просто на этот раз его запустили через другую дверь. Здесь опять была изрядная толпа, которая затихла, едва увидев нового гостя, расступилась, пропуская его вперед. Зверев остановился перед троном, на котором с суровым выражением лица восседал шестнадцатилетний московский правитель в полном парадном облачении: в расшитой серебром шубе, в усыпанном самоцветами оплечье, со скипетром и державой в руках. Нутром Андрей почуял неладное. Однако что — понять никак не мог, а долго стоять столбом было невозможно. Посему он поклонился и произнес уже привычные слова:
— Приветствую тебя, русский царь Иван Васильевич.
— Вот что я тебе скажу, — вскинул подбородок мальчишка и неожиданно закончил: — И ты здрав будь, боярин Андрей!
Толпа вокруг колыхнулась, засмеялась, зашумела. Смысл же шутки Зверев понял только через пару минут, когда вышедший из-за трона думский боярин громко охнул посохом об пол:
— Великий князь и царь всея Руси Иоанн Васильевич всех честных людей на пир в Белые палаты приглашает!
«Японская ты сила, — хлопнул себя по лбу Андрей. — Так великий князь сегодня на царствие венчался! А я-то думал — что такое... Неужели это все из-за меня?»
В мире, где из светских развлечений существовали только кукольные базарные балаганчики, церковные службы да скоморохи с медведями, со скуки могли и не такое представление устроить ради того, чтобы человека разыграть. Хотя, наверное, стать царем Иван решил все же из государственных интересов. Но не удержался и от того, чтобы над знакомым, уже не раз царем его обзывавшим, пошутить.
Белые палаты находились на первом этаже, в левой его стороне. Размерами они превышали обычный школьный спортзал раза в полтора, обширную крышу поддерживали два ряда столбов, выстроенных ближе к середине, а все прочее пространство занимали поставленные параллельно друг другу столы. Возле них тут же возникло несколько ссор среди родовитых князей — кому, где сидеть надлежит. Бояре, наверное, тоже ссорились — но их места находились так далеко от трона, что этого не было слышно.
— Постой, Андрей Васильевич, — подманил к себе Зверева государь.
Молодой человек остановился, дожидаясь, пока правитель усядется за отдельным столом, размером этак метров три на пять и сплошь уставленным угощениями. Иван Четвертый тем временем указал двум пристальным боярам налить в один кубок вина, во второй — другой напиток, после чего первую емкость поднесли Звереву.
— Доброе слово хочу сказать тебе, боярин, — снял с пальца перстень государь, поднес его к глазам. — Похвалить хочу за то, что мысли свои имеешь и в глаза их высказывать не боишься. Древние книги учат нас, что един человек, сколь велик бы он ни был, всего умишком своим охватить не способен. Посему каждому правителю надлежит себе советников мудрых искать, коим он довериться сможет в делах больших и малых, в решениях, которые сам найти не сподобился. И ты, боярин, тому для меня примером стал. Одним словом, из принцев в императоры, соразмерно величию Руси, поднял. Возьми в подарок от меня, в память о дне сем великом.
Иван протянул перстень. Зверев принял подарок, поклонился — хотя руку целовать не стал, — потом повернулся к залу, вскинул кубок и во весь голос провозгласил:
— Долгие лета государю нашему, царю всея Руси Ивану Васильевичу!
— Долгие лета, долгие лета! — отозвались эхом Белые палаты, после чего наполнились бульканьем и чавканьем.
Андрей тоже осушил кубок до дна, перевернул, показывая, что не оставил ни капли, повернулся к царю:
— Правь долго, государь. В тебе надежда моя и всей остальной Руси. Дай Бог тебе здоровья и мудрости.
— Спасибо на добром слове, боярин. Может, у тебя просьбы какие ко мне есть, жалобы?
— Есть просьба...
— Говори, боярин, — вскинул подбородок государь всея Руси, — и ты можешь быть уверен в моей справедливости!
— Попробовать хочу, что ты там такое вкусное пьешь?
— Ты в этом уверен, боярин?
— Еще как, государь, — чуть улыбнулся Зверев, которому, в общем-то, от великого князя ничего нужно не было. Кроме того, чтобы тот усидел на троне и сохранил временную канву, что приведет к появлению в будущем процветающей России и его самого — Андрея Зверева, ученика девятого класса средней школы.
— Налейте, — милостиво кивнул правитель.
Прислуживавший царю боярин обогнул стол, наполнил кубок из царского золотого кувшина. Искоса поглядывая на Зверева, Иван притянул к себе блюдо с крупными, отборными кусками запеченного мяса, обильно политого густым соусом, ножом отодвинул один от общей кучи, наколол острием клинка:
— Вот, бери, закусывай. Вячеслав Фролович, подайте опричную убоину боярину.
— Благодарствую. За тебя, великий царь... — Андрей опрокинул в рот угощение и поперхнулся от неожиданности: это был обыкновенный, сладкий с легкой кислинкой, яблочный компот![31 - Согласно наставлениям иностранным послам, отправляемым в Москву, Иван Грозный вообще не употреблял алкоголя и не переносил пьяных. Он даже ввел в Москве «сухой закон», и выпить можно было за пределами столицы — в Наливках.]
— Зело крепкий, боярин? — с трудом сдерживая смех, поинтересовался Иван.
— Благодарствую, государь, — прокашлявшись, Андрей торопливо откусил край хлебного куска. — В самый раз.
— Мне для добрых слуг ничего не жалко. Ну коли иных просьб у тебя нет, то ступай, пируй со всеми. Здравицы за Русь возглашай. Славный день сегодня на Руси, русский царь на царствие венчался!
С кубком в одной руке и «бутербродом» в другой Зверев пошел по залу, выглядывая отца. Боярин Лисьин обнаружился у самого дальнего стола, у стены.
Увы, рассаживались гости согласно старшинству. Чем знатнее человек — тем ближе к государю его место. Этого порядка не могло изменить даже то, что именно Лисьиных царь выделил из множества гостей, именно Андрея одарил своей милостью, угостил из рук. Опричный кусок — награда, сравнимая разве с медалью. Ибо угощение на столах — для всех. Убоина же с опричного блюда — знак личного уважения, это угощение гостя из рук в руки, признание того, что человек особенно дорог хозяину праздника. Правитель мог дать опричное угощение простому боярину и не дать родовитому князю. Но он никак не мог посадить этого боярина среди знатных князей.
— Как там в поговорке? — спросил Василия Ярославовича Зверев, усаживаясь рядом. — «Великий князь может наградить поместьем, но не может — родителями».
Андрей в несколько глотков допил компот из кубка, стукнул им по столу, выдернул маленький нож, вонзил его на всю длину в царское угощение и принялся обкусывать мясо.
— Ничего, сынок, — плеснул ему вина боярин Лисьин. — Зато твои дети будут урожденными князьями Сакульскими. И место им будет во-он там, во главе самого первого стола. Дай только срок.
После появления на московском троне царя вместо великого князя столица гудела три дня. На улицу выкатывались бочки с пивом и дешевым немецким вином, во многих дворах накрывали столы и допускали к ним всех желающих, а то и выносили угощение на улицу — и тут случайного прохожего уже вовсе не пропускали, покуда не выпьет корца пива и не съест пары пряженцев. Колокола на всех соборах звенели круглые сутки. По улицам ходили наряды слободского ополчения, подбирали с земли упившихся до бесчувствия людей и заносили их в ближайшие дома — чтобы не замерзли. На всех перекрестках, где не было церквей, плясали и пели скоморохи, играли гусляры, давали представление ручные медведи. На четвертый и пятый день жизни в столице тоже, почитай, не было. Город потихоньку приходил в себя. Лишь к шестому дню все наконец-то вернулось в привычное русло. Лавки — торговали, слободские ремесленники — работали, ворота дворов — закрылись, и оголодавшие юродивые более не могли выпросить там ни крошки хлеба.
Опять протопились бани московского кремля. И день за днем начало уменьшаться число шатров на дворе у Ивана Кошкина. Большинство бояр отъезжали вместе со своими родственницами, а потому в доме стремительно освобождались комнаты, светелки и горницы. Последние пять юрт были убраны просто потому, что невест хозяин перевел под крышу, отведя им правое крыло дома. Наступило некоторое затишье: как обмолвился во время ужина боярин Кошкин, государь отправился молиться Господу о вразумлении в Андроников монастырь. Но дней через пять еще не выбывших из «конкурса» красавиц опять пригласили помыться. Поговаривали, что на сей раз государь подолгу беседовал с каждой из невест — но Зверева при том не было, да и интереса особого к чужим делам у него не имелось.



Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 [ 10 ] 11 12 13 14 15 16
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.